— У тебя будут доказательства! Мне надо только вспомнить!
— Что ты можешь вспомнить, лягушонок?
— Я всё это видела! Я уверена, что я это видела! Поэтому меня и столкнули с моста.
Мне даже стало жарко, так я разволновалась. Я откинула край одеяла и села на колени, ветер из раскрытого окна пахнул на меня прохладой. Зарих крепко держал меня за руку, как будто я сейчас улечу, как бумажная бабочка.
— Юлиана могла встретить меня по дороге в монастырь. Она узнала меня и взяла с собой. И я присутствовала при этом. Я не могла догадаться, что происходит, ведь внешне всё осталось по-прежнему, но меня на всякий случай ударили по голове и сбросили в ледяную воду. Я еще жива просто чудом!.. А потом, когда Юлиана приехала в Приют? Я-то думала, что это королева, а она сразу меня узнала! Она смотрела на меня как безумная, не верила, что я осталась жива… теперь понимаешь, почему она меня так любила и оберегала от всего?
— Да, она была добрая девушка…
Сердце вдруг резко сжалось от непереносимой ревности, такой внезапной и такой неуправляемой! Он ее любит! Он ее любит до сих пор! Она прекрасная и незабываемая! А я, противная, рыжая обезьянка, просто случайная нелепость на его пути!
В ушах зазвенело. Я вдруг увидела себя во всей своей наготе и нескладности, мне стало стыдно, я легла и дрожащими руками натянула на себя одеяло. Дура! И вправду возомнила себя принцессой!
Зарих попытался меня обнять, но я лежала как каменная статуя и ничего не могла с собой поделать.
— Что с тобой, лягушонок?
— Скоро утро, — сказала я, — вам пора, ваше высочество.
*********************************************************
*****************************
Король Антуан заболел какой-то странной лихорадкой через три дня. Еще через неделю он скончался. Он правил страной чуть больше месяца.
Королева Юлиана не выказала большой скорби по поводу его смерти, ни единой слезы не скатилось с ее прекрасного и жестокого лица. Впрочем, лицо ее не дрогнуло и тогда, когда войско белогорского короля перешло границу ее северных владений, она жила и правила как перед концом света!
Когда началась война, я перестала видеть Зариха совсем: ему стало не до меня. Иногда, стремительно проходя мимо в толпе озабоченных вельмож, он успевал похлопать меня по плечу, но на том наши свидания и кончались.
Лесли тоже пропал, я нигде не могла его найти и тоскливо слонялась по мокрому серому городу. Лето кончилось, стоял сентябрь.
Иногда мне казалось, что все это был только сон: летняя теплая ночь, карнавал, разукрашенные лодки, трубочист в белом парике… "Хочешь, я буду любить тебя до утра как самую прекрасную принцессу?" "А завтра вы меня разлюбите?" "Разве может кто-нибудь в этом замке поручиться за то, что будет завтра?"
Завтра умер король, и к власти пришел тиманский клан. Все родственники королевы Юлианы заполонили дворец и чувствовали себя здесь как дома. Зарих с трудом переносил такую перемену власти. Принцем он больше не был, и с ним считались только потому, что за его спиной стояли герцоги Тифонский и Тарльский, и вся могучая династия баронов Оорлов.
Потом началась война, к которой Лесовия была совсем не готова, войско собиралось медленно, не хватало ни оружия, ни провианта, а на юге Триморье уже полностью подчинило себе Лемур и наступало на Алонс.
В связи с новыми прядками меня выселили из моей комнаты во флигель для прислуги и предупредили, что если я не намерена работать на кухне, меня вообще выгонят из дворца. Уезжать из дворца я не хотела, поэтому согласилась на всё.
В комнате, где меня поселили, было еще три девушки: Гретта, Симона и Этель. Гретта и Симона тоже работали на кухне, а Этель была горничной у королевы. Она была из нас четверых самая хорошенькая и ухоженная, ее бледное, сонное личико, припудренное и обрамленное в светлые локоны, частенько смотрело на нас, простых кухарок, свысока. Гретта была рослая, румяная хохотушка, а Симона — серьезная и тихая смуглая девушка, под подушкой у нее всегда лежал молитвенник. Я смотрела на них, сидя на своей узкой кровати, слушая, как барабанит дождь в стекло, вдыхая запах отсыревших простыней и подушек, и думала, что жизнь кончена…
Я отвыкла от трудной работы, я успела забыть, что такое работать, не покладая рук! Котлы были тяжелые, ножи тупые, вода ледяная, такая, что немели пальцы, глаза слипались от пота и слезились от дыма… Гретта меня подбадривала и даже помогала перетаскивать тяжелые кастрюли. Я все время вспоминала Лили, и мне хотелось плакать.
Вечером, едва добравшись до своей кровати, я падала на нее и засыпала, не столько от усталости, столько оттого, что мне просто не хотелось бодрствовать в этом мире. А сон — это почти как смерть, только со сновидениями.
— Экая ты дохленькая, — говорила Гретта, — и глаза всё время на мокром месте!
Я отворачивалась к носом к стенке и натягивала на себя одеяло. Оно было колючее и пахло козлом.
— Привыкну…
Как-то утром мы пришли на кухню, разошлись по своим местам и закатали рукава. Мне досталась телячья нога, но я вдруг поняла, что не могу смотреть на мясо. И на рыбу. И вообще на еду! Меня затошнило как-то сразу и навсегда. И без того безрадостный мир стал просто невыносимым. Я тогда села куда-то на ведро у стены, и мысль у меня была только одна: вытошнит меня или нет, и если да, то куда…
Гретта и Симона подошли ко мне почти одновременно.
— Жанет, ты что? Что с тобой?
— Тошнит, — сказала я безразличным тоном.
Набожная Симона ахнула, а Гретта покачала головой.
— Допрыгалась?
— Как здесь пахнет невыносимо, — сказала я, морщась, — как вы это терпите?
— Иди, иди полежи, может, полегче будет.
Я встала как во сне и направилась к дверям. Почему-то всё, абсолютно всё стало безразлично, словно я уже рассталась со своим несчастным телом и наблюдала за ним со стороны.
— Ты куда? — старший повар преградил мне дорогу, я тупо смотрела на его толстое красное лицо.
— Пропустите меня.
— Я спрашиваю, куда это ты направилась?
— К черту! — рявкнула я и отпихнула его с неожиданной для себя силой.
— Я тебя выгоню! — орал он мне вслед.
— Выгоняйте!
В коридоре мне стало немного легче. Я прислонилась к холодной стене и безрадостно размышляла.
У меня будет ребенок. Зарих скоро уезжает и никогда не узнает об этом, потому что эта военная кампания может продлиться несколько лет. У меня больше нет денег. Я не могу работать на кухне. Жить мне негде. Там, в моей бывшей комнате, на дне вазы, которую мне подарила моя добрая королева, лежат несколько монет, мне хватило бы их на первые три месяца…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});