Читать интересную книгу Острые предметы - Гиллиан Флинн

Вошла мама. Она прошла мимо Гейлы, поцеловала Алана в щеку и положила на стол, на белую салфетку из хлопка напротив себя, грушу.

– Гейла, ты ведь помнишь Камиллу?

– Конечно помню, миссис Креллин, – обратила она ко мне хитрое лицо. Потом улыбнулась, растянув потрескавшиеся губы в чешуйках и обнажив кривые зубы. – Привет, Камилла. Могу предложить яйца, тосты, фрукты.

– Спасибо, мне только кофе. Со сливками и с сахаром.

– Камилла, мы купили продукты специально для тебя, – сказала мама, надкусывая грушу. – Съешь хотя бы банан.

– И банан. – Гейла, недобро улыбаясь, ушла на кухню.

– Камилла, приношу тебе извинения за вчерашнее, – заговорил Алан. – У Эммы сейчас трудный возраст.

– Она очень прилипчивая, – прибавила мама. – Обычно ласковая, но иногда немножко отбивается от рук.

– Похоже, не совсем немножко, – заметила я. – Такой скандал в тринадцать лет – не шутка. Страшновато это выглядело.

Теперь чувствовалось, что я вернулась из Чикаго, – это уже явно звучало увереннее, даже нахальнее. Мне полегчало.

– Да, но ты сама была не очень-то спокойной в этом возрасте.

Я не могла понять, на что намекает мама – на резьбу по коже, плач по умершей сестре, а может, на сверхактивную половую жизнь, которую я начала тогда вести. Уточнять не стала, просто кивнула в ответ.

– Ну, надеюсь, она в порядке, – подытожила я и встала, собираясь уходить.

– Камилла, пожалуйста, останься, – сказал Алан тонким голоском, вытирая уголки рта, – расскажи о Городе ветров. Удели нам минутку.

– В Городе ветров все хорошо. Работа пока нравится, получаю хорошие отзывы.

– Отзывы на что? – Алан наклонился ко мне, скрестив руки на груди, словно считая свой вопрос вполне остроумным.

– Ну, я пишу сейчас о значительных происшествиях. В этом году уже опубликовано несколько статей о трех убийствах.

– Разве это хорошо, Камилла? – Мама перестала грызть грушу. – Никогда не пойму, откуда у тебя взялась любовь к ужасам. Кажется, ты сама уже пережила достаточно бед, чтобы где-то их искать специально. – Она рассмеялась: ее смех был высоким и легким, как воздушный шарик, уносимый ветром.

Вернулась Гейла с чашкой кофе и бананом, нелепо втиснутым в мисочку. Поставив мой завтрак на стол, она направилась к двери, и в этот же момент, как в салонной комедии, вошла Эмма. Она поцеловала маму, поздоровалась с Аланом и села напротив меня. Потом лягнула меня ногой под столом и засмеялась. «Эй, это ты?»

– Камилла, мне жаль, что вчера ты меня видела в дурном настроении, – сказала Эмма. – Мы ведь совсем друг друга не знаем. У меня сейчас трудный возраст, – она делано улыбнулась, – вот, значит, мы и снова вместе. Ты – несчастная Золушка, а я – злая сводная сестра.

– Да какая же ты злая, доченька, – возразил Алан.

– Но Камилла родилась первой. Первые всегда лучшие. Теперь, когда она вернулась, вы будете любить ее больше, чем меня? – спросила Эмма шутливо, однако, ожидая ответа, покраснела.

– Нет, – спокойно сказала Адора.

Гейла поставила перед Эммой тарелку с ветчиной, которую девочка принялась поливать медом, рисуя струйкой кружевные круги.

– Значит, вы меня любите, – продолжила Эмма и набила рот ветчиной. Смесь запахов, мяса и меда, была отвратительной. – Вот бы меня убили.

– Эмма, не говори глупостей, – сказала мама, бледнея. Ее пальцы запорхали вокруг глаз, но она немедленно положила руки на стол.

– Тогда мне больше никогда не пришлось бы переживать. После смерти многие становятся идеальными. Как принцесса Диана: теперь ее любят все.

– Эмма, ты самая популярная девочка в школе, а уж родители в тебе души не чают. Не жадничай.

Эмма еще раз пнула меня под столом и довольно улыбнулась, будто наконец получила ответ на важный вопрос. Она перекинула через плечо край своего одеяния, и я поняла, что на ней был не халат, как мне показалось сначала, а голубая простыня, искусно обернутая вокруг тела. Мама тоже это заметила.

– Во что это ты вырядилась, Эмма?

– Это рубище девы. Мы идем в лес играть. Я буду Жанной д’Арк, а подружки меня сожгут.

– Ты ничего подобного не сделаешь, дорогая, – отрезала мама, забирая банку с медом, пока Эмма не погрузила в нее ветчину. – Убиты две девочки, твои ровесницы, и ты думаешь, что я отпущу тебя в лес?

Шальные детские забавыВдали от всех, в лесу густом, —

вспомнилось мне начало детского стихотворения, которое я когда-то знала наизусть.

