Читать интересную книгу Острые предметы - Гиллиан Флинн

Но если первое убийство было совершено со всеми мерами предосторожности, то зачем было уводить Натали в дневное время, на глазах у ее друга? Непонятно. А если бы на месте Натали был Джеймс Кэписи, если бы он вышел на опушку леса, вместо того чтобы играть на солнце втайне от матери, может, убили бы его? Или преступник охотился именно за Натали Кин? Ее также продержали дольше, чем Энн: тело было найдено через два дня после исчезновения, на Главной улице, самой людной в Уинд-Гапе, в узком (тридцать сантиметров) проеме между салоном красоты и скобяной лавкой.

Что видел Джеймс Кэписи? Вспоминая его рассказ, я совсем терялась в догадках. Вряд ли он врал. Но дети переживают страх иначе, чем взрослые. Мальчик увидел чудище, и для него оно обернулось злой ведьмой из сказки, бессердечной Снежной королевой. А что, если это был женоподобный мужчина? Трансвестит, гермафродит или, наконец, просто долговязый тип с длинными волосами? Женщины так не убивают – не бывает такого. Женщин – серийных убийц вообще можно пересчитать по пальцам, их жертвами почти всегда были мужчины, и в основном убийства совершались на сексуальной почве. Но ведь девочек не пытались изнасиловать, и это тоже никуда не вписывается.

Выбор этих девочек в качестве жертв также казался бессмысленным. Если бы не свидетельство похищения Натали Кин, можно было бы считать, что их выбрали случайно. Но если Джеймс Кэписи не сочиняет, то убийца пришел за девочкой в парк специально, и если преступнику нужна была именно она, то и Энн не была для него первым попавшимся ребенком. Ни одна из девочек не была достаточно привлекательной, чтобы стать объектом одержимой страсти. Как сказал Боб Нэш, самой красивой была Эшли. Натали была из богатой семьи, не столь давно приехавшей в Уинд-Гап. Семья Энн из низшего слоя среднего класса, и они потомственные уиндгапчане. Девочки не были подругами. Единственная связь между ними – общая зловредность, если верить Викери. И есть версия о том, что убийца приехал автостопом, предложенная Ричардом Уиллисом. Насколько она вероятна? Неподалеку отсюда проходит маршрут грузовых перевозок в Мемфис. Но приезжему было бы трудно прожить в городе девять месяцев, оставаясь незамеченным, а в окрестном лесу пока никого не нашли. Там даже животных мало – их давно уже истребили охотники.

Я чувствовала, что мои мысли идут вразброд: слишком много старых предубеждений и субъективности. Мне вдруг отчаянно захотелось поговорить с Ричардом Уиллисом, приезжим, который относился к происходящему как к работе: материал собрал, в папочку подшил – принимайте, готово. Задание выполнено. Мне нужно было думать так же.

Я приняла прохладную ванну в темноте. Потом, сев на бортик ванны, быстро намазала все тело маминым лосьоном. Чувствуя рубцы и припухлости на коже, внутренне сжалась.

Надела светлые хлопчатобумажные брюки и рубашку с высокой горловиной и длинными рукавами. Потом причесалась и оглядела себя в зеркало. Если не знать о том, какое уродство скрывается под одеждой, меня бы можно было назвать красивой. Лицо с правильными, гармоничными чертами, на редкость выразительное. Большие голубые глаза, высокие скулы, маленький нос. Губы полные, кончики слегка опущены вниз. На это лицо приятно смотреть, но только когда я полностью одета. Если бы все сложилось иначе, я могла бы стать сердцеедкой, флиртовать с интересными мужчинами, выйти замуж.

Миссурийское небо за окном было, как всегда, ослепительно-синим – таким, что при одной лишь мысли о нем у меня на глаза наворачивались слезы.

* * *

Я нашла Ричарда в закусочной «У Бруссардов». Он ел вафли без сиропа, и перед ним на столе лежала стопка папок высотой почти до подбородка. Я села напротив и почему-то почувствовала себя счастливой – мне было легко, уютно и хотелось быть откровенной.

Он поднял на меня глаза и улыбнулся:

– Мисс Прикер. Хотите тостов? Угощайтесь. Каждый раз, когда прихожу сюда, прошу мне их не приносить. Бесполезно. Похоже, хозяевам просто некуда их девать.

Я взяла тост с кусочком масла в форме цветка, сделала бутерброд. Хлеб был холодным и таким жестким, что, как только я его надкусила, по столу разлетелись крошки. Смела их рукой под тарелку и сразу перешла к делу.

– Послушайте, Ричард. Поговорите со мной. Для публикации или нет. Я совсем запуталась. Мне не хватает объективности.

Он похлопал папки и потряс желтым блокнотом.

– У меня объективности сколько угодно, по крайней мере начиная с тысяча девятьсот двадцать седьмого года. А что случилось с более ранними документами, неизвестно. Может, какая-нибудь секретарша выбросила, когда наводила порядок.

– С какими документами?

