Читать интересную книгу Когда придёт Зазирка - Михаил Заскалько

– Какая, чёрт, разница! Слопаем вот это всё и загнёмся с голодухи. Если до этого друг друга не схаваем.

– Ты, похоже, уже сейчас готов. Не противно? Ещё и шагу не шагнул, а уже в панику ударился, – неожиданно для себя, я повысила голос: меня начинала раздирать злость. – Слушайте, дорогие мальчики… в первый и в последний раз говорю: не собираюсь вечно быть при вас мамкой – нянькой, слюнки-сопельки утирать! Хочется ныть – нойте про себя! Нечего на публику играть: не тот зритель. Это тебя, Вадим, касается в первую очередь. Прекрати задирать брата!

– А то, что будет?

– Думаю: ничего хорошего.

– Не пугай. Всякая мокрощелка будет тут…

– Заткнись! – двигавшегося Вадика, и цепенела от мысли, что убила его.

Юрик едва не подавился огурчиком: долго и натужно, как щенок, кашлял.

Дима, наконец, оторвал от меня взгляд, повернулся в сторону брата. Его тело, точно тряпичная кукла, торчало из снега. Жуткое зрелище…

Дима поднялся и, неуверенно, побрёл к брату. Он не дошёл двух шагов, когда Вадик зашевелился, побарахтался и сел, трясся головой.

– Предупреждать надо…  он хотел, видимо, добавить нечто оскорбительное, но предупредительно осёкся.

Оцепенение прошло, озноб сменился жаром, а в ногах разлилась слабость – я села.

– Ты… цел?

– Нормально, – морщась и щупая грудь, ответил Вадик.

Вернулся на своё место Дима:

– Ну, ты… это…

– Я сама не ожидала… перетрухала… Дим, а у тебя раньше никаких…  отклонений?

– В смысле… ну, это… не псих я?

– Тьфу, на тебя! Я о другом. Вот у меня сначала этот кошачий след появился, потом, случайно, узнала, что могу… вот как сейчас с Вадиком…

– А, понял! Нет, ничего такого. Не понимаю, почему попал в обойму. Может ещё проявится, а?

– Может быть.

Подошёл Вадик, присел, с опаской поглядывая на меня.

– Извини, я, правда, не знаю, как получилось. Но ты сам виноват: разозлил меня…

– Ладно, проехали. Учту: злить опасно…

– Ребята, если вы думаете, что я знаю больше вашего, то ошибаетесь. Я, как и вы, ничегошеньки не знаю. Могу, чем хотите, поклясться! Я тоже не хотела идти, но мне пригрозили: всё равно… выполнят предначертанное. Вы же сами видели, что может баба Нюра…

Дима встряхнулся, отломил кусок хлеба, стал энергично жевать, слова при этом ронялись, как обвалянные в сухарях котлетки:

– Да ладно, что ты как первоклашкам. Видели, знаем…  Помните, что говорила баба Нюра, прощаясь? «Заклинаю вас, не ссорьтесь, не гневите друг дружку – погубите по глупости». Я считаю… все эти… ну, походы до нас… провалились из-за разлада…

– Короче, Склифосовский! – шикнул Вадик.

– Короче… ну, это… я, как бы, верю, что вернёмся….если будем… ну, это… как одно целое. Как кулак…

– Кулак, – криво усмехнулся Вадик. – Она значит, указательный палец, ты – большой, а я… так, мизинчик…

Мы с Димой переглянулись, не совсем понимая, о чём собственно речь.

– Ку-ку, ребятки! – Юрик стоял на голове Зебрика и отчаянно топал ногой, привлекая к себе внимание. – Не о том толкуете, родимые. От безделья, должно быть. Большой, указательный…  Кулаку без разницы, как пальцы именуются. Главное, чтоб крепкие были и тесно прижимались друг к дружке. А мизинчиком, сударь Вадим, скорее я буду. Всё это словоблудие, тако моё мнение. Може, пора делом заняться?

– Ну, так скажи, Мизинчик, что нам делать? – огрызнулся Вадик.

– Рази, Нюрка, вас ничем не снабдила?

– Точно! – вскрикнул Дима. – Этот… ну, колобок шерстяной!

Странно: за всё время, пока мы здесь, никто не вспомнил о тех вещах, что дала нам баба Нюра – скалки там, ухваты…  Даже, когда продукты доставали.

Каждый взял свой торок и выложил на «стол» что имел.

– Аховый набор, – усмехнулся Вадик. – Можно открывать антикварную лавку.

Я взяла в руки кожаный мешочек, вроде древнего кисета, развязала скукоженные ремешки и вытряхнула клубок. Кажется, он стал ещё меньше, и напоминал скорее покрытую засохшей плесенью картофелину. Мы, невольно, замерли, впившись глазами в «картофелину». Она лежала на снежной поверхности «стола», как на белоснежной скатерти, и вызывала неприятные чувства: хотелось смахнуть её в мусорное ведро и сменить скатерть. И я протянула руку, словно собралась именно это сделать. Ладонь кольнуло, точно иголкой, затем всей руке стало тепло, как если бы я медленно погружала её в горячую воду. Вокруг «картофелины» замельтешили чёрные точки, будто в воздух поднялись потревоженные мошки. С каждой секундой, их становилось больше и, вскоре, тёмное облачко целиком поглотило «картофелину». Рука моя, по локоть, буквально пылала, хотелось выдернуть её из «кипятка», но, почему – то, дальше хотения я не двигалась. Облачко светлело на глазах: из чёрного стало синим, затем розовым, а, когда превращалось в зелёное, растеклось по «столу», заливая, точно сиропом, все выложенные нами вещи. Достигнув края «стола», «сироп» не потёк вниз, как должно быть, а мгновенно обращался в дымок. Вскоре мы оказались окутанными радужным дымом, запахло горелыми спичками, над «столом» потрескивало, будто горящие дрова в печи.

