словом. — А вы кто?
Вопрос был уместен: рядом с пятнадцатилетней Тамарой Робби выглядел как опекун, молодой преподаватель, да хотя бы и маньяк — но никак не друг. Зато с Егором они были почти ровесники: Тамариному брату было двадцать шесть.
— Роберт, очень приятно, — Задира сунулся вперёд и протянул руку Егору. Тот пожал. — Я Тамарин друг.
Егор поднял брови, но ничего переспрашивать не стал.
— Ну заходите, чего стоять.
— Зачем ты приехал? — спросила Тамара настороженно, закрыв за собой двери.
— Мама попросила приглядеть за тобой, — ответил Егор сухо. — А чего бы мне и не приехать к родителям?
— Знаем мы твои приезды…
— А ты как была пигалица, так и осталась! Я вообще-то время своё трачу тут. Мама позвонила, говорит — ты можешь соскочить да сбежать куда-то. Просила придержать, потому что больше некого…
«Вот же подлость!!!» — ошеломлённо подумала Тамара, чувствуя, как рушатся её планы всё же сбежать в «Стаккато».
— А чего она бабушку не позвала?
— Ей тяжело, и она бы тебя всё равно отпустила…
Мамина забота порой была как шахматная партия — продуманная на десять шагов вперёд, чтобы никто этой заботы не избежал. Егор хотел что-то ещё сказать, но Тамара, сердито стуча Стикером по полу, скрылась в своей комнате и хлопнула дверью.
Робби, покручиваясь на стуле, молча смотрел, как Тамара сердито лежит на кровати, глядя в потолок из-под насупленных бровей. Она пошевеливала пальцами ног — то одной, то другой. Любила так делать.
— Там суп есть, поешь, — Егор заглянул в комнату, — если что — зови, я в другой комнате.
Тамара не успела придумать ни одной остроты, когда дверь снова закрылась.
— Чего ты так к нему? — спросил Робби.
Тамара ответила не сразу: легла, посмотрела в потолок. Ещё несколько раз шевельнула пальцами, а потом вдруг задрала голову, посмотрев то ли на них, то ли на живот, то ли ещё куда-то…
Уронила голову и сказала Задире:
— Под юбку не смотри.
В больницу она всегда ездила в недлинной синей юбке и чёрных колготках, и до сих пор не переоделась.
Робби лишь рассмеялся.
— У нас с тобой слишком большая разница в возрасте, чтобы меня интересовало то, что у тебя под юбкой.
— Да мало ли.
Тамара села, поджав к себе колени, до сих пор накрытые специальными мягкими подушечками. Такие ей приматывали каждый раз, когда кололи лекарство.
— А Егор… — начала она тихо, оглянулась, чтобы убедиться, что дверь плотно закрыта, — он просто придурок.
В глазах её отразилось бледно-серое заоконье.
— У нас с ним никогда не ладилось. Даже объяснить толком не могу — просто не ладилось и всё. Бесили друг друга… а в следующий момент нормально разговаривали, хоть и по-прежнему бесили, но уже внутри. Сам же видел, какой он — как бы это объяснить…
— Но он точно не самый худший брат, который может быть, — рассудил Робби.
— Да, но… Но лучше бы мне вообще без братьев.
«Любому инвалиду нужна вредная сиделка с тёмным прошлым», — внезапно внёс свои неслышные пять копеек Стикер, прислонённый к кровати.
— Год-полтора назад родители из-за него настрадались, — сказала Тамара, по-прежнему глядя в окно. — Из-за того, что со мной все возились, он почему-то решил, что меня любят больше, чем его и сбежал из дома на неделю. У мамы тогда чуть до нервного срыва не дошло… Нашли его в притоне каком-то, где его на наркоту подсадили. Пришлось ещё и на реабилитацию денег скрести, хорошо, что друзья семьи помогли тогда. Но я не знаю, слез ли он сейчас с этой фигни. Вскоре после того случая он куда-то там переехал, но иногда приходит у родителей деньги просить. И вроде общается с ними, и со мной нормально, но с тех пор не хочу, чтобы он здесь был.
Робби помолчал, а спустя время сказал:
— Люди меняются, знаешь ли.
— Да это понятно, но что-то мне подсказывает, что он не сильно изменился. И я не знаю, что теперь делать… В «Стаккато» смотаться сегодня не выйдет.
— Поговорить с ним не вариант?
— Вообще нет, — Тамара поморщилась.
— А сбежать незаметно? Ах да.
«А Робби-то шутник», — хмыкнул Стикер.
Тамара молча зыркнула на него, про себя приказав заткнуться.
— Ну сегодня не сходишь — завтра, — попытался утешить её Задира.
— Да, наверное. Но если Егора приставят ко мне, как няньку, чтобы я туда не бегала — тогда я точно повешусь.
— Не бойся, Многоножка. Мы что-нибудь придумаем.
Вскоре Робби кто-то вызвал по «срочному делу», и Тамара осталась одна.
Время идти в «Стаккато» близилось с каждой цифрой на экране телефона, а Тамаре становилось всё тоскливее. Несмотря на то, что в стенах клуба далеко не всегда было чем заняться, да и ребята очень часто бездельничали, ей отчего-то казалось, что именно сегодня она там очень нужна. Организм ли её оправдывал острое желание необходимостью, Тамара не знала наверняка. Она знала только то, что ей хотелось в «Стаккато». Хотя бы ненадолго.
Ребята ещё не стали ей друзьями, но Тамаре нравилось проводить с ними время. Вернее, среди них — потому что там на неё никто не смотрел косо, и ей начинало казаться, что она совершенно обычная. Такая же, как и все.
Как много Тамара наслушалась от взрослых, что подростки то и дело норовят выделиться, самоидентифицироваться, стать не такими, как серая масса вокруг них, а яркими и особенными. И Тамара лишь морщила глаза, потому что ей наоборот всегда хотелось быть такой же, как все. Ну или хотя бы не хуже.
Надежда на чудо таять не желала, так что Тамара, переодевшись, бухнулась на кровать и углубилась в соцсети. В одной из них (в которой есть большинство из вас), она ещё вчера отыскала профили всех ребят из «Стаккато». По странице каждого можно было узнать что-то интересное: к примеру, Ксюха часто выставляла фотографии из спортзала, и постила разные «нарезки» для бега, или для чего-то ещё. Послушав пару секунд случайную песню, Тамара решила, что это не для неё: слишком много барабанной дроби и слишком быстрый ритм. Хотя для самой Ксюхи такое, наверное, подходило лучше некуда.
На страничке Нюры Колодкиной записи были редкими. Последняя сделана в начале сентября, — о том, что «Стаккато» набирает новых участников. Нюра ничего не репостила, только иногда выкладывала свои фотографии. На одной из них она ехала куда-то на велосипеде, вытянув руку назад — к фотографу. Вокруг, кажется, царило лето.
Серёжа Селезнёв наоборот почти не выкладывал на страницу ничего своего. Всё, что попадало на стену его профиля —