не виделись. По какой такой причине он вдруг пожелал убить тебя спустя десять лет — для меня совершенно непонятно.
В ответ на это Мимси лишь вздохнула и покачала головой.
— Прости, Сареф. Но я не могу об этом говорить.
— Но почему? — возмутился Сареф, — нет, Мимси, так не пойдёт. Если уж сказала Один, говори и Два. Твоя дочь, вообще-то, предала меня из-за этого. Мне кажется, после этого я имею право знать, почему.
— Мне очень жаль, Сареф. Я поклялась самой Системой, что никогда не стану об этом говорить. Если я нарушу слово — то умру навсегда. Ты не хуже меня знаешь, что клятвопреступники наравне с самоубийцами теряют право на возрождение в Системе.
— Это как-то связано… с Севрогандскими Дьяволицами? — спросил Сареф. Больше наугад, но, судя по тому, как испуганно замотала головой Мимси, выдавая себя с потрохами, он понял, что попал в яблочко.
— Ладно, — задумчиво сказал Сареф, доставая из Инвентаря листок бумаги и карандаш, которыми его своевременно снабдил Эргенаш, — как говорится, клятвы существуют для того, чтобы их обходить. Если ты дала слово никому никогда не говорить об этом, — конечно же, молчи, слово надо держать. Но ничто не мешает тебе написать об этом. Правильно?
Мимси всё ещё испуганно смотрела на Сарефа. Но потом, поняв, что он всё равно не отстанет, слабо улыбнулась и сказала:
— Всё-таки ты вырос, воробушек. И настойчивость, и сообразительность… Ну что ж, попробуем. Начинай.
“Почему Виктор Уайтхолл хочет тебя убить?”
“Потому что ему за это было обещано кресло главы клана.”
“Каким образом?”
“Он проиграл Всесистемные Состязания и лишился своего шанса. Однако через два года я стала слишком неудобна для некоторых людей. Ему была обещана политическая поддержка и продвижение. В обмен на мою смерть.”
“Но кому ты стала так мешать? Это связано с тем, что ты была Севрогандской Дьяволицей?”
“Да. Я была Севрогандской Дьяволицей. И однажды клану Айон это стало очень мешать.”
“Но при чём тут Айон?”
Вглядываясь в написанные слова, Сареф невольно сравнивал свой почерк и почерк Мимси. У него буквы были высокие, угловатые, с небольшим наклоном. У Мимси, напротив, небольшие, круглые и почти без наклона. Кроме того, Сареф, когда писал, то с силой давил на карандаш, а вот рука Мимси буквально порхала над листом бумаги. И на её лице постепенно проступало воодушевление, словно бы на самом деле это вынужденное молчание страшно её тяготило, и ей хотелось поделиться этой тайной хоть с кем-нибудь.
“Айону очень мешали Севрогандские Дьяволицы. Мы были одной из лучших групп по походам на монстров. И мы могли справиться с абсолютно любым заказом. В нашей карьере было очень много заказов из Гильдии Ходоков на артефакты и эманации Чёрного Молоха и Василиска Вечности. Клан Айон не желал себе такой конкуренции. Нас подставили, и Чёрный Молох убил нас навсегда.”
“Но откуда ты узнала о том, что вас подставили? И как ты сумела выжить?”
Мимси запнулась перед тем, как писать ответ на этот вопрос.
“Я до сих пор сама не понимаю, как это произошло. Просто во время третьей фазы Чёрного Молоха что-то пошло не так. Сначала Мидори не сумела воспроизвести Целебный Купол. Потом Адрианна внезапно не смогла держать свои сабли в руках. И… этот бой уже шёл на таком кураже, что останавливаться нельзя было никак. И… Чёрный Молох убил их всех.”
Мимси снова запнулась. Сареф заметил, что на лист бумаги упало несколько капель. Но секунду спустя она продолжила писать.
“Чёрный Молох стирал всех нас. Смертью навсегда. Я почему-то оказалась последней. И вот, когда я уже совсем смирилась со своей смертью… Внезапно появился Мёртвый Король воров. И они с Молохом… кажется, они о чём-то говорили. Помню, что после этого разговора Молох был в ярости… но почему-то потерял ко мне всякий интерес. Он уполз в свою нору… а потом я потеряла сознание.
Когда я очнулась — то была уже вне пещеры Чёрного Молоха. Мёртвый Король воров зачем-то вынес меня и моих уже мёртвых и стёртых подруг оттуда. Впрочем, не знаю, зачем он это сделал. Чёрный Молох уже стёр меня примерно на три четверти. Мои Параметры упали в три раза, в строке умений половина способностей пропала, а ещё половина обрушилась до Обычного Качества. Пропали эффекты всех Пунктов Развития. Вся моя экипировка внезапно стала мне тесна и неуютна. Я тогда потеряла всё. Если бы меня дома не ждала Лина, которой тогда было 8 лет, я бы сдалась и умерла там, рядом с ними. И после этого Мёртвый Король воров взял с меня слово, что я никогда никому не буду об этом говорить, и ушёл. А я… я, как смогла, похоронила подруг, и ушла оттуда. Пограничники Айон видели меня, следовательно, Айон знал, что я выжила. Но драконов это не интересовало. Они считали, что один полустёртый недобиток из пяти уже никому ничем не помешает.”
Мимси прервалась. Несмотря на то, что писала она быстро и легко, Сареф чувствовал, как её переполняют боль и печаль. Он осторожно положил свою ладонь на её левую руку… Мимси подняла на него взгляд, благодарно улыбнулась и продолжила. И с этих строк её буквы стали какими-то… злыми. Сареф не особо в этом разбирался, но полутон между тем, каким почерк был и каким стал, почувствовал прекрасно.
“А потом я поняла, что не могу так это оставить. Не могу позволить, чтобы их имена канули в небытие. Мидори, Тахема, Элиза, Адрианна… мы столько сделали, столько помогали простым жителям Севроганда. Они имели право на память. И тогда год спустя, когда я пришла в себя, я собрала все наши сокровища, все артефакты, все сбережения, и продала их для того, чтобы построить на месте их могил тот сквер. Их мужья тоже мне немного помогли. Сначала клан Айон, уже забыв за нас, даже не обратил на это внимания. А когда драконы спохватились — уже было поздно. Система присвоила этому месту статус Святыни Памяти, и никто, даже клан Айон, ничего не смог с этим поделать. И теперь это кладбище, куда до сих пор ходят паломники, навсегда останется прыщом на гладкой и холеной морде драконов.
Естественно, мне этого не простили. Ровно в тот же год Виктор, с которым мы уже 9 лет, как расстались, проиграл Всесистемные Состязания. И именно тогда драконы и предложили ему эту сделку. Свою помощь в получении кресла главы клана в обмен на мою жизнь. Сами они почему-то пачкать руки побоялись.
После