– Не беспокойся, со мной все будет в порядке, – промурлыкала Эмма со слащавой улыбкой.

– Ты останешься дома.

Эмма с силой ткнула вилкой ветчину и непристойно выругалась вполголоса. Мама повернулась ко мне, вздернув голову, и бриллиант на ее обручальном кольце сверкнул мне в глаза, как световой сигнал SOS.

– Камилла, а может, устроим что-нибудь приятное, пока ты здесь? – спросила она. – Например, пикник на лужайке за домом. Или покатаемся в кабриолете, можно съездить в Вудберри поиграть в гольф. Гейла, принеси, пожалуйста, чаю со льдом.

– Все это звучит заманчиво. Мне надо только выяснить, сколько дней я еще здесь пробуду.

– Да, нам тоже хорошо бы это знать. Хотя, конечно, ты можешь оставаться сколько пожелаешь, – сказала мама. – Но нам все же лучше знать, чтобы строить свои планы.

– Конечно. – Я откусила кусочек банана, он был безвкусный, как трава.

– Или мы с Аланом приедем в Чикаго, как-нибудь в этом году. Мы ведь никогда там не были.

Больница, в которой я лежала, расположена к югу от Чикаго, в полутора часах езды на машине. Мама прилетела в аэропорт О’Хара и оттуда доехала на такси. Это обошлось ей в 128 долларов, с чаевыми – 140.

– Это тоже было бы хорошо. У нас замечательные музеи. И озеро тебе бы понравилось.

– Не уверена, что меня теперь привлекают водоемы.

– И давно? – спросила я, догадываясь, что услышу в ответ.

– После того, как маленькую девочку, Энн Нэш, оставили в реке умирать. – Она отпила чая. – Я ведь знала ее, понимаешь.

Эмма захныкала и заерзала на стуле.

– Но ведь она не утонула, – возразила я, догадываясь, что мама, скорее всего, не потерпит возражений. – Ее задушили. Просто она умерла, когда лежала в ручье.

– И еще малышка Кин. Я очень любила их обеих. Очень. – Она в грустной задумчивости отвела взгляд, Алан накрыл ее ладонь своей. Эмма встала, взвизгнула, как щенок, и убежала по лестнице наверх.

– Бедняжка, – вздохнула мама, – ей сейчас почти так же больно, как и мне.

– Она ведь каждый день видела этих девочек. Действительно, должно быть тяжело, – нехотя проворчала я. – А ты откуда их знала?

– Уинд-Гап маленький, по-моему, нет необходимости тебе об этом напоминать. Это были милые, красивые девочки. Просто очаровательные.

– Но ведь ты не была с ними по-настоящему знакома.

– Была. Я хорошо их знала.

– Откуда?

– Камилла, перестань. Я ведь сказала тебе, что мне грустно и тревожно, а ты на меня нападаешь. Нет бы посочувствовать.

– Так что же, ты дала себе зарок избегать в будущем всех водоемов?

Мама нервно откашлялась.

– Камилла, лучше заткнись.

Она обернула остаток груши салфеткой, точно младенца пеленкой, и вышла из комнаты. Алан последовал за ней, насвистывая по своей навязчивой привычке, словно пианист, который аккомпанирует для немого фильма, чтобы придать ему больше драматичности.

С мамой происходят все беды человечества, и это меня раздражает больше всего. Она переживает за всех несчастных, даже за тех, кого никогда не встречала. Она рыдает, когда смотрит международные новости. Видеть свидетельства человеческой жестокости ей не под силу.

После смерти Мэриан она год не выходила из своей спальни. Роскошной спальни: с кроватью под балдахином, огромной, как корабль, и туалетным столиком с множеством флаконов из матового стекла. Пол в комнате был настолько великолепным, что его фотографировали для разных журналов по интерьеру. Он был сделан из квадратных плит чистой слоновой кости, и казалось, от него исходит свет. Эта комната с декадентским полом вселяла в меня благоговейный страх, тем более что меня в нее не пускали. Раз в неделю маму навещали важные персоны – например, Трумэн Уинслоу, мэр Уинд-Гапа, – приносили ей цветы и классические романы в подарок. Пока они входили, я успевала заглянуть в спальню через дверной проем. Мама, в пеньюаре с цветочным узором, всегда полулежала в постели, опираясь спиной на подушки. Она никогда не приглашала меня к себе.

Карри ждал от меня статью через два дня, новостей было мало, а я так и не знала, что написать. Я сидела на кровати в своей комнате в делано-непринужденной позе, судорожно сжав кулаки, и напряженно думала, вспоминая все полученные сведения, пытаясь худо-бедно связать их между собой. В августе прошлого года была похищена Энн Нэш, без свидетелей. Она просто исчезла, и через десять часов ее тело обнаружили несколькими милями дальше, в реке Фолз. Она была задушена примерно через четыре часа после похищения. Велосипед так и не нашли. Можно предположить, что похититель был ей знаком. Иначе слишком сложно увести по тихой улице упирающегося ребенка с велосипедом, не подняв шума. Может быть, она видела этого человека в церкви или он даже жил по соседству? Вероятно, он внушал ей доверие.