поняла, что это кровь. Кровь её матери.
Мир Урсулы перевернулся, и она уставилась на кровь на кончиках своих пальцев. Означало ли это, что её мама умерла? Женщина, которую она видела в призрачных вспышках в своём сознании, женщина с рыжими волосами, которая владела мечом, как богиня? Холодная печаль окутала её разум, словно тёмный туман, и всё же ни одна слезинка не скатилась с глаз Урсулы. Это была ледяная, пустая скорбь по женщине, которую она не могла вспомнить, которую, должно быть, любила, но не знала.
Она уставилась на жалкую тряпку — последнее, что осталось от её мамы. Это могло быть её единственной связью с родителями. Пустота терзала её грудь, и она опустилась на колени, окунула тряпку в ледяную речную воду и осторожно смыла с неё кровь.
Когда Урсула поднялась и снова посмотрела на берег, она обнаружила, что её ждёт только каменистый берег реки. Мордред и его сыновья исчезли, забрав с собой её вещи.
Глава 7
Дрожа, Урсула поднялась по ступенькам. Она пересекла пустующую набережную, сжимая в пальцах обрывок ткани. Пока она возвращалась на тёмную парковку, тяжёлая печаль давила ей на грудь, как тонна камней. Стоянка совершенно пустовала, и единственным звуком был шелест листьев на ветру.
В мусорном ведре в углу стоянки Урсула выудила пластиковый пакет и засунула туда мокрую блузку. Вода хлюпала у неё между пальцами ног при ходьбе, и она начала всерьёз сожалеть о своём решении вбежать в реку. Она свернула налево в конце тёмной парковки как раз в тот момент, когда над горизонтом прогрохотал гром, и несколько крупных капель дождя упало ей на кожу.
Урсула свернула в парк справа, не совсем уверенная, куда направляется. У неё не было ни бумажника, ни телефона — и, что хуже всего, у неё не имелось оружия. Она оставила свой меч в квартире Кестера, а ручка для сбора душ и кинжал кайкен лежали у неё в рюкзаке. Прямо сейчас у неё не осталось ничего, кроме унылой старой тряпки.
Туман клубился в тёмном парке. Обычно тут можно было бы застать студентов университета за бутылкой мерло, но в этот час, когда шёл дождь, даже пьяницу, писающего в кустах, едва ли встретишь.
Дрожа под дождём, Урсула свернула на дорогу, вдоль которой тянулись кирпичные здания. Так что же она узнала? Возможно, Кестер был в Авалоне, и она понятия не имела, как туда добраться. Она узнала, что пыталась убить своего отца, мужчину, которого совсем не помнила, и что её мать умерла, оставив после себя лишь клочок окровавленной ткани. Дыхание застряло в горле Урсулы.
«Мертва». Это слово прокручивалось у неё в голове, как проклятие.
Урсула иногда задавалась вопросом, как бы сейчас выглядела её мать. Рыжие волосы, возможно, с проседью на висках — более пожилая версия её самой. Даже если у неё никогда не было чёткой картины воссоединения с матерью, в глубине души такая возможность расцветала, как полевой цветок. Существовала сама возможность воссоединения.
Смерть определённо всё изменила, и уверенность в этом давила на грудь, как тонна камней. Урсула никогда не чувствовала себя такой одинокой. Хуже того, знание того, что её мать умерла, и что она пыталась убить своего отца, только подтвердило её гложущие подозрения, что она избавилась от своих воспоминаний, потому что не могла посмотреть правде в глаза. Что, чёрт возьми, произошло на горе Асидейл — где бы она ни находилась? Было ли это как-то связано с драконами, охотившимися на неё?
Мрачные мысли роились в её голове, и Урсула едва понимала, куда идёт. Она вытерла слезу, скатившуюся по щеке. Ей нужно найти, где остановиться на ночь, и она не была уверена, что сможет в такое время заселиться в отель. Если бы ей удалось добраться до телефона… Она поднялась по тёмным ступеням на пешеходный мост, направляясь к северу от реки.
Урсула дрожала, переходя мост. Её брюки промокли и ощущались ледяными. Летние ночи в Лондоне были более прохладными, чем в Нью-Йорке, а она оделась не для холодной погоды. С реки поднимался туман, и прохладный воздух холодил её кожу.
Направляясь обратно к Темзе, Урсула сунула руку в пластиковый пакет и снова взялась за ткань. При свете фонарей на берегу реки она осмотрела лоскут. Это была деталь блузки; на самом деле, просто рукав и рваный кусок лифа, сшитого из пурпурного шёлка с золотой вышивкой вдоль рукава. Учитывая качество шёлка, он, наверное, был дорогим. Комок подступил к горлу Урсулы, когда она осторожно потерла ткань между пальцами.
Она не могла вспомнить эту ткань. Когда она думала о своей матери, это были лишь слабые, несущественные проблески — рыжие волосы, меч, сверкающий на солнце. Она не могла вспомнить ни ткань одежды своей матери, ни запах её кожи. Неужели Урсула когда-то сидела на коленях у мамы и прислоняла голову к этому кусочку платья? Гладила ли её мать по волосам, целовала ли в лоб и прижимала ли к этому пурпурному шёлку, когда она была расстроена? Носила ли её мать эту ткань, склоняясь над Урсулой в постели, чтобы рассказать ей сказку или спеть колыбельную перед сном? Она не знала. Всего на мгновение она почувствовала острый укол тоски, настолько сильной, что это чуть не свалило её с ног.
«Мертва». Именно уверенность в этом лишала её дыхания.
Проходя по мосту, тянущемуся через Темзу, Урсула тыльной стороной ладони вытирала горячие слёзы. Смерть возможностей, объявленная журчащим, как речная вода, голосом старой карги.
Что ещё сказала эта женщина? «Преданный и предатель». Что-то насчет «встречи с судьбой, которой она не заслуживала». Ужас пробежал по спине Урсулы. Была ли её мать убита?
Пока Урсула спускалась по ступенькам моста, её мысли бешено бурлили. До речной ведьмы ей не на что было опереться. Теперь у неё было название: гора Асидейл. Если она хотела получить ответы о себе, своих родителях — о том, почему драконы охотились за ней, — ей нужно обратиться именно туда. Её голова шла кругом, переполненная возможностями открытий.
Дождь усилился, намочив её волосы, и Урсула пошла по узкой аллее в конце моста. Большинство магазинов и ресторанов здесь были закрыты, и в это время ночи поблизости почти никого не было. Она дрожала на ходу, обхватив себя руками. Она пыталась убить своего отца? У неё не осталось о нём никаких воспоминаний. Ни малейшего проблеска. Был ли он до сих пор жив? И если да, то стали ли они врагами? Может быть, она сбежала