Как понять, сколько времени нужно, чтобы позволить себе общаться? Сколько нужно, чтобы вынырнуть из горя? Наверное, Беате очень нужно дружеское участие. Но друг из него сейчас никакой.
Однажды Роберт увидел, как её привёз домой Александр Зимовский. Жгучее чувство, распиравшее грудь, Тухольский опознал, как неведомую доселе ревность.
Дружить с Беатой Роберт не собирался. Он хотел за ней ухаживать. И, черт возьми, в его достаточно богатом опыте общения с женщинами, не было ни одной, у кого погиб муж и ребёнок. И ни одну он так не хотел видеть своей.
Просто быть недалеко. Просто видеть. Этого катастрофически мало. Как вызвать её улыбку? Чем порадовать?
Решение было простым. Даже больше, чем простым. Цветы. Он закажет ей тюльпаны. Помнится, они сажали их осенью на клумбу перед школой. А весной приходили смотреть, что получилось. У Беаты всегда выходило придумать, как скомбинировать цвета так, чтобы клумба получалась стильная и яркая.
И Тухольский заказал небольшую корзиночку, полную белыми нежными цветами. Поставил машину на углу. Чтобы не попадаться на глаза. Видел, как Беата вышла к курьеру. Её удивлённое лицо. Поиск записки, которой не было.
Следующие несколько дней у него будут только трансатлантические рейсы. Вернуться он должен был ровно пятого мая. В день её рождения. Но Роберт оформил доставку тюльпанов разных цветов каждый день.
Как сотруднику авиакомпании ему полагались бесплатные билеты на любой рейс несколько раз в год. На него самого и членов его семьи. За все годы работы Тухольский ни разу не использовал эту льготу. Теперь у него была возможность выручить друга.
По бесплатному билету в Нью-Йорк на конференцию летел Алекс Красицкий. Талантливые математики и преподаватели не могут себе позволить такую роскошь на зарплату. От выступления на этой конференции зависла дальнейшая судьба Красицкого-учёного.
Роберт оплатил ему проживание в отеле. Взял другу соседний номер. Девочки из представительства авиакомпании аккуратно пересадили опешевшего Алекса из экономического в бизнес-класс. И только когда перед взлетом все пассажиры услышали приветствие командира, Красицкий понял, чьих это рук дело.
— Сукин ты сын, Тухольский! — воскликнул Алекс, когда Роберт вышел в салон, — Скажи честно, ты всех тут пере@рахал? — Говори тише. Если я скажу, что не всех, это испортит мою репутацию, — рассмеялся Роберт, — Ирма, которая сегодня бизнес обслуживает — жена пилота. Их не ставят на один рейс. Потому что у них четверо детей. Так что без намёков!
— Знаешь анекдот: В кабине самолета пилот не не выключил громкую связь, и говорил второму пилоту: "Сейчас выпью кофе, пойду и тра@ну стюардессу". В салоне все слышно, стюардесса краснея, роняет поднос и бежит в сторону кабины. А старый еврей с последнего ряда и говорит: " Дочка, не спеши, он же еще кофе не выпил!"
— Пей кофе, грешник, ещё шесть часов лететь. А вот стюардессу не обещаю, — Роберт, смеясь, похлопал друга по плечу.
В неспящем никогда Нью-Йорке грех не зарулить в какой-нибудь милый бар, где вечером живая музыка, а бармен отлично говорит по-польски, потому что его родители из Кракова.
Впрочем, ни Роберту, ни Алексу не приходилось испытывать сложностей с языком. В интернате вместе с математикой и физикой в их головы прекрасно вложили два иностранных языка. Английский и французский. А у Тухольского в арсенале имелся третий — русский.
— Панове угостят даму коктейлем?
Роберт заглянул за спину Красицкому. Голос принадлежал женщине неопределенного возраста. Можно было дать тридцать пять, а можно и пятьдесят. В тусклом свете не разобрать.
Но Роберт знал, кто это.
Марина Новак-Тухольская собственной персоной. Здесь в Нью-Йорке, почти ночью в баре. Она могла бы не узнать Алекса, того за эти годы раскормила жена. Да и волос на голове поубавилось. Но Марина явно не узнавала и Роберта. Просто среагировала на польскую речь.
