за её повседневную привычку, равно распространяющуюся на всех, ибо Кораблёва была приветливой натурой. Но затем убедился, что «так», лукаво поднимая уголки милых губ, она улыбалась исключительно ему. И здороваясь, она невесомо касалась пальцами тоже только его. Конечно, то было не более чем выражение человеческой симпатии, но всё равно это был добрый знак.
В свете этих воспоминаний вполне мотивированным выглядело то, что Кондрашов с вечера до блеска выдраил кабину своего ДТ-75, сиденье застелил ковриком, а сейчас держал курс к хижине дяди Толи. Жилище молодых специалистов располагалось несколько на отшибе. Посему легко было представить, до какой степени за вьюжную ночь перемело просёлочную дорогу. И как достанется Стелле, когда она станет пробираться через заносы.
Юрий совершил на «гусеничнике» три ходки до избушки, окна которой в начале восьмого часа изнутри озарились электрическим светом. «Дэтэшка» без труда преодолевал сопротивление белых барханов, оставляя за собой надёжные прикатанные колеи, предназначенные для человека, дорогого сердцу юного замараевца. Лишь тогда «аборигена» посетило успокоение, и он направил «железного друга» к гаражу.
В диспетчерской его уже поджидал завгар Чайников.
– Ты чего ни свет ни заря вхолостую по селу раскатываешь, Кондрашов? – сурово спросил он.
– Да чего-то движок «затроил», Фёдор Матвеевич, – слукавил тот. – Я и решил на всякий пожарный прогнать трактор: вдруг топливный насос барахлит, или в солярку вода попала. А мне же в Конино. Хуже нет, в дороге сломаться, да ещё в такую холодрыгу.
– Ну и?…, – не отступал Федя-третий.
– Вроде нормализовалось.
– Ну, тады давай – за соломой.
С началом рабочей смены Юрий из диспетчерской позвонил в контору и выяснил, что Кораблёва согласовала поездку в Конино с ним. «Стелла, я выезжаю, – заботливо сказал ей Кондрашов. – Ты на ветру не студись. Смотри в окно: я остановлюсь напротив бухгалтерии».
Подъехав к конторе, он остановил «дэтэшку», и стал терпеливо ждать пассажирку. Через пару минут Юрий увидел, как на управленческое крыльцо вышло чудаковатое колобкообразное существо, одетое в телогрейку, валенки, и закутанное в шаль, намотанную на голову на манер тюрбана. Существо скатилось с крыльца прямиком к трактору и принялось дёргать рукоятку дверей. Выпятив в оцепенении нижнюю губу, юный механизатор распахнул дверцу и, после секундного замешательства, непроизвольно расхохотался, идентифицировав в «неопознанном катающемся объекте» не кого-нибудь, а Стеллу. Девушка, усевшись на сиденье с помощью Кондрашова, втянувшего её в кабину, подхватила его смех, признавшись:
– Ощущаю себя Винни Пухом, оторвавшимся на завтраке у Кролика! Это меня так наши женщины снарядили: боятся, чтоб в дороге не просквозило. Сегодня же за тридцать, да с ветром…
– Какое просквозило! – возмутился хозяин «гусеничника», трогая машину с места. – Да у меня в кабине – Ташкент! Засеки, я куртку снял.
– Мы же, женщины, известные трусихи…, – задорно оправдывалась Кораблёва, разматывая шаль.
Юноша, слушая мелодичную речь спутницы, воркующий голос которой звучал подобно песне жаворонка в высоком-превысоком и синем-пресинем небе, последовательно переключил скорость до четвёртой передачи, прибавляя и прибавляя «газку». И сильная машина «поплыла» по зимней дороге, тянувшейся то полем то лесом, с крейсерской скоростью одиннадцать километров в час. Таким ходом они за полчаса доберутся до Конино.
«Капитан корабля» неприметно косился на собеседницу, не прекращавшую непринуждённого монолога и одновременно с любопытством озиравшую незнакомый пейзаж. Бабушка Кондрашова прежде не однажды в шутку поучала внука, что жениха выбирают на зароде, а невесту – в огороде. Коли избранница приглянется на работе в поле, то уж при полном параде – тем паче. Стелла же была на диво хороша даже в столь нелепом одеянии. Она стала ещё милее и, вместе с тем, по-домашнему близкой.
