Читать интересную книгу Солнце над рекой Сангань - Дин Лин

— Ты такой же круглолицый, как и твой отец, — изрек Вэнь Цай.

— Где ты видел моего старика?

Вэнь Цай указал на портрет, висевший на стене: — Разве это не твой отец? У вас большое сходство в глазах.

Все рассмеялись. Товарищ, сидевший напротив него, даже поперхнулся от смеха.

— О небо, ведь это наш герой труда Лю Юй-хоу, разве ты его не знаешь? А еще жил в Яньани!

Сделав вид, будто ничего не случилось, Вэнь Цай принялся доказывать, что лучший портрет героя труда принадлежит художнику Гу Юаню, а этот на стене, работы неизвестного художника, совсем не похож на оригинал. Когда же присутствующие обратили его внимание на подпись на портрете — «Гу Юань», Вэнь Цай снова переменил разговор и стал рассказывать о том, как широко известен Гу Юань за границей; этого китайского коммуниста-художника, талантливого гравера по дереву, знают даже американцы. Так и осталось невыясненным — знаком ли Вэнь Цай с художником или не знаком. Он любил похвастаться знакомством со знаменитостями, особенно перед теми из своих слушателей, кто не имел случая встречаться с ними.

Но все это теперь осталось позади. За год, проведенный в Яньани, он прочел много партийной литературы, искренне раскаялся в своем недостойном поведении и теперь старался освободиться от дурных привычек, мешавших ему в его серьезной работе. Он от души стремился участвовать в освободительной борьбе народа и учиться у масс, и все же еще не окончательно отделался от страсти постоянно развивать какие-то теории, навязывать другим схваченные на лету и непроверенные знания. Иногда Вэнь Цай понимал, что с таким багажом он не найдет доступа к массам. И тем не менее ему всегда льстило, когда им восхищались люди, менее образованные, чем он.

Вводя его в бригаду по проведению земельной реформы как специалиста по экономике китайской деревни, партийная организация, в которой он состоял, считала, что ему будет полезно закалиться в общении с массами на практической работе. Но в районе, где его совсем не знали, он произвел большое впечатление, и его поставили во главе бригады представителем районного комитета партии, ответственным за проведение земельной реформы в деревне Теплые Воды, насчитывающей более двухсот дворов.

Дело еще только начиналось, а Вэнь Цай уже столкнулся с немалыми трудностями. Но его смущали не столько трудности самой работы, сколько отсутствие у него авторитета в своей бригаде. Он страдал от этого почти физически. Ху Ли-гуна он считал рядовым агитатором, с невысоким культурным уровнем, слишком самоуверенным. А Ян Лян, по его мнению, держался чересчур независимо. В любом вопросе Вэнь Цая заботило прежде всего то, как подчинить себе этих товарищей.

Хотя Ян Лян не имел никакого опыта в работе среди женщин, Вэнь Цай поручил ему созвать членов Женского союза. Сам он решил выступить на собрании крестьян. Он потратил целое утро на подготовку тезисов к своей речи, которая должна была быть насыщена содержанием и заключать четкие политические формулировки, чтобы она могла пригодиться даже для партийной печати.

Старого Дуна он отправил в Лиюй — деревню в трех ли от Теплых Вод. Районный комитет счел излишним посылать туда особую бригаду: товарищи, направленные в Теплые Воды, должны были провести работу и там, А так как в деревне Лиюй жил старший брат Дуна, старик охотно взял на себя это поручение. Таким образом, на собрании крестьян должен был выступить один Вэнь Цай.

После полудня Ян Лян и Ху Ли-гун снова куда-то исчезли. Чжан Юй-минь заглянул было в дом старого Ханя, но делать ему здесь было нечего, он скоро ушел. Оставшись один, Вэнь Цай, разморенный жарой, улегся на кане, повторяя про себя заготовленную речь. Но через мгновенье заснул, продолжая, вероятно, и во сне смаковать свои тезисы.

ГЛАВА XVI

Перед крестьянским собранием

В этот вечер во многих семьях отужинали пораньше, чтобы пройтись по улице, прежде чем собраться в доме Сюй Юу. Все шли веселые, празднично настроенные, громко окликая друг друга.

— Поужинали? — спрашивали одни.

— Как стемнеет — на собрание! — говорили другие.

Во дворе бывшего дома Сюй Юу было пусто, руководители еще не пришли, а возле ворот уже расхаживал ополченец.

— Когда начнется собрание? — беспрестанно спрашивали у него.

— А кто его знает, — терпеливо отвечал ополченец, — Иные еще не поужинали, а кое-кто задержался в поле.

