Изменения в политической системе способствовали появлению двух конкурирующих партий, «шляп» и «колпаков», которые по очереди пребывали у власти и управляли государством, если набирали большинство голосов в риксдаге. Партия «колпаков» под предводительством графа Арвида Горна правила до 1738 г., после чего власть перешла к «шляпам», которые удерживали ее вплоть до 1772 г., когда Гус- тав III вновь ввел абсолютную монархию. Горн проводил оборонительную восточную политику, что дало его реваншистски настроенным противникам повод прозвать его самого и его приспешников «трусливыми ночными колпаками».
Вначале основной идеей «шляп» было отвоевать утраченные земли на востоке. «Шляпы» получили значительную экономиче- /60/ скую поддержку от Франции, так как в ее интересах было остановить российскую экспансию. Через три года после прихода «шляп» к власти началось плохо подготовленное наступление на Россию, вошедшее в историю под названием «войны шляп» (1741–1743). Это наступление вскоре превратилось в отступление и привело к повторной оккупации Россией Финляндии. Оккупация была снята по Абоскому мирному договору 1743 г. В итоге шведско-русская граница еще больше отодвинулась к западу. Одновременно Швеция обязалась не вступать ни в какие альянсы без согласия России.
Новое и еще более унизительное поражение положило начало невиданным интригам в шведско-финской внешней политике. Еще во время «войны шляп» российская императрица Елизавета в пропагандистских целях пообещала Финляндии государственную независимость – нелепая идея, впрочем, сделавшая Финляндию интересным козырем в дипломатической развязке событий. «Колпаки», не колеблясь, начали закулисные переговоры с Россией и неоднократно призывали русских вновь завоевать Финляндию с целью свержения власти «шляп». Оккупация 1742–1743 гг. была вовсе не катастрофой, а, напротив, даже доказала, что владычество России может принести некоторые преимущества – например, свободу торговли.
«Шляпы» тоже не были склонны считать Финляндию своим приоритетом, но подобное отношение их партии изменилось после позорного поражения. В 1747 г. они начали планомерно укреплять вооруженные силы и экономику страны в оборонительных целях. Эта переоценка ценностей выражалась в общегосударственном проекте возведения новых приграничных фортификационных сооружений, финансируемых в большой степени за счет французских субсидий. Современниками проект однозначно воспринимался как оборонительная мера, но, как справедливо указывала оппозиция «колпаков», его осуществление требовало столь крупных затрат, что у государства не было шансов модернизировать армию в остальном.
Весной 1748 г. началось строительство приморских крепостей Свеаборг (Суоменлинна) у берегов Гельсингфорса и Свартхольма недалеко от нового приграничного города Ловиса. Работы по возведению Свеаборга продолжались в течение последующих двадцати пяти лет – в основном под руководством энергичного офицера Августина Эренсверда, сделавшего этот форт своим собст- /61/ венным детищем. Именно Эренсверд предложил назвать крепость Свеаборгом – как аналог в восточной половине королевства «крепости в Гётеборге на западных морях». Согласно первоначальным замыслам, Гельсингфорс собирались окружить фортификационными сооружениями и бастионами. Однако несколько лет спустя все строительство было сосредоточено на участке площадью 75 гектаров, охватывавшем пять островов непосредственно к югу от города. Тем не менее, крепость стала крупнейшим сооружением, построенным шведской короной в XVIII столетии. В этом отношении ее масштаб превзошел лишь канал Гёта (Йёта) в XIX в.
Целью постройки Свеаборга и Свартхольма было создание в Южной Финляндии настолько сильных сооружений, чтобы армия могла удерживать там позиции до прибытия подкрепления из Швеции. Свартхольм должен был стать первым препятствием продвижению противника у границы, в то время как Свеаборг мыслился как главная база с арсеналами и цейхгаузами – для флота и сухопутных войск в Финляндии. Уже в 20-х годах XVIII в. Гельсингфорс считался подходящим местом для создания «замка», запирающего Финляндию и все королевство с востока. Здесь в 1713 г. российский флот и армия под командованием графа Апраксина предприняли решающий береговой маневр. Здесь же находились и внешние шхеры, до которых легко можно было добраться морем из Швеции и с финского побережья. На южном главном острове был возведен мощный бастион Густавссверд, частью которого являлись Королевские ворота. На северном Волчьем острове находилось место дислокации командования крепости, а также два дока, где строилась значительная доля нового шхерного флота.
