Он вспомнил, как на море в летней детской компании появилась девочка Нюся – тоненькая, высокая, с огромными глазищами и волосами до плеч, которые она никогда не давала заплести в косы. С ней играли все мальчишки, поголовно в нее влюбленные, ошалевшие от такой адской смеси – красоты и нрава. Нюся бегала наравне с пацанами, плавала как рыба и не давала себя в обиду. Могла и ответить, и мячом засандалить. Они играли в футбол – Артем подключился. Мяч неудачно отлетел и попал в Нюсю. Ударил по лицу. Нюсина щека сразу стала алой. Девочка присела на корточки и закрыла лицо ладонями. Она не плакала. Просто сидела. У Артема внутри все оборвалось. Он подбежал к ней и понял, что не знает, что делать. Был бы на месте Нюси мальчик, Артем бы его подхватил, потер больное место, покрутил бы вверх ногами, потряс, рассмешил, отвлек. А как быть с Нюсей, он не знал.
– Больно? – спросил он.
– Не-а, – всхлипнула девочка.
– Хочешь, лед приложим?
Мальчишки тоже собрались вокруг Нюси и не знали, что делать.
– Не надо, – резко встала Нюся, – давайте играть дальше. – Она решительно пошла к мячу.
Но игра не заладилась. Артем и мальчишки передавали ей пас слишком аккуратно и били в сторону. Однажды на пляже Артем увидел, как Нюся плачет. Девочка спряталась за камнями и сидела, как птичка, практически на обрыве.
– Нюся, ты чего? Что случилось? – окликнул он ее.
От неожиданности она дернулась и чуть не свалилась в воду.
– Ничего, – ответила она.
Артем спокойно относился к женским слезам. Но Нюсины слезы – огромные, прозрачные, скатывающиеся по щекам удивительно красиво, как водопад, он не мог забыть очень долго. Тогда он был готов на все, лишь бы она перестала плакать.
Глядя на Катюшу, он представлял себе, как она вырастет удивительной красавицей и он будет гордиться, что у него такая дочь. И тут же пугался – а если не красавицей, тогда что? Хотя говорят ведь, что свой ребенок все равно самый красивый.
Ему хотелось взять Катюшу на руки, прижать ее, рассмотреть, пощупать ручки, ножки, погладить головку. Ему хотелось посмотреть, как она ест, но Леся всегда выгоняла его из комнаты – то ли стеснялась своей груди с синими прожилками набухших вен и разъеденными ареолами сосков, то ли хотела спокойствия.
– Ты звони в следующий раз, ладно? Или я тебе список напишу, – прошептала ему Леся, когда он уходил.
На следующий день он домой так и не успел заскочить – освободился уже поздно вечером и решил не беспокоить. Знал, что Леся рано ложится, вместе с Катей. Заехал через день. Леся сидела на кухне и тихонько плакала. Артем только в этот момент осознал, что давно не видел, как она улыбается. Леся была или грустная, или сосредоточенная.
– Что случилось? – спросил он, глядя на нее, как в первый раз, и отмечая уставшее лицо, нервные руки, сутулость. «Надо бы ее куда-нибудь вывести, хоть в кино, чтобы отвлеклась и развеялась», – подумал он.
– Что случилось, что случилось? У ребенка день рождения, а он спрашивает, что случилось, – гаркнула на него Анжела.
– Как день рождения? – не понял Артем.
– В первый год каждый месяц день рождения. – Анжела разговаривала с ним, как с врагом. – А ты даже не позвонил, не поздравил.
– Я же не знал, что у вас такие правила, – возмутился Артем.
– Это не у нас, это у всех нормальных людей, – встала в позу Анжела.
– А я, значит, ненормальный?
У Артема кончалось терпение. Каждый раз он получал по башке. Что бы ни сделал, все равно все было не так.
– Мог бы хотя бы позвонить, – тихо всхлипнула Леся.
– Я же был у вас позавчера!
– А день рождения был вчера. Катюше два месяца исполнилось.
– Хорошо, что я должен делать?
– Ты ничего не должен. Никто никому ничего не должен, – все так же тихо сказала Леся.
Она продолжала плакать. Артем ушел. Позвонил ей из машины.
– Давай куда-нибудь сходим вдвоем, отметим день рождения, хочешь в кино или в ресторан?
– Какой ресторан? – разразилась рыданиями Леся. – Я в душ не успеваю сходить. Мне же Катюшу кормить.
– Ну, оставь еду, смесь детскую, Анжела покормит, – предложил Артем.
– Я не могу, не могу… – шептала Леся. – У меня нет сил. И желания тоже нет. Прости. – Она положила трубку.
Артем не настаивал, хотя чувствовал, что должен был настоять, в конце концов уговорить, вытащить Лесю на улицу через «не могу».
Когда Катюше исполнилось четыре месяца, Леся сказала, что хочет уехать на море. Точнее, Анжела заявила, что делать в Москве нечего, что ребенок будет рахитичным и им втроем нужно ехать на море. Леся кивала.
– А я? – спросил Артем.
– А ты работай спокойно, – ответила Анжела.
– Я могу вас отвезти и побыть неделю, – предложил Артем.
– Да что я не справлюсь, что ли? – ахнула Анжела. – Ты мне зачем сдался? Лишний рот только, и стирка, и готовка.
– Понятно, – отозвался Артем.
– Что тебе понятно? – с пол-оборота завелась Анжела.
Катюша заплакала в комнате.
– Проснулась. Пойду кормить. Ты иди, – проговорила Леся.
– А можно я посмотрю, как она ест? – вдруг спросил Артем.
– Нет, не надо, она будет отвлекаться. И так плохо кушает, – замахала руками Леся.
– Иди, иди, – подтолкнула его к дверям Анжела.
Они уехали на море. Артем съехал от Димки в свою квартиру и через некоторое время понял, что его жизнь вошла в прежнее русло. Только стульчик для кормления на кухне, несколько игрушек и платья в шкафу напоминали о том, что у него есть жена и дочь.
Артем сначала звонил им несколько раз в день.
– Как дела? – спрашивал он.
– Позвони попозже, – просила Леся, – мы кушаем.
Попозже никого не было дома – значит, ушли гулять. Еще позже купались, опять кормились.
– Да что ты все звонишь? – гаркнула Анжела в очередной раз. – Нормально все. Если что – сами позвоним. Не дергай.
Артем больше не дергал. Вечером, когда было совсем тоскливо, написал Лесе письмо с просьбой прислать последние фотографии Катюши. Леся прислала. На одной стояла улыбающаяся Анжела, а Катюша сидела у нее на руках спиной к камере. На другой была сосредоточенная Леся с Катюшей – в точно такой же позе.
«А Катюшу можно одну?» – написал Артем.
«Пожалуйста», – ответила Леся.
По этому «пожалуйста» Артем понял, что она обиделась – видимо, решила, что он не хочет на нее смотреть, что ему интересна только дочь. Присланная Лесей фотография Катюши была не намного лучше прежних. Девочка сидела на диване с соской и в шапочке, которая съехала почти на глаза. От окна падала тень. Артем увеличил фото до максимума, но лучше рассмотреть лицо дочери так и не смог. «Ну кто так снимает?» – подумал он раздраженно.
Артем не был верен Лесе. Он считал, что в их ситуации о супружеской верности, ревности или браке в традиционном смысле слова вообще не может быть речи. У него появлялись женщины. Когда они видели детский стульчик на кухне, настроение тут же менялось.