И в таком настроении натыкаюсь на Майю. Она тихо пищит, когда я повисаю на ней, вцепившись в халат. Планшет и чашка с кофе, которые она держала в руках, летят вниз. На снежно-белом напольном покрытии расплываются, будто кляксы на чистой рубашке, бурые пятна.
‒ Кто владеет всей информацией о проекте? ‒ выдыхаю я ей в лицо. ‒ Такеши? ‒ Она робко кивает. ‒ Где он?
‒ В-в-в ц-центральной наблюдательной. ‒ Женщина мертвенно бледнеет и уже трясется в моих руках.
‒ Скоси глаза, ‒ мягко и вкрадчиво прошу ее, ‒ в ту сторону, куда мне следует ползти.
Лицо Майи приобретает почти тот же цвет, что и у пола, а затем женщина послушно косит влево.
‒ Благодарю.
Отталкиваюсь от нее и бреду дальше. Звериный жар внутри усиливается с каждым шагом. По-моему, по дороге кое-какие конечности у меня отказывали, а сознание покидало тело. Но очнувшись от мучительного стазиса, обнаруживаю, что добралась до места. Тело двигалось само.
Когда-то Четыреста пятая сказала мне, что мой уровень адаптации выше любого жителя Клоаки.
«Все вокруг погибнут, но ты выживешь, ‒ говорила она. ‒ Ты еще не представляешь, насколько велико твое стремление к жизни».
Так что черта с два я сдохну.
Последняя дверь поддается легко. Влетаю в просторное помещение, уставленное оборудованием и экранами с какими-то показателями. У стены расставлены мягкие диваны и кресла, несколько столиков со стеклянными столешницами, на другом конце комнаты ‒ широкий стол с мониторами и моноблоками. Такеши, удобно устроившись в огромном стуле с пушистой накидкой и заткнув уши наушниками, флегматично водит пальцем по планшету, периодически останавливаясь и всматриваясь в записи.
Бреду к нему через все помещение, словно зомби, уловивший аромат свежих мозгов. Мои пальцы почти нежно касаются его шеи сбоку. Такеши вздрагивает и оборачивается со словами:
‒ Майя, я же просил час меня не беспокоить…
Выразительно пялюсь на него. Его глаза расширяются, и в следующее мгновение дикий ор заполняет помещение. Вдобавок врачишка подскакивает на стуле и неуклюже заваливается на бок, утянув за собой и сам стул.
‒ Ой, ой… ‒ Он приподнимается на локтях и, болезненно щурясь, трет лоб. А затем, видимо, вспоминает, каким образом оказался на полу. ‒ О, дьявол…
‒ Хорошо. ‒ Делаю шаг к нему. ‒ Можешь меня называть и так.
Рука сама собой тянется к стилусу на столе. Такеши в ужасе наблюдает за моими действиями. Мне по-прежнему любопытно, почему я вызываю у него такую реакцию. Возможно, вооружись я перышком из подушки, он испугался бы не меньше. Однако сейчас этот вопрос уходит на дальний план.
‒ Встань.
Такеши поспешно вскакивает на ноги, будто опасаясь не успеть исполнить команду до конца какого-то отведенного ему времени. Он жмется к столу и зажимает в кулаках ткань халата.
‒ В-вы… босиком, ‒ выдавливает он.
Опускаю взгляд и равнодушно осматриваю пальцы на ногах. На непокрытом полу наверняка холодно, но я ничего не чувствую.
‒ Угу.
‒ И… вам бы что-нибудь накинуть.
Ах да, я все еще в одной сорочке оттенка мяты. И так и ползла полуголой через все коридоры.
‒ Он разозлится, если вас будут видеть в таком… виде.
Он? Виви?
Медленно поворачиваю голову к зеркальной панели слева. Гнездо на голове, а сорочка висит на отощавшем теле, как промокшая тряпка на бельевой веревке. Да, пожалуй, в обществе в таком виде обычно не показываются. Но сейчас меня затопляет глубокое равнодушие.
‒ Я из мертвых восстала. Ждете, что буду цвести и пахнуть? Скорее уж чахнуть и смердеть.
‒ Я… я не это имел в виду. ‒ Такеши пунцовеет. ‒ Он из-за… из-за другого разозлится.
Не понимаю, что он там лепечет. Но мне и плевать.
Тычу стилусом в грудь врачишки, и тот мгновенно меняет цвет ‒ краснота уходит в бледность. Как было с Майей.
‒ Виви сказал, что маленький паразит ‒ наш с ним ребенок.
Наблюдаю, как Такеши белеет еще сильнее.
‒ Что-нибудь хочешь мне сказать по этому поводу?
