и передовыми специалистами. Настолько передовыми и сильными, что даже я решил их навестить. При этой мысли одёргиваю себя и насильно стираю тщеславную улыбочку со своей физиономии. «Идиот, возомнил о себе, — ругаюсь в свой адрес и всеми силами подавляю паршивенькую мыслишку. Что за самонадеянность? Что за незаслуженные лавры?» — упрекаю сам себя.
«Нет, ничего у меня не получится», — думаю я, когда немного успокаиваюсь и настраиваю себя на более рациональный лад. Ничего хорошего из этого ритуала не выйдет, как бы ни старался, медитация благополучно сорвана. Ловлю себя на том, что отношусь к медитации как к некоему официальному мероприятию, порученному мне коллегами или руководством. По сути, так и есть — под руководством тут можно понимать Патрика, ведь он возлагает на меня определённые надежды. Путь духовного наставника нельзя считать успешным, если подопечные духовно не совершенствуются. Моё безответственное поведение и несерьёзное отношение к возложенной на меня миссии — это подножка Патрику, попустительство с моей стороны. Но тут же понимаю, что говорю «его делу», а не «нашему делу», и это весьма объективно демонстрирует моё отношение к этому делу. К своему удивлению обнаруживаю, что снова улыбаюсь. Причина веселья не до конца понятна. Прислушавшись к ощущениям, понимаю, что в этой улыбке содержится моё отношение к предпринятой медитации. Да, так оно и есть, я улыбаюсь, думая о том, чем занимаюсь в данный момент. Похоже, делать тут больше нечего, встаю с камня, на прощание машу рукой громадному Солнцу. После чего не спеша разворачиваюсь в обратную сторону, включаюсь в переговоры с оператором, который следит за моим выходом на поверхность планеты. Медленно, вяло передвигая ногами, направляюсь к шлюзу и заявляю оператору о намерении зайти внутрь.
Уже через полчаса я сижу в переходном блоке, где медицинские сканеры и датчики диагностируют меня и моё состояние — стандартная процедура после экстремальной прогулки. Скафандра на мне уже нет, разминаю конечности и растираю затёкшие от напряжения мышцы. Возникает желание кому-нибудь позвонить. Как обычно, прежде всего хочется пообщаться с Дейдрой. В тысячный раз борюсь с этим желанием, причём с самого начала отдаю себе отчёт в том, что всё равно звонить не буду. Это что-то вроде привычки — навязчивой и глупой. Привычка найти в списке имя Дейдры, с полминуты поглядеть на её фотографию, а потом закрыть. И этот раз — не исключение. После Дейдры нахожу бюро пропавших животных и нажимаю на вызов. На экране появляется робот-телефонистка, которая приветствует меня и даже называет уважаемым абонентом. Она говорит, что я набрал земной номер, и из-за задержки распространения радиосигнала, прямо сейчас поговорить с вызываемым абонентом не получится. Взамен телефонистка предлагает отправить видеосообщение и дожидаться, когда на него ответят. Что я и делаю, а после возвращаюсь к страничке Дейдры. Между Землёй и Меркурием расстояние в несколько световых минут — пять, а иногда десять и даже больше: зависит от положения планет. Может быть, отправить ей сообщение? Не видя её глаз, мог бы сказать что-то вразумительное. «Наверное, не терялся бы так, как обычно, когда общались в реальном времени», — думаю я, мучительно и долго, но как всегда ничего не предпринимаю. А мне уже приходит ответ из бюро бездомных животных. Сегодня дежурит не Мартин, а другой сотрудник — женщина средних лет. Как-то пару раз уже нарывался на неё, но имени так и не запомнил. Зато я помню, что общительностью она не отличается, скорее строгая и излишне официальная, нежели я мог бы говорить, что она мне по душе. Кажется, она меня тоже помнит, отвечает сухо или даже неприветливо. Нет, Гарольд, не нашёлся. Нет, никакое животное, похожее на моего пса, за последнее время замечено не было. Разумеется, мои контакты в бюро известны, они доступны в базе данных, и если Гарольд найдётся, либо в бюро доставят животное со схожими приметами, сотрудники бюро свяжутся со мной. Женщина в синей блузке благодарит меня за моё обращение и прощается. Я некоторое время сижу неподвижно и сжимаю в руке видеофон. Потом опять отыскиваю в списке страничку Дейдры и принимаюсь рассматривать её улыбающееся лицо. Но тут видеофон сообщает о входящем вызове, и это нисколько не радует. Видеосообщение от Патрика. Я тяжело вздыхаю и нажимаю на воспроизведение.
Глава 10. Академическая интермедия
Семинар получается занимательным, но вряд ли полезным для меня. Тема далека от сферы моих профессиональных интересов и лежит на стыке дисциплин. Междисциплинарная тема, маргинальная. В другой ситуации даже, может быть, назвал бы тему околонаучной, но в этих стенах, разумеется, не рискну произносить столь громкие заявления, дабы не обидеть уважаемых меркурианских коллег. Совсем по-хамски это выглядело бы с моей стороны, однако всю дорогу смущают кое-какие вещи, которые имеют тут место. Начнём с того, что чуть ли не половина присутствующих в зале людей — биологи. Казалось бы, чего им делать в астрономическом институте? Второй момент заключается в том, что обсуждают проблемы, напрямую с астрономией не соприкасающиеся. По крайней мере, я считаю, что не относятся эти вопросы к сфере астрономии. Спорить, конечно, не собираюсь, однако нахожусь в замешательстве. Сидя за большим круглым столом, я держу в руках браслет — тот самый, который Стелла забыла в поезде. Рассматриваю его и думаю о том, что происходящее, как и многое из того, с чем сталкивается современный учёный, — это неизбежность. Философия, конечно, зато правда: чем дальше вперёд уходит научный и технический прогресс, тем больше знаний, опыта и методологических инструментов он требует. Тем глубже одна дисциплина проникает в другую, тем плотнее они соприкасаются, и тем больше междисциплинарных, смежных друг с другом наук мы получаем. Оно и понятно, логично, и, вероятно, даже обоснованно и полезно. Только вот не всегда понятно. Я рассматриваю близнецовский браслет и стараюсь вникнуть в мысль, которую излагает докладчик.
Он рассказывает о ноовеществе и астробиофизике. Ноовещество — сравнительно недавно открытый вид материи, по некоторым характеристикам напоминает фундаментальные поля, я где-то читал об этом. Концепция ноовещества во многом продвинула астробиофизику как науку, если не сказать больше — вокруг этой концепции астробиофизика и зародилась. Я почти не ошибусь, если скажу, что если бы не было ноовещества, то астробиофизики бы тоже не было. В названии дисциплины, кстати, отражены основные компоненты, которые её составляют. Хотя я бы прибавил в название ещё несколько гремучих корней: из слов «философия», «социология» и названий подобных им гуманитарных дисциплин. Но тем не менее, дисциплина называется астробиофизикой, и это общеизвестный факт.