Читать интересную книгу От магов древности до иллюзионистов наших дней - Александр Вадимов

Случайное знакомство с сенатором Брагадином навело Казанову на мысль выудить у него деньги, выдавая себя за мага. Обзаведясь необходимой литературой и приспособлениями, Казанова постепенно овладел и исполнительской техникой. Шарлатанство и карточная игра с применением манипуляций стали для Казановы источником доходов, позволявших ему разъезжать по всей Европе в погоне за бесчисленными любовными приключениями.

Набор его трюков не отличался оригинальностью: очерчивание «магического круга», появление и исчезновение предметов, фигуры в зеркалах, «добывание» золота…

Казанова умер в замке Дукс в Богемии, где был в последние годы своей жизни библиотекарем графа Вальдштейна. Большая часть мемуаров Казановы — двенадцать томов, изданных впервые в Париже, — переведена на многие языки, в том числе и на русский (Спб., 1895). В них с исключительной яркостью обрисована картина морального и политического разложения высших слоев общества Западной Европы в XVIII столетии.

Казанова стал героем множества произведений литературы и искусства. Достаточно назвать известную комическую оперу «Казанова» Л. Ружицкого, «Возвращение Казановы» и «Казанова в Спа» Артура Шницлера, «Три певца своей жизни» Стефана Цвейга. О нем напомнило и название фильма Марио Моничелли «Казанова-70», где главную роль играет Марчелло Мастроянни.

В 60-х годах XVIII века на тот же путь авантюр стал и кельнер лейпцигской гостиницы Иоганн Георг Шрёпфер (1730–1774), выдававший себя за французского полковника, сына герцога Орлеанского.

Этот иллюзионист основал масонскую ложу и «вызывал духов», пользуясь волшебным фонарем, электрофорной машиной и лейденскими банками. Уличенный в присвоении вступительных взносов в масонскую ложу, Шрёпфер застрелился в 1774 году.

Подобных проходимцев было в ту пору немало. История иллюзионного искусства не может пройти мимо них: они чрезвычайно усовершенствовали технику фокусов, устраивая свои «магические сеансы».

Обстоятельства вынудили мнимотитулованных шарлатанов выступать не на сцене, в некотором удалении от публики, а в зале, где зрители подходили к ним вплотную, обступали со всех сторон. Бели учесть, что успех иллюзий сулил богатейшие доходы, а малейшая неудача грозила тюрьмой или даже виселицей, нетрудно понять, что аппаратура и техника манипуляций у этих авантюристов должны были быть безукоризненными.

Мы не рассказали и о сотой доле похождений этих иллюзионистов-авантюристов, самым беззастенчивым образом эксплуатировавших суеверия своих современников и не брезговавших при этом решительно ничем. Но нельзя забывать, что своих успехов, которые кажутся нам сегодня невероятными, им удавалось добиваться не только исключительной дерзостью, но и поразительным техническим мастерством и недюжинным артистическим талантом.

Каков бы ни был моральный облик этих обманщиков, они невольно развили и усовершенствовали технику иллюзий, подготовив таким образом появление профессиональных артистов-иллюзионистов XIX века.

Комментарий Олега Степанова.

Comus по русски читается как Комю. Камю вы каждый день слышите в рекламе на телевидении.

Знаменитое произведение Чапека называется РУР (Россумс Юниверсал Роботс — Универсальные роботы Россума). Именно в этом произведении впервые прозвучало слово робот.

Турок не только не выиграл у Екатерины, но даже не играл с ней. В мемуарах Робер-Удена не написано, что Екатерина изъяла автомат. Там написано, что она стала жульничать и автомат скинул шахматы. Но Екатерина не обиделась, а обрадовалась, так как позиция была проигранной.

Белая и черная магия

Улицы революционного Парижа пестрят разноцветными воззваниями. На домах надписи: «Свобода, равенство и братство». Бесконечные очереди за хлебом, мясом и мылом выстраиваются с рассвета. И с раннего утра до поздней ночи на улицах и площадях толпится народ. Повсюду жадно слушают ораторов. Женщины с ружьями на плечах патрулируют по городу вместе с мужчинами. Дети приносят свои оловянные чернильницы, прося перелить их в пули. На фронтах идут ожесточенные бои с отборными войсками чуть ли не половины Европы. Внутри страны — борьба с контрреволюцией, борьба не на жизнь, а на смерть. Только что изобретенная гильотина работает без отдыха. Но, несмотря на лишения и тревожную обстановку, в толпе то и дело звучат любимые песни — «Марсельеза» и «Са ира». На месте разрушенной Бастилии — надпись: «Здесь танцуют». И здесь действительно танцуют весь день. В то время вокруг Комитета общественного спасения сгруппировались многочисленные ученые, с блеском решавшие задачи в области точных и естественных наук, которые ставила перед ними революция.

