Читать интересную книгу Год испытаний - Джеральдина Брукс

Я поплелась домой почти в темноте, остановившись по пути лишь для того, чтобы бросить сена своим овцам. Я так устала, что не стала ничего себе готовить. Вместо этого я положила оставшуюся часть опия в кружку, залила водой и, добавив меда, понесла ее в постель. В ту ночь мне снились горы, которые дышали, как спящие животные, а потом я перенеслась на крылатой лошади через переливавшуюся всеми цветами радуги пустыню, покрытую золотистым стеклом, и полетела над полями из мерцающих звезд.

И опять я проснулась утром, чувствуя себя прекрасно отдохнувшей. Но потом вспомнила, что у меня больше не осталось этого чудесного средства, которое помогает забыться. И вдруг подумала о домике Мем Гауди. Наверняка там есть головки мака, а может быть, даже готовые настойки или такой же опий, какой я стащила у миссис Момпелльон. Я решила сходить туда и проверить.

Снег поблескивал на наветренной стороне скал и деревьев. Мои куры сбились в кучку в углу сада, их перья распушились от холода. Я взяла сена и подложила в ботинки, чтобы во время долгого пути не отморозить ноги. Небо было низким, темно-серым, в любую минуту мог начаться снегопад. Я шла по замерзшей траве, стараясь обходить грязь. Когда идти оставалось совсем немного, я вдруг заметила, что в знакомом пейзаже чего-то не хватает. В это время дня черный маслянистый дым из кузницы Ричарда Толбота должен бы уже подниматься в небо. Но горн стоял холодным, и из дома Толботов не доносилось ни звука. С тяжелым сердцем я направилась по тропинке к дому кузнеца.

Дверь мне открыла Кейт Толбот. Она была беременна своим первенцем, который должен был появиться на свет на Масленицу. Как я и ожидала, в доме стоял запах гнилых яблок. К нему примешивался еще и запах горелого, портящегося мяса. Ричард Толбот, самый сильный мужчина в нашей деревне, лежал на кровати и хныкал, как ребенок. Кожа у него в паху была сожжена дочерна. На ней отчетливо виднелся глубокий след от ожога.

Кейт заметила, что я смотрю на его ужасную рану.

— Он потребовал, чтобы я сделала это, — сказала она шепотом. — Два дня назад он упросил меня раздуть меха и раскалить кочергу докрасна. Я не смогла прижечь нарыв, как он просил. Тогда он вырвал кочергу из моих рук и сделал все сам. Он думал, если сжечь нарыв, то болезнь пройдет. Но ему стало только хуже.

Я пробормотала какие-то пустые слова утешения, зная, что, скоро Ричард Толбот умрет, если не от чумы, то от заражения крови. В комнате был страшный холод. Кейт сказала, что у нее так сильно болит спина, что она может носить только по одному бревну зараз, и печка прогорела. Я пошла за дровами и, когда вернулась, увидела, как Кейт, склонившись над Ричардом, пытается прикрыть от меня лежащий рядом с его раной небольшой треугольник пергаментной бумаги. Это был колдовской заговор. На бумажке было написано:

АБРАКАДАБРА

  БРАКАДАБР

   РАКАДАБ

    АКАДА

     КАД

       А

— Кейт Толбот! — укоризненно сказала я. — Неужели ты веришь в эти глупости? — На ее глазах появились слезы. — Не плачь, — сказала я, уже пожалев о своей резкости и обнимая ее. — Я знаю, что ты прибегла к этому колдовству просто потому, что не знаешь, что еще сделать.

— Ох, Анна, — разрыдалась она. — Я и сама не верю в это, но я купила этот заговор, потому что то, во что я истинно верю, не помогает. Молитвы не приносят облегчения, и дьявол нашептывает мне: «Если Бог не помогает, может, я помогу».

Сначала она не хотела говорить мне, где раздобыла этот клочок бумаги, так как шарлатанка, которая выманила у нее шиллинг, сказала, что на нее обрушится смертное проклятие, если она об этом кому-нибудь расскажет. Но я настаивала, и наконец она, всхлипнув, произнесла:

— Нет, Анна, все-таки это волшебство. Этот заговор я получила от привидения Анис Гауди.

— Какая чушь! — выпалила я. Но она побелела, как снег за окном, и я осторожно спросила: — Почему ты так решила?

— Прошлой ночью, когда я пошла за дровами, до меня донесся сквозь шум ветра ее голос. Она сказала, чтобы я положила на притолоку шиллинг, и утром там будет лежать вместо него чудодейственный заговор.

— Кейт, — ласково сказала я. — Анис Гауди лежит в могиле. А если бы она была жива, то никогда не опустилась бы до бесполезных заговоров, так как она лечила людей только травами. Уничтожь эту бумажку, Кейт, и выброси из головы все эти вредные глупости. Я уверена, что голос, который ты слышала, принадлежал какому-то очень нехорошему человеку из нашей деревни, пребывающему в полном здравии.