– Юра, ты знаешь, на кого похож? – неожиданно отвлекла его девушка от заветных мыслей, расстёгивая фуфайку.
На чёрта лысого? – ляпнул тот, растерявшись от того, что речь зашла о нём, и что студентка тоже успела разглядеть его, пока он управлял трактором.
– Почему же на чёрта, да ещё на лысого! – засмеялась Кораблёва, пальцами ласково взлохматив его вихры. – Не-е-ет, ты очень напоминаешь моего папу, когда он был в твоём возрасте. У вас с ним во внешности много общего. А на одной фотографии, когда он учился в техникуме – удивительное сходство! У вас в роду, случайно, Кораблёвых не было.
– Н-нет, не было, – поразмыслив, стеснительно ответил парень. – Откуда? Мы же из крестьян.
– Можно подумать, что мы царских кровей, – ободряюще улыбнулась ему горожанка. – Мой папа – из рабочей семьи. Из гущи народной. Да…Чуть не упустила, – как бы не замечая смущения Кондрашова, продолжила диалог Стелла. – Сегодня нам с Маришей, назло пурге, до конторы шагалось так приятно! Бедненькие замараевцы, как белые медведи, барахтались в сугробах, а мы с ней, будто две великосветских дамы, воздушно так продефилировали по укатанной дорожке. Любопытно, какой добрый волшебник нам её проутюжил.
И она вопросительно повернулась всем телом к Юрию. Тот, окончательно застыдившись, засуетился зайчишкой, пойманным на морковной грядке. Он схватил ветошь и начал ею усердно протирать и без того идеально чистое лобовое стекло. К его облегчению впереди показалась окраина Конино.
– Конинвилль, леди, – шутливо оповестил он. – Следующая остановка – Нью-Екмени.
– Не будет ли водитель дилижанса столь снисходителен, – с ходу включилась его партнёрша в игру, – что захватит меня на обратном пути?
– Если леди соблаговолит назвать точные временные координаты.
– Как договаривались, к пяти я освобожусь, – озабоченно застёгивая верхнюю одежду и кутаясь в шаль, произнесла практикантка.
– Есть! – заверил «водитель дилижанса», прижимая руку к груди. – В семнадцать ноль-ноль карета будет подана.
Он высадил пассажирку возле новой котельной, а сам поехал дальше, в поле. За смену ему предстояло совершить три рейса.
8
Вечером «десант» из Нижней Замараевки в прежнем составе тронулся в обратную дорогу. Кораблёва уже приспособилась к непривычной обстановке и из котельной в кабину трактора впорхнула налегке, положив ватник и шаль на сиденье подле себя.
– Ух, какой Ташкент! – воскликнула она, и лукаво посмотрела на Кондрашова.
– Ташкент? – полувопросительно проговорил тот, поглощённый процессом переключения рычага коробки скоростей и тем, чтобы плавно стронуть гигантский стог соломы с места.
Тут он вспомнил данную им поутру характеристику комфорту, что царил в кабине. Встрепенувшись, он повернул голову к девушке и наткнулся на её озорной и выжидательный взгляд с хитринкой. И тогда Юрий расхохотался. И Стелла тоже засмеялась. Так они и веселились словно проказники, с полуслова раскусившие друг друга. А трактор со стогом на протяжении трёхсот метров выписывал на дороге снежный след в виде замысловатой синусоиды. Благо, встречного транспорта не было.
– Честное слово, Юра, – проговорила студентка, успокаиваясь, – у тебя в салоне не только летний зной, но и идеальный порядок. Сразу ощущается, что ты уважаешь свою технику.
– Уважаю, – согласился тот. – Отец приучил. Он же завзятый технарь. В совхозе главным механиком…работал…, – осёкся он.
– Я мимоходом услышала, что женщины в конторе говорили про твоего папу…, – тоже деликатно не договорила