Привлеченный размахом научной деятельности, в Париж приехал молодой бельгиец, преподаватель физики Льежского университета Этьен-Гаспар Робертсон (1763–1837). Специалист по оптике и воздухоплаванию, он предложил свое изобретение, предназначенное для уничтожения вражеского британского флота: гигантские зажигательные стекла.

Этот проект не был осуществлен. Тогда Робертсон стал помогать французской армии, создав воздушную разведку. Он сам совершил пятьдесят девять свободных полетов на воздушном шаре, незадолго до того изобретенном братьями Монгольфье, и во время одного из этих полетов достиг небывалой в то время высоты — семи тысяч метров.

Но «гражданин Робертсон» прославился в революционном Париже не как ученый, а как иллюзионист, своим искусством весьма своеобразно послуживший делу революции.

Представления устраивались в часовне заброшенного монастыря капуцинов, возле Вандомской площади. Стены и потолок мрачного зала были затянуты черной материей. Для своих иллюзий Робертсон пользовался фантоскопом — волшебным фонарем, бесшумно передвигавшимся на колесах по рельсам. Вот что рассказывает очевидец:

«Вошел бледный худой человек и, погасив свет, сказал:

— Граждане, я не из тех шарлатанов, которые, подобно Калиостро, претендуют на управление сверхъестественными силами, и опыты мои имеют исключительно научный характер. На страницах газет я обещал публике возродить к жизни умерших, и я сделаю это. Тем из присутствующих, кои пожелали бы увидеть тени дорогих и близких им умерших, стоит сказать слово — и я исполню их желание.

Наступила жуткая пауза. Ее нарушил порывистый человек со сбившимися волосами и серьезными печальными глазами. Вскочив на скамью, он воскликнул:

— Так как официальные газеты отказали мне в просьбе почтить память Марата, я был бы рад увидеть хотя бы его призрак»[14].

«Робертсон выливает на горящую жаровню два стакана крови, бутылку серной кислоты, двенадцать капель азотной кислоты и туда же швыряет два экземпляра „Газеты свободных людей“. Тут же мало-помалу начинает вырисовываться маленький мертвенно бледный призрак в красном колпаке, вооруженный кинжалом. Это призрак Марата. Он ужасающе гримасничает и исчезает…

Швейцарец просит показать ему тень Вильгельма Телля. Робертсон кладет на горящие угли две старинные стрелы, и тут же тень борца за свободу Швейцарии показывается во всей своей республиканской гордости…»[15].

Когда однажды какой-то монархист потребовал вызвать тень Людовика XVI, Робертсон дал ему настоящую отповедь.

Вызывание «призраков» сопровождалось шумовыми эффектами: громом, похоронным звоном, шумом дождя. В заключение Робертсон показывал «судьбу, которая ждет всех нас», — скелет с косой.

Политическое воздействие «фантасмагорий» Робертсона, как он называл свои представления, было значительно. Весь Париж перебывал в развалинах капуцинского монастыря. Но после переворота, совершенного Бонапартом, Робертсон быстро изменил репертуар и показывал теперь целые политические пьесы, звучавшие в унисон со злободневными событиями. Вот описание одной из них в газете того времени «Курье де спектакль»: «Робеспьер встает из могилы, хочет подняться. Его испепеляет молния. Тени дорогих усопших смягчают картину. По очереди появляются Вольтер, Лавуазье, Жан-Жак Руссо, Диоген, который с фонарем в руке ищет человека и как бы ходит по рядам зрителей. Среди хаоса появляется сверкающая звезда, в центре которой написано „18 брюмера“. Вскоре облака рассеиваются, и мы видим умиротворителя. Он предлагает Минерве оливковую ветвь. Она ее берет, делает из нее венок и возлагает на чело юного французского героя. Нечего и говорить, что эта ловкая аллегория всегда вызывает восторги»[16].

Иллюзионное искусство, и прежде выражавшее классовые интересы под видом служения богам и дьяволу или под видом невинной шутки, теперь стало откровенным орудием политики. И то, что в начальный период деятельности Робертсон своими иллюзиями часто и откровенно служил делу революции, в значительной мере обеляет его «магию» в наших глазах.