Рука меня слушалась, и ей уже не было горячо. Я ничего не видела, кроме клубящегося радужного дыма. На секунду показалось: я осталась одна!

– Ребята! Алё, вы здесь?

– Здесь, не ори: итак ушам больно, – отозвался Вадик.

Странно: мои уши в порядке. Дым стремительно стал таять, внезапно налетел знобкий ветерок, ударил в ноги, пробежался по телу, колюче лизнул лицо, точно массажной щёткой повели….и исчез.

Я открыла глаза и, невольно, вскрикнула, отпрянув: «стола» не было! На его месте зияла яма, словно на снег вылили не одно ведро воды. На дне ямы лежало… оружие. Древнее по форме, а по виду, будто только что кузнец, завершив обработку, выставил на обозрение плоды своих трудов.

– Класс! – восторженно прошептал Дима. Присев, протянул руку над ямой, и, моргнуть не успел, как в его руке оказался меч, а следом воспарил каплевидный щит и замер перед ним. Дима лишь шевельнул рукой, и щит приник к его телу.

– Братцы, кайф полный! – ликовал Дима. – Смотрите, какой меч… смотрится тяжёлым, а он… ну, это… как бы столовый нож… – Дима продемонстрировал, легко и красиво, как в кино, вращая мечом. – Я даже не напрягаюсь… он сам!

Вадик опустился на колени, заглянул в яму. Я плюхнулась рядом.

– Надо думать, это мои пяльцы и подушка с иголками, – хмыкнул Вадик, простёр руки, и в них оказались лук и колчан туго набитый стрелами. Вадик вскочил, потряс в воздухе луком, колчаном, поражённый глянул на меня: – Как игрушечные… даже не верится…

Я смотрела в яму в крайнем недоумении: на дне лежала металлическая вязальная спица, около двух метров длиной, и чуть толще лыжной палки. Как и должно быть, у спицы один конец заострён, на другом слегка сплющенный шар, величиной с куриное яйцо. Цвет у спицы был такой же, как у цинкового ведра. Я не решалась протянуть руку. Это, явно, ошибка: зачем мне, девчонке, этот… гвоздище? Или лом, что тоже годится для определения «оружия». Может, он предназначался Димке, а баба Нюра, в запарке, перепутала?

Глянула на ребят: они восторженно и увлечённо рассматривали свои приобретения. Мальчишки…

– Дим, – позвала, – Дим, подойди, пожалуйста.

Подбежал, заглянул в яму:

– Проблемы?

– Ещё не знаю. Что это, по-твоему?

– Мощная булавка.

– Булавка? Может, скажешь, зачем она мне?

Дима пожал плечами, ковырнул снег мечом:

– Ну, это… раз дают, значит нужно…

– Слушай, попробуй: пойдёт к тебе.

Не пошла. Тщетно Дима вертел рукой, наконец, спрыгнул в яму, взялся за «булавку» и… даже с места не стронул.

– Неподъёмная…

Подошёл Вадик. Я и его уговорила попробовать. Тот же результат: в руку не прыгнула, и стронуть с места не удалось. Выходит, никакой ошибки нет и этот лом мой? Спасибо баба Нюра! Прикольно получается: Варька за тридевять земель с ломиком лёд колупает на неведомых дорожках. Чтобы, значит, братья-богатыри не поскользнулись… Голова, говорили…  Сказали бы уж сразу правду: дворничиха нужна…

Я вскинула руку и эта неподъёмная железяка, точно карандаш у фокусника, мгновенно припала к ладони. Ощущение, что в руке обыкновенная лыжная палка. И, что больше всего поразило меня, в руках появилась незнакомая пугающая сила, но при этом в душе покой и уверенность, так несвойственные моей натуре. И ещё, казалось, вроде ростом повыше стала…

– Твоё, – усмехнулся Вадик.

Моё…  Ну, и где тот лёд, который…? Я не успела закончить вопрос, как железяка, точно живая, вздрогнула, следом раздался глухой щелчок и сплющенный шарик поделился на две половинки. Ещё щелчок – и левая половинка превратилась в топорик, а правая выстрелила прямое лезвие.

– Круто! – ахнул Дима.

Словно удовлетворённый произведённым эффектом, лом спрятал лезвия.

– Эй, ратоборцы, вы про нас не забыли? – долетел со стороны ехидный голосок Юрика.

Шагах в пятнадцати от нас на снегу стоял Зебрик, всё ещё деревянный, на его спине полулежал Юрик и двумя руками держал клубок, ибо тот, похоже, пытался вырваться. А на голове Зебрика сидел… удод и старательно чистил перья.