На теле Королевы-Малютки было родимое пятно удивительной формы: настоящая красная вишенка, блестящая, с золотистым отливом, словно эта ягодка долго зрела на солнышке.
Оно возникло в результате странной и загадочной работы, которую проделывают вместе природа и материнский организм. У женщины, ожидающей ребенка, часто бывают противоречивые, иногда совершенно неосуществимые желания, и появившееся на свет дитя нередко несет на себе отпечаток неудовлетворенного каприза матери. Таким образом, потомство мадам Канады могло бы, к примеру, обладать родимыми пятнами, напоминающими растекшиеся лужицы ее знаменитого кофе или доброго винца и покрывающими синевой пол-лица. Подобные явления безобразны.
Но когда вместо диких фантазий, рожденных нищетой, молодых женщин увлекают мечты о том, к чему стремятся счастливые матери – к цветам, например, – все получается совсем по-другому.
Дюма-сын, написавший прекрасную книгу «Дама с камелиями», вполне мог бы найти в благородном жилище Сен-Жерменского предместья название для другой книги: оно было бы столь же изысканным, но гораздо более целомудренным.
«Дама с розами» не прячет великолепных волос, как некоторые маркизы: свои густые черные кудри она распускает по плечам. Разумеется, только рука супруга или дуновение ветерка имеют право приподнять эту роскошную завесу и явить миру две бледные розы, которые страстное желание ее матери запечатлело божественной пастелью на нежнейшей шейке этой прелестнейшей из женщин.
Напомню, что в народе такие пятна именуются «родиминками» и по каждому из них судят о том, что хотелось будущей матери.
А Лили, дикарке Лили, ужасно хотелось вишен.
В те времена, когда красавчик-студент Жюстен был без ума от Лили и ее крошки, он долгими часами играл с малюткой, лежавшей в колыбели, и, находя вишенку, радовался, как дитя.
Однако вишенка никак не могла получиться на портрете. Случай поместил ее на то место, которое бывает чаще всего скрыто под одеждой: справа, между плечом и грудью, ближе к подмышке.
Прежде, чем надеть на девочку рубашку, белизной своей соперничающую со снегом, Лили с тяжким вздохом поцеловала вишенку.
– Ты всегда говоришь, что папа любит нас, – продолжала Жюстина. – Тогда зачем ему портрет, чтобы приехать к нам?
– Он не может делать то, что ему хочется, – отвечала Лили. – Давай сюда ножки.
Ножки скользнули в панталончики с оборками, ниспадавшими на белые чулочки в голубую полосочку. Затем пришла очередь начищенных до блеска ботиночек.
– Так, значит, наш папа несчастен? – снова спросила девочка.
– Да, потому что он далеко от тебя… – вздохнула Лили. – А теперь корсет!
Корсет Лили изготовила своими руками, высчитав каждый сантиметр, чтобы ненароком не сдавить хрупкую и нежную талию ребенка; косынку на шею и воротничок тоже вышивала сама Лили.
– Бедного папочку надо любить, крепко любить! – воскликнула женщина.
– Но не так, как тебя, мамочка? – вопросительно взглянула на нее дочь.
– Нет, так же, как меня… – убежденно ответила Лили. – Дай мне ручки.
И бедная Глорьетта подумала:
«Господи, если бы он только ее видел!»
Верно, стоило только взглянуть на этого очаровательнейшего ребенка, как самый равнодушный отец немедленно вернулся бы домой.
А ведь Жюстен был таким добрым и любящим папочкой!
Платьице застегивалось на крючки: оно было сшито из простой, но со вкусом выбранной ткани. Под него надевалась пышная нижняя юбочка с турнюром! Ах, а мы чуть не забыли о ней! Завершали туалет маленькое пальто, расширявшееся внизу наподобие испанского плаща, и элегантная шапочка, из-под которой струились золотистые волосы.
На миг Глорьетта замерла от восторга. Никогда еще Королева-Малютка не была так хороша.
И хотя в комнате не было зеркала, девчушка понимала, сколь мила она в своем сегодняшнем наряде. Жюстина горделиво выпрямилась: в ее душе уже зародилось неосознанное стремление выглядеть взрослее и привлекательнее.
Но на постельке все еще лежала сирень молочницы. Колебания были недолгими. Королева-Малютка, не в силах устоять перед естественным для ее возраста желанием пошалить, не смогла больше сдерживаться и, плюхнулась на кроватку, с радостным смехом покатилась по цветам.
В этот момент с улицы донесся дребезжащий звон колокольчика.
– Матушка Нобле! – воскликнула Лили. – Мы опаздываем!
В комнатке на стене висели часы, у Лили также имелись часики, но история с опозданиями была вечной.
Лили бросилась к окну и увидела, как по площади Мазас шествовала почтенная матрона в широкополой соломенной шляпе табачного цвета, ведя за собой стайку пестро одетых детишек.
Это была мадам Нобле, прозванная Прогулочницей, а также Пастушкой.
На ходу она размахивала колокольчиком, таким, какие крестьяне вешают обычно на шеи овечек; заслышав знакомые звуки, матери выбегали из домов и сдавали на попечение Прогулочницы своих чад.
– Подождите меня, матушка Нобле, – закричала Лили в окно, – мы уже спускаемся.
Приподняв свою большую шляпу, Пастушка посмотрела на молодую женщину и ласково закивала головой.
– Не торопитесь, мадам Лили, – ответила она, – малыши немного поиграют перед домом.
Стайка ребятишек тут же устремилась к ничем не огороженной строительной площадке, где были свалены разные материалы и уныло пылилось несколько чахлых деревьев, обреченных на гибель под плотницким топором. Дети весело шумели, смеялись и скандировали: «Сейчас к нам придет Королева-Малютка!»
Пастушка торжественно выступала следом за своими питомцами, не переставая вязать шерстяной чулок.
Из-под своей синей вуали, прикрепленной к чепцу, необычайно похожему на монашеский, Саладен внимательно наблюдал за этой сценой. Все складывалось как нельзя лучше, о такой удаче он не смел и мечтать. Пастушка походила на мумию с широкополым абажуром на голове; вокруг Прогулочницы резвилось множество детей. Чуть-чуть ловкости, и…
– Скоро вы убедитесь, что я не только шпаги глотать умею! – пригрозил невидимым оппонентам Саладен. – Если бы я знал, куда девать такой товар, я бы утащил половину этих глупых птенцов, рассовав их по карманам.
Не упускайте ни одного слова, произнесенного Саладеном: со временем этот юнец станет весьма важной птицей. В хилом теле подростка скрывался великий и изобретательный ум, воистину явившийся для Саладена подарком судьбы. В провинции он совершал кражи по-американски. Ограбление по-американски требует недюжинного ума, дерзкого и практичного одновременно. Не всем же сидеть на бульваре в меняльной лавочке.
Даже в слишком рано – на наш взгляд – проснувшемся таланте юного Саладена – мы говорим о его феноменальных способностях шпагоглотателя – можно было усмотреть определенные предпосылки к тому, что со временем сей юноша превратится в личность безусловно незаурядную. Не знаю, согласятся ли со мной читатели, но лично для меня в работе пожирателя железа есть что-то рыцарственное. Вряд ли меня можно упрекнуть в неуважении к армии, являющей собой доблесть и славу Франции. Но фантазия – это женщина, да вдобавок взбалмошная, и я иногда позволяю ей убаюкать себя пацифистской песенкой о том, как в один прекрасный день какой-нибудь Саладен проглотит все оружие в мире.