Идея шхерного флота была заимствована у Петра Великого. Его галеры весьма успешно поддерживали русскую армию в наступлении на Финляндию в 1712–1714 гг. Эренсверду было поручено достичь аналогичного соответствия между шведской армией и флотом, поэтому галеры подчинялись армии и получили название «флота Армии». Стараниями Эренсверда также были построены шхерные фрегаты – новый тип судов, которые обладали большей маневренностью и были лучше вооружены, чем галеры с их низкими бортами. К тому же сконструировали ряд малых судов, которые, совместно с фрегатами и галерами, обеспечили победу шведского флота в сражении при Свенсксунде (Руотсинсальми) (1790). /62/
Несмотря на то, что и Свеаборг, и шхерный флот создавались в оборонительных целях, в дальнейшем они способствовали нарастанию напряженности между Швецией и Россией. Функции Финляндии как военной «серой зоны», не имеющей серьезного экономического или политического значения, сменились ролью динамичного форпоста на восточной границе. Юго-западное побережье Финляндии, в центре которого находился Свеаборг, неизбежно воспринималось Санкт-Петербургом, который бурными темпами превращался в одну из ведущих европейских метрополий, как военно-стратегическая проблема. В 1750–1800 гг. население Санкт-Петербурга выросло более чем вдвое – с 95 тыс. до 220 тыс. жителей.
Экономические и социальные
преобразования
Рост Санкт-Петербурга имел долгосрочные последствия для экономического развития Финляндии. Политический раздел страны на западную, то есть шведскую, часть, с одной стороны, и восточную, российскую – с другой, в сфере торговли не произошел. На Санкт-Петербург стала неуклонно ориентироваться не только экономика Выборгской губернии. С возрастанием спроса на петербургском рынке город становился все более притягательным для тех частей южного побережья Финляндии, которые все еще принадлежали шведской короне. Берега Эстерботнии, в свою очередь, так тесно были связаны со столицей королевства Стокгольмом, что в экономическом плане этот край не относился к Финляндии. Вместе со шведским краем Норланд Эстерботния скорее являлась частью Средней Швеции. Таким образом, экономическая жизнь внутренней Финляндии ориентировалась либо на Стокгольм, либо на Санкт-Петербург: направление стало определяться расстоянием и доступом к подходящим транспортным средствам.
Такое развитие торговой сферы противоречило политике «разумного меркантилизма» шведской короны и вызывало растущее недовольство в Финляндии, так как власти цеплялись за таможенные ограничения и вели борьбу с контрабандой. В начале 60-х годов XVIII в. критика усилилась. В 1765 г. на заседании риксдага было решено отменить торговые ограничения в Эстерботнии, /63/ а также соответствующие рестрикции в морских перемещениях крестьян. За этой реформой стояли финские политики из партии «колпаков», представлявшие все четыре сословия. Их глашатаем был капеллан Андерс Чюдениус из Эстерботнии. Его остроумные статьи и памфлеты опровергали аргументы меркантилистов. Наиболее известно его сочинение Den nationnale winsten («Национальная выгода», 1765), в котором ясно излагались тезисы о преимуществах полной либерализации общественной экономики. Его взгляды предварили классический труд Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776), проникнутый теми же идеями.
С потерей Прибалтийских провинций относительная доля продуктов железорудной и медной промышленности в экспорте шведского государства возросла. Также немного увеличилась доля смолы в экспорте (с 7 до 9 %). Поскольку от 75 до 90 % смолы производилось в восточной половине королевства, Финляндия, и, прежде всего, Эстерботния, осталась ее главным производителем в государстве. Отмена таможенных ограничений привела к заметному сдвигу в распределении доходов: эстерботнийские купцы выиграли по сравнению со Стокгольмом. Уже в конце XVIII в. их собственные парусные суда перевозили основную долю всего экспорта Эстерботнии. Торговые дома наладили прямые контакты с британскими и голландскими покупателями. Они посылали свои корабли также в Южную Европу и в Вест-Индию, что, естественно, влияло на структуру потребления и мировоззрение в городах эстерботнийского побережья. Соль оставалась важнейшим предметом импорта в Финляндии, но благодаря развитию мореплавания на собственных судах ее жители стали знакомиться также с новыми продуктами и диковинками: южными фруктами, какао и листовым чаем.