‒ А господин Люминэ разве вам еще не все рассказал? ‒ Такеши шепчет, сопровождая вопрос обреченным присвистом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
‒ Только то, что я уже озвучила. Остальное узнавать у него я не собираюсь. Но тебя бы послушала. ‒ Хлопаю его по плечу почти по-дружески. ‒ Этому уроду я не верю. А вот ты, уверена, скажешь мне всю правду.
Взгляд Такеши фокусируется на стилусе. Прямо вижу, как в его глазах пестрит список из мест на его теле, в которые, как он думает, я могу сгоряча воткнуть свое оружие. Одновременно на лице врачишки мелькает выражение «за что мне все это?».
‒ Я жду, ‒ напоминаю и все-таки касаюсь стилусом его плеча.
Такеши дергается и поднимает руки, демонстрируя раскрытые ладони. Мне нет дела до его показушных приемов, я и так уже в курсе, что он полностью мне сдался.
‒ Эли ‒ ребенок Виви?
‒ Да.
‒ В чьем теле он рос?
У меня язык не поворачивается, спросить, мой ли Эли ребенок. «Мой ребенок» ‒ выражение, пробуждающее во мне омерзение.
‒ Имеете в виду, кто мама?.. Ай!
Взмахиваю стилусом перед лицом Такеши. Тот вжимает голову в плечи. Меня жутко бесит его страх. Я еле стою на ногах, а он трясется, словно в моих силах одним чихом его по стенке размазать.
‒ Мама Эли… ‒ предпринимает он еще одну попытку объясниться.
‒ Не говори этого слова, ‒ раздражаюсь настолько, что трясет от каждого выдоха. ‒ И это имя.
Похоже, оно больше не входит в список моих любимых имен. Пожалуй, теперь это имя мне даже ненавистно.
‒ Это правда! ‒ выпаливает Такеши. ‒ Он… ваш.
Образ врачишки расплывается перед глазами. Наконец-то ощущаю ступнями леденящий холод пола.
‒ К-как? ‒ Бесшумно всхлипываю.
Это всего лишь возглас в безжалостное никуда, но Такеши решает, что я жажду разузнать подробности.
И начинает вываливать на меня то, от чего мне тут же хочется сдохнуть.
‒ Все процессы были воспроизведены искусственным путем, ‒ спешно тараторит он, приседая от ужаса. ‒ Основной материал был взят, как вы понимаете, у господина Люминэ. С помощью оборудования мы контролировали все стадии, питали ваш организм и эмбрион, ни на секунду не оставляли без присмотра… и… и… Уверяю, я полностью все контролировал и головой готов поручиться, что все было исполнено идеально! Эли абсолютно здоров и вобрал в себя все лучшие качества Иммора. Он… кхек…
И когда я успела вцепиться в его горло? Не помню. Этому ничтожеству еще повезло, что я использовала не ту руку, в которой стилус зажат. А ведь могла и проткнуть что-нибудь…
‒ Думаешь, меня ЭТО волнует?! ‒ хриплю и до боли выпучиваю глаза. ‒ Вы все тут спятившие… поехавшие на фиг! ‒ Отпускаю Такеши и отступаю. ‒ Как же так?!.. Как духу хватило?.. Да ведь я… Но ведь… Нельзя же… Я… я… ‒ Роняю ставший ненужным стилус и запускаю пальцы в спутавшиеся волосы. ‒ Вы же из меня сделали… ин… ин… инкубатор, мать вашу!!
‒ Все было абсолютно безопасно. ‒ Такеши тоже хрипит, держится за горло и в панике машет свободной рукой. ‒ Конечно, этого никто никогда не делал, но я все учел, уверяю! Гарантирую! Головой ручаюсь!
‒ Да! Головой! Я тебе ее просто оторву! — взвизгиваю и иду на врачишку. Но тело вдруг подводит, отказывают ноги, и я валюсь вперед.
Пола не достигаю. Сильная рука придерживает меня за живот. Руки провисают, тело обмякает. Я бессмысленно пялюсь на Такеши. Он растерян, испуган и медленно оседает на пол. На его шее проявляются красные следы от моих пальцев.
‒ Не дергайся, Чахотка.
Это звучит даже хуже, чем когда он звал меня по имени.
Когда Виви пришел? Как смеет прикасаться ко мне?
Не могу и шевельнуться, только злобно таращу глаза.
Продолжаю висеть безвольной куклой на его ладони. Через секунду он опускает меня вниз, и я с наслаждением касаюсь коленями пола.
Сама. Без чужой поддержки.
Без его поддержки.
Поворачиваю голову и с бешенством взираю на него через плечо. Возвышающегося надо мной, будто величественная скала.
‒ Ублюдок.
Он не произносит ни слова. И не отводит взгляд.