Тухольский решил не претворяться, что он её не знает. Алекс, осмотрев женщину с ног до головы несколько раз, через минуту тоже признал в ней бывшую жену друга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Конечно, Марина, мы тебя угостим, — первый отмер Роберт, — Присоединяйся, — и сделал знак бармену.
Марина моргнула, будто смахивая с глаз пелену. — Роб? Ты? — Я, Марина. Совершенно точно я. И Алекс. — Алекс? Ой, какой ты толстый стал! — Ну, ты тоже не королева красоты, — отозвался Красицкий, впрочем, вполне беззлобно. — Как живёшь, Марина? Работаешь врачом? — Ох, неееет, Роб, ты же знаешь, что все эти зубы и челюсти не для меня. И потом мой польский диплом тут можно было сразу спустить в сортир. Подтвердить я его не смогла.
Марина взяла сигарету, Роберт подал зажигалку. Алекс посмотрел на друга вопросительно. Знал, что Тухольский не курит. Роберт пожал плечами, мол, просто ношу с собой зажигалку.
— Потом умер папа. Маме почти восемьдесят. Её не берут в социальный пансионат, говорят, мест нет.
Алекс поморщился. Они с женой забрали к себе его лежачую маму три года назад. За ней ухаживали все вместе, включая старшую внучку.
— Я сижу в приёмной того врача, который купил папин кабинет, — Марина выпустила дым. — Ты замужем? Дети? — Красицкий смотрел недобро. — Ой, какие дети в этом дурдоме? А замужем была. Ещё два раза после того, как ты меня бросил.
Роберт даже спорить не стал. — Пойдём, Марина, мы тебя домой отвезем, поздно уже. — К себе? Роб, ты зовёшь меня к себе? — Марина попыталась повиснуть на Роберте, тот приобнял её за талию. Поймал такси. — Адрес, Марина, — жёстко и требовательно. Бывшая жена посмотрела на Тухольского удивлённо. — А ты знаешь, что я до сих пор Новак-Тухольская? — На здоровье. Адрес свой скажи. Марина проговорила адрес. Роберт повторил его таксисту. Оплатил поездку и дал десятку сверху. — Проводите даму. Чтобы дошла до квартиры. Усадил потускневшую Марину в такси и захлопнул дверцу.
— Я уже подумал, что ты решил заняться русской народной забавой, — подал голос Алекс. — Это какой? Бороться с медведем? — Нет, наступать на одни и те же грабли. — О, нет, друг. Этот урок выучен.
Глава 35
35.
Весна набирала обороты. Грела кожу солнечными лучами. Развевала волосы тёплым ветром. Смывала прошлогоднюю грязь сильными быстрыми дождями.
Утром в зеркале Беата обнаружила у себя на лице веснушки. Непонятно, были ли они у неё каждую весну. Она не помнит. В детстве точно были. И ей тогда очень хотелось от них избавиться. Сейчас же эта милая особенность вызывала улыбку.
Жизнь менялась. Так, что Беата её всегда осознавала реально ли происходящее. Много лет ей не нужно было заботиться о деньгах. Счета, оплаты, покупки — да. Но не средства, на которые это всё совершалось. Оставшись одна, Беата столкнулась с необходимостью зарабатывать.
На их семейных счетах были приличные суммы. МИД назначил вдове высокопоставленного дипломата приличное содержание. Но Беата полагала неправильным тратить эти деньги. Мало ли, что ещё может случиться.
Зато её взяли в университет на филологический факультет. Преподаватели бежали от русского языка, как черт от ладана. Английский куда престижнее и востребованнее. Беата же говорила на четырёх иностранных языках, включая русский. И вела "Этикет" на отделении переводчиков.
Вечерние встречи с желающими выучить польский тоже не прекратились. И от них Беата получала огромное удовольствие.
Она выбирала тему. И они просто общались. Среди её учеников оказалось много очень интересных личностей. Врачи, танцоры, воспитатели, историки. Не только те, для кого русский был родным: из России, Белоруссии, Украины, Грузии и Узбекистана. Была даже пара из Алжира. Все они очень старались.
Сегодня обсуждали приближающуюся позднюю Пасху. Традиции празднования.
Беата перечисляла всё, что должно быть в пасхальной корзине: пирог в форме ягнёнка, как символ жертвы, домашняя колбаса как символ достатка, соль, охраняющая от злых сил, сыр — символ единения человека и природы, хрен — символ силы, яйца как символ новой жизни и Пасхи.