– Я собираю криминальный архив Уинд-Гапа, историю совершенных здесь преступлений, – сказал он, показывая одну папку. – Вы знали, что в тысяча девятьсот семьдесят пятом году у берега Фолз были найдены две девочки-подростка с отрезанными запястьями, совсем недалеко от того места, где нашли Энн Нэш? Их смерть была признана самоубийством. Девочки были слишком близки – не совсем нормально для своего возраста. Предполагалась интимная связь. Но нож так и не нашли. Вот что странно.

– Одна из них – Мюррей.

– Значит, вы об этом знаете.

– Незадолго до смерти она родила ребенка.

– Да, девочку.

– Убитую звали Фей Мюррей. Она училась в моей школе. Ее звали Фей-Забей. После уроков она уходила с мальчишками в лес, и там они по очереди с ней развлекались. Ее мать покончила с собой, а Фей в шестнадцать лет трахалась со всеми парнями в школе.

– Не понимаю, к чему вы…

– Вот доказательство тому, что она не лесбиянка. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Если бы она не давала мальчишкам, никто бы с ней не знался. Но она давала. Так что она была не лесбиянкой, а шлюхой. Никто с ней не водился. Вот что значит маленький городок: ничего от соседа не утаишь. И все используют чужие тайны.

– Чудесное место.

– Да. Дайте мне комментарий для статьи.

– Вот я вам его и дал.

Неожиданно для себя я рассмеялась. Представила себе, как передаю Карри статью, в которой написано: «Следователь полиции не знает, где искать преступника, но считает, что „Уинд-Гап – чудесное место“».

– Камилла, давайте заключим сделку. Я дам комментарий для статьи, а вы мне подробно расскажете о местных жителях. Мне нужно побольше знать о них, а Викери молчит. Похоже, он занял оборонительную позицию.

– Мне нужен официальный комментарий. Но давайте также поработаем вместе в конфиденциальном порядке. Обещаю, что без вашего разрешения в прессу не попадет ни одного вашего слова. А вы сможете пользоваться всем, что расскажу я.

Не самая справедливая сделка, но иначе никак.

– Что вы хотите услышать? – улыбнулся Ричард.

– Вы действительно считаете, что убийца не из Уинд-Гапа?

– Для прессы?

– Да.

– Мы не исключаем никаких возможностей. – Он проглотил последний кусок вафли и задумался, глядя в потолок. – Мы ищем преступника среди местного населения, но также считаем вероятным, что убийства совершил приезжий.

– То есть никаких следов вы не нашли.

Он усмехнулся и пожал плечами:

– Я все сказал.

– Ладно, теперь конфиденциально: вы не нашли никаких следов?

Он открыл и закрыл липкую бутылку с сиропом, потом положил нож и вилку крест-накрест на тарелку.

– Конфиденциально я вам скажу: Камилла, вы и вправду думаете, что эти преступления совершил какой-нибудь приезжий? Вы ведь криминальный репортер.

– Нет, не думаю, – ответила я, почему-то сразу взволновавшись. Я старалась не смотреть на зубцы вилки, которая лежала передо мной.

– Умница.

– Викери сказал, что, по вашей версии, преступник приехал на попутных машинах.

– Ох, черт возьми. Я просто высказал предположение, когда только приехал сюда, девять месяцев назад. А он до сих пор повторяет это, чтобы выставить меня невеждой. Мы с ним не очень ладим.

– Вы подозреваете кого-нибудь определенного?

– Разрешите пригласить вас в бар на этой неделе. Расскажете мне все про ваших знакомых из Уинд-Гапа.

Он взял счет и отодвинул бутылку к стене. На ее месте остался липкий след. Я в задумчивости провела по нему пальцем, который потом поднесла ко рту. Рукав футболки приподнялся, обнажив рубцы. Пока я прятала руки под стол, Ричард поднял глаза.

* * *

Я не видела ничего зазорного в том, чтобы рассказать Ричарду все, что знаю о жителях Уинд-Гапа. Не горела желанием быть преданной своему родному городу. Здесь умерла моя сестра, и здесь я начала резаться. В этом маленьком удушливом городке каждый день приходится сталкиваться с ненавистными вам людьми, которые знают про вас слишком много. Жизнь здесь оставляет свой отпечаток.

Хотя, как могло показаться со стороны, со мной здесь обращались лучше некуда. Все благодаря маме. В Уинд-Гапе ее любили, она была украшением города – самой красивой и обаятельной женщиной за всю его историю. Мои бабушка с дедушкой, ее родители, владельцы свинофермы и половины близлежащих домов, воспитывали маму в строгости; к ней применялись те же правила, что и к рабочим: не пить, не курить, не сквернословить; посещение церкви обязательно. Я могу лишь догадываться, как им стало плохо, когда они узнали, что семнадцатилетняя Адора беременна. Виновником был юноша из Кентукки, с которым мама познакомилась в церковном лагере, – как-то он приехал на Рождество и наградил ее мной. Мамины родители были так разъярены, что, пока у нее рос живот, у них развились опухоли, и через несколько месяцев после моего рождения оба сошли в могилу.