Читать интересную книгу Когда придёт Зазирка - Михаил Заскалько

– Да есть тут одна прихвостня Морока… Злыдня. Уж сколь веков пытается отворить Проход. Дурёха, думает, что разрушит Оберег, меня полонит – и всё, Проход отворится….а вот кукиш! На мне где сядешь, там и слезешь.

– На нас с Зебриком напали летучие мыши. Это её работа?

– Её. Ещё одна дурость: захватить Избранную. Как сейчас говорят, заложницу. Меня особо-то не разжалобишь. Не для того сюда поставлена.

Баба Нюра откинула крышку сундучка, затем убрала лоскут домотканой холстины. Под ней оказались несколько деревянных бочонков размером со стакан, а рядом что-то завёрнутое в белую тряпицу, пухлое, точно батон колбасы. Баба Нюра взяла один бочонок и «батон», захлопнула сундучок.

– Всё, ничего не забыла? – спросила у самой себя и, помедлив, ответила: – Ничего. Чай не впервой сбираю, – Развернула тряпицу, и нашим глазам предстала… обыкновенная скалка, разве что древняя и на вид вроде не деревянная, а, возможно, костяная.

Бочонок, по сути, был шкатулкой: на дне покоился клубок шерстяных ниток. Невзрачный какой-то, болотного цвета и края, будто моль поела. Впечатление такое, что если встряхнуть клубок, то он рассыплется на мелкие обрывки ниток.

– Это, – баба Нюра бережно взяла в руки клубок, – ваш Проводник. Шерсть самой Земун – коровы. Вы не смотрите, что он ветхий такой, там клубочек будет как новенький. Только не сумлевайтесь, не перечьте ему – и приведёт куда надо. Значит так, ребятки, – внимательно осмотрела все извлечённые вещи, взяла скалку и крышку от бочки. – Это тебе Дмитрий.

Дима обалдело принял, растерянно глянул на меня. Но баба Нюра уже протягивала мою «порцию»: ухват…

– Это тебе, дочка, по значению. Ну, а тебе, Неулыба… счас… – глянула на Вадика и метнулась в другую комнату, пошуршала в шкафу и вернулась… с пяльцами, а в придачу подушечка, густо утыканная иголками.

Вадик оттолкнулся от косяка, взял пяльцы, подушечку, неопределённо хмыкнул:

– Я что… там бабой буду?

– Хлопцем будешь, хлопцем. По обличию. А вот станешь ли бабой – не ведаю. Да и бабы бабам рознь. Иная и ватагу мужиков за пояс заткнёт.

Баба Нюра ещё раз сходила в комнату и принесла три пухлых кожаных мешка с ремешками-лямками. Примитивные рюкзаки?

– Я вам тут собрала на первый лад. Далее, как сложится.

Вадик молча взял мешок и уже собрался переложить его содержимое в свою сумку, но баба Нюра остановила:

– Не советую, сынок. Твоя сумка, конечно, краше, може удобнее, но это не просто кусок кожи, раздражающий тебя видом и духом. Это старинные тороки русских богатырей. Заговорённые: в огне не горят, в воде не тонут, и ворам в руки не даются. Не обижайся, сынок, но напомню: не на пикник идёшь…

Вадик ничего не сказал, лишь кивнул: мол, всё ясно, нет проблем. И уже из своей сумки стал перекладывать в торок.

Мы с Димкой тоже поначалу негативно отнеслись к торокам: очень не хотелось даже прикасаться к ним, потёртым, пахнущим сырой кожей и ещё бог весь, чем… Димку даже перекосило всего от брезгливости. Думаю: у меня не лучшее было выражение лица. Однако, после слов бабы Нюры, мы укротили свою неприязнь.

Через пару минут мы были готовы. Баба Нюра в последний раз критически оглядела нас, напряжённо морща лоб.

– Подумайте: ничего не пропустили? Може, я в спешке, что упустила…  Рубашки надели?

– Да, – не сговариваясь, в один голос ответили.

– Тогда всё. Присядем на дорожку.

Присели. Возникшая пауза, гнетуще давила на психику: хотелось тут же взорвать её громким голосом, весёлым смехом.

– Тьфу, кулёма, старая! – вскочила, как ужаленная, баба Нюра. – Всё, всё… чую же, что-то пропустила! – Метнулась в комнату, вернулась, держа на ладонях сложенную конвертиком тряпицу, протянула мне.

– Соплевик? – удивилась я.

– Сама ты соплевик. Это последний лоскуток от скатерти– самобранки. Выдаёт скудный паёк, но с голоду не помрёте. Запасов-то у вас на два-три денька…

– Если Пузан будет жрать в меру, – сказал Вадик.

– Ты… опять, опять?! – взвился Димка.

– Брэк! – сунулась я между ними. – Хватит, а? Что вы как детсад ни ки…

– Всё! – жёстко поставила точку баба Нюра. – Выходим.

Она шагнула к порогу, и тут меня как током шарахнуло: Зебрик! Я затараторила, как пулемёт:

– Я возьму ещё Зебрика, он снился мне, помогал, трижды от смерти спас…  может, ТАМ помогут ему.

– Бери, тебе нести.