Кейт разжала ладонь, и бумажка упала на хворост в печи. Я подула на угли, и разгоревшийся огонь поглотил ее.

— А теперь отдохни, — сказала я. — Вот выспишься, и мир покажется тебе не таким мрачным.

Сделав все, что могла, я отправилась в дом Гауди. Дул сильный ветер. Он намел у дома сугробы по колено. Я в нерешительности остановилась у двери, пытаясь справиться с охватившим меня чувством вины — ведь я собиралась переступить порог дома людей, которых уже не было в живых. Я попыталась открыть разбухшую дверь, но мои окоченевшие руки не слушались. Я долго толкала дверь, наконец она поддалась и чуть приоткрылась. Я проскользнула в темноту.

Ветер выл и вздыхал на сотни голосов. Я вся дрожала и пыталась убедить себя, что это просто от холода и сырости. Мне необходимо было разжечь огонь не только для того, чтобы согреться, но и для того, чтобы прогнать темноту. Гауди были слишком бедны для того, чтобы вставлять стекла, в их доме было только маленькое слуховое окошко под самой крышей, да и его они заделали осенью тростником. В комнате с закопченными стенами было так темно, что мне пришлось на ощупь искать у печки кремень и огниво. Когда я их нашла, мои руки так тряслись, что я не смогла высечь и искры.

И вдруг комната позади меня осветилась.

— Отойди от очага, Анна.

Я подпрыгнула от неожиданности, споткнулась о шаткую каменную плиту, лежавшую перед очагом, и растянулась на земляном полу. Я в ужасе приподняла голову, ослепленная светом, исходившим от привидения Анис Гауди. Она как бы парила надо мной в воздухе, такая прекрасная, в белом платье.

— С тобой все в порядке? — спросила Элинор Момпелльон, спускавшаяся по лестнице с чердака со свечой, которую она держала перед собой. — Ты что, ушиблась? — И миссис Момпелльон склонилась надо мной с озабоченным лицом.

— Нет, нет, — сказала я, пытаясь взять себя в руки. — Я просто упала. Я… я не думала, что здесь кто-то есть.

— Да и я тоже, — проговорила она. — Я пришла сюда еще вчера вечером, потому что мне стало ясно, что мы должны собрать все снадобья, приготовленные Гауди, и хорошенько в них разобраться. Мне кажется, что можно победить чуму, если давать нужные отвары из трав тем, кто еще здоров. Мы должны укреплять свой организм, чтобы он мог бороться с заразой. — Она встала у очага и разожгла огонь. — Я так увлеклась, разбирая сухие травы, что и не заметила, как стемнело. А когда собралась домой, пошел снег, и я решила переночевать здесь. Мистер Момпелльон наверняка подумает, что я осталась с кем-то из больных, и не будет волноваться. Мне так хорошо спалось, что, наверное, я бы не проснулась, если бы ты не разбудила меня, когда открывала дверь.

Она начала рассказывать мне, что составила список растений, которые были ей знакомы, с восторгом говорила о том, какие отвары и настои мы сможем из них приготовить.

Слушая о ее планах, я почувствовала себя такой эгоисткой из-за того, что хотела скрыться от реальности при помощи опия.

— Миссис Момпелльон, я…

— Элинор, — вдруг сказала она. — Называй меня просто Элинор, ведь у нас с тобой теперь есть общее дело.

— Элинор… я должна признаться. Я пришла сюда не для того, чтобы искать травы, которые могут помочь другим.

— Ах да, — сказала она спокойно. — Ты пришла за этим. — Она подняла руку и сняла подвешенную к потолочной балке связку с головками мака. — Греки называли его Цветком Леты. В греческой мифологии Лета — это река забвения. Умершие, отведав воду из Леты, забывали свою земную жизнь. Когда каждый день переполнен печалью, желание забыть естественно. Но эти души забывали также и тех, кого когда-то любили. Ты ведь не хочешь этого? Ты должна лелеять воспоминания о детях, Анна, пока не встретишься с ними на небесах.

— Я взяла тогда пузырек с опием из вашей сумки.

— Я знаю, — ответила она. — Он принес тебе сладкие сны?

— Да, — прошептала я.

Она кивнула. Ее легкие, пушистые волосы, освещенные огнем, были похожи на нимб.

— Я прекрасно помню, какими они бывают.

— Вы? — поразилась я. — Вы пробовали опий?

— Да, Анна, даже я. В моей жизни был такой период, когда мне многое хотелось забыть.

Она встала, принесла горшочек с сушеной ромашкой, стоявший в углу на полке, и положила несколько ложек в маленький чайник. Вода, стоявшая на огне, начала закипать. Она налила кипяток в чайник с ромашкой и заварила ароматный чай.