Люди отходили. Кто шел в сад сорвать хулубин, а кто, примостившись у ворот школы, расправлялся с половинкой арбуза, и сок обильно стекал ему на грудь. В одной кучке грызли арбузные семечки, в другой — курили.

Завидев заместителя старосты, собравшиеся громко закричали:

— Почтенный Чжао, когда же откроется собрание? Пусть красноносый У еще раз ударит в гонг да споет что-нибудь!

Чжао Дэ-лу едва минуло тридцать лет, но он был старшим в роду, и все звали его «почтенным». В накинутой на плечи старой белой куртке, с видом очень занятого человека, он улыбался в ответ:

— Гм, подождем еще, вот стемнеет, тогда и начнем.

Как только показывался Чжан Юй-мин, его засыпали вопросами.

— Третий брат! Что же будет сегодня на собрании? А нас пустят?

— Шутки шутишь? Сам ты разве не знаешь, кто имеет право присутствовать на собрании? Если ты бедняк, твое место здесь!

Кругом засмеялись — что он, в котел с соей попал, что не может разобраться: полагается ему присутствовать на собрании или нет?

На шум прибежали было и дети, но, не найдя ничего интересного, ушли к воротам школы. Но и там ничего необычного не было. Оба учителя куда-то ушли, старый сторож, красноносый У, мыл посуду в дверях флигеля. Он стряпал для учителей, и он же гонгом созывал односельчан на собрания. В конце концов дети собрались на площадке перед школой и запели песню, которой их только сегодня научил товарищ Ху Ли-гун: «Эй, пахари, сплотитесь…»

Детскому хору стали вторить старики, прежде молча посматривавшие по сторонам, сидя на корточках под деревом с длинными трубками в зубах.

Появились и женщины. На главную улицу вышла старуха, мать фронтовика, и уселась на камень. Ее не извещали о собрании, но она узнала сама и пришла послушать, о чем будут говорить.

Когда ее сын Гу Чан-шэн ушел в солдаты, деревенские власти, считая ее хозяйство середняцким, выдали ей только два доу зерна. Но она и знать не хотела о том, какое у нее хозяйство — середняцкое или бедняцкое.

— Раз у меня сын в солдатах, деревня должна обо мне заботиться. Обещали два даня, а дали только два доу. Распоряжаются какой-то Чжан Юй-минь, Чжао Дэ-лу! Только собственную корысть соблюдают, а старую вдову, мать фронтовика, оставляют без помощи.

Никто на нее не обращал внимания, и она сидела, надув губы, видимо, готовясь к новой атаке. Мимо нее прошла группа девушек и молодых женщин; они оживленно болтали между собой, грызя фруктовые косточки. Мать Гу Чан-шэна окликнула одну из девушек:

— Хайни, у вас сегодня собрание? Можно и мне послушать, ведь мой сын фронтовик!

— Конечно, можно, если будет собрание. Но я еще не знаю, состоится ли оно. Мы идем к председательнице Женского союза, у нее узнаем.

Ради торжественного дня Хэйни надела платье из фабричной ткани — синее в белых цветах, высоко зачесала волосы. Не задерживаясь возле старухи, она побежала догонять подруг.

Мать Гу Чан-шэна злобно плюнула ему вслед; особенно возмутили ее розовые чулки Хэйни:

— Тьфу, глаза бы не глядели! Все мы были молоды, но вы от этой свободы просто стыд потеряли.

Девушки вышли на западную окраину.

Они были из той группы женской молодежи, которая посещала школу и охотно принимала участие в общественной работе. Хотя бо́льшая часть их принадлежала к довольно зажиточным семьям, тем не менее они интересовались новыми порядками, которые вводили коммунисты.

Узнав, что вечером состоится собрание женщин, они радостно зашумели и тут же во время урока стали договариваться о месте встречи. Но вот уже поужинали, стемнело, а на собрание их все не звали. Девушки, пошумев, решили сами все узнать у Дун Гуй-хуа. Болтая и смеясь, они незаметно дошли до ее ворот. Ни одна из них не решалась войти во двор первой, каждая толкала вперед другую. Наконец, Хэйни крикнула:

— Тетушка Дун!

Не дожидаясь ответа, девушки гурьбой ввалились в комнату. Там сидело семь-восемь женщин, кое-кто с грудными детьми. Они вели оживленный разговор, но при виде новых гостей замолчали, с недоумением оглядывая пришедших.

— В чем дело? — холодно спросила Дун Гуй-хуа, даже не предложив им присесть.

— Тетушка Дун! — уверенно и бойко начала Хэйни. — Мы пришли узнать: будет ли сегодня собрание?

— О каком собрании вы говорите? — спросила Чжоу Юэ-ин, жена пастуха, сверкая своими продолговатыми глазами. — Сегодня собрание бедняков!