Потянулась за Зебриком, оступилась неловко и локтем задела чучело удода. Он качнулся и стал падать на меня. Оставив кота, поймала чучело, обхватив ладонями. В следующее мгновение меня действительно прошило током, больно кольнув в сердце. Чучело дрогнуло в руках, и… на меня глянул живой птичий глаз.

– Он живой! – заорала, как резанная.

– Конечно, живой, – просто сказала баба Нюра. – Он просто спит. С тех пор как объявился, так и спит.

– Откуда появился?

– Оттуда. Был сигнал, я решила: мои посланцы возвращаются. Открыла Проход, ан эта пичуга упала в ноги, и заснула… Лет тридцать, поди, прошло…

– Его я тоже беру! – решительно передала удода Димке, сама взяла Зебрика.

– Мы идём или зверинец будем собирать? – с веранды недовольно крикнул Вадик.

Грохотало беспрестанно – похоже на канонаду из военных фильмов. Широкие изогнутые лезвия молний ежесекундно вонзались в землю по окружности, в центре которой деревня Яблоницы. Казалось, ещё немного и земля не выдержит, лопнет, как стекло. Глазам было больно от вспышек, уши закладывало и ломило в висках.

Мы идём гуськом за бабой Нюрой. Мимо палисадника, мимо колодца в глубь сада, в сплошную стену кустарника. Если не ошибаюсь, это крыжовник. По едва заметной тропке углубились в заросли.

– Пришли, – наконец, остановилась баба Нюра.

Мы разошлись веером. Перед нами площадка, заросшая травой. Местами из неё выглядывали фрагменты каменной кладки. Камни неотёсанные, поросшие мхом, частично потрескались и осыпались от времени.

Баба Нюра встала перед проёмом – возможно, здесь когда-то была дверь, – подняла руки вверх и, точно камень, швырнула в проём непонятное слово, описала в воздухе замкнутый круг, затем поделила его на две половинки, сцепила руки в замок и резко разорвала его. На мгновенье мир вокруг будто замер. Блестящая змейка искринок обрисовала две половинки круга и с лёгким щелчком испарилась. Запахло свежеиспечённым хлебом.

– Пошли! – скомандовала баба Нюра.

Вадик и Димка приблизились к ней, и она порывисто обняла их, троекратно поцеловав, сказала, не сдерживая слёз:

– Заклинаю вас, сынки: не ссорьтесь, не гневите, друг дружку – погубите по глупости! И берегите Вареньку: она – голова и сердце, вы – руки и ноги. Всё, ступайте, – показала на проём.

Первым шагнул Вадик. Его тотчас окутало розоватое облачко, качнулось в глубь кладки и растаяло. Вадик исчез.

– Эх, мать моя женщина! – хорохорясь, вскрикнул Дима. – До свидания! Я ещё вернусь!

Через секунду облачко унесло и его.

– Варенька, доченька, много хотелось сказать… – Баба Нюра, плача, обняла меня. – Береги себя, мальчишек держи в строгости, не допущай разлада…  иначе погубите себя. Возвращайся, девонька, заклинаю!

– Я вернусь… Обязательно.

– Ступай.

Прижимая к груди тёплое вздрагивающее тело удода – Зебрика забрал Димка, – я шагнула к проёму боком, не выпуская из виду бабу Нюру. Заплаканная, поникшая, она махала рукой, вызвав во мне прилив жгучей жалости.

Холодное, пронизывающее до костей облачко поглотило меня: баба Нюра исчезла. Последнее, что я услышала, был удаляющийся крик петуха…  И, будто из глубины колодца, истеричный выкрик бабы Нюры:

– Ты что творишь, окаянный?!

Часть вторая. Зазирка

Глава 6

Я шагнула… и провалилась по колени в снег. Он был всюду, вернее, кроме снега здесь ничего не было. Снежная пустыня, белое безмолвье.

Мальчишки вытаптывали площадку.

– Вы слышали?

– Что?

– Баба Нюра кому-то кричала… – Я не успела закончить фразу: меня ниже спины что-то толкнуло. Резко обернулась: на снегу лежало скомканное полотенце. То самое, что я подарила баннику. Полотенце зашевелилось, и из него вылез Юрик.

– Привет, ребят… – Наст под ним провалился, и банник ушёл с головой в снег.

Димка поспешил ему на помощь, пробороздив траншею. Извлечённый из снега, Юрик смешно плевался и чихал.

– Вы почему здесь?

– Ну, ево! Надоело коптиться в нюркиной бане, нюхать веники, да каждую субботу глазеть на Нюрку. Тоска-матушка утомила. Я с вами. Все мои здесь, что я там один… Я не буду обузой, при случае подмогну. Да, разрешите представиться: меня Юриком величают.

– Дима, Дмитрий.

– А это Вадик, – кивнула я на стоящего в стороне Вадима. Он задумчиво грыз снежок и смотрел куда-то вдаль.

– Вадик? Это от какого? – Юрик подтянул полотенце, быстро завернулся в него на манер римского патриция.

– Вадим.

– О, Вадим! Знавал я одного, в Великом Новгороде. Даже подмог в роковой час. Замуровали сердешного в баньке и подпалили. Сгорел бы, как лучинушка. Тут я и проявился. Закуток у меня был под банькой, просторный. В нём и сховал бедолагу, как в материнской утробе, калачиком. Банька сгорела, супостаты порешили: с Вадимом покончено! и отправились бражничать…