без единого укрытия на крутом склоне.
Я замедляюсь, пропуская мужчин, которые идут позади меня. Всё внимание приковано к приближающимся саням. Я обхожу насыпь с другой стороны и пробираюсь по снегу глубиной по колено, который не был утрамбован, как грязный снег на тропе. Ширина насыпи гораздо больше, чем я подумала вначале. Я продолжаю обходить насыпь по всей длине, дыхание сбивается, а ноги скользят.
Я замираю, когда до меня доносится голос Джована. Требовательность его тона незабываема. Вдалеке виднеются горы, но в пространстве между ними нет никакого другого укрытия. Я ничего не вижу. Если он появится здесь, я буду поймана.
— Ребёнок побежал по задней стороне холма. С чего это? — раздаётся командный тон Джован.
Я крадусь сбоку и высовываю голову. Я не могу их видеть.
— Он писает, мой Король, — слышу я, как лопочет Алзона. — Должна ли я позвать Бобби для вас? Из него получился бы отличный слуга. У него ещё пока осталось большинство зубов.
— Нет необходимости, — говорит Джован своим властным тоном. — Движемся дальше.
Рон выкрикивает команду:
— Пошли!
И собаки лают, двигаясь вперёд — к счастью, подальше от меня.
Я жду, пока упряжка не окажется по другую сторону от меня, прежде чем снова присоединяюсь к группе. В ушах стучит кровь. Я иду рядом с Осколком. Он не говорит ничего, но я вижу задумчивый блеск в его глазах.
— Почему ты сбежала, девчушка? — проговаривает Лёд.
Вьюга ударяет его по голове.
— Никаких вопросов, тупица, ты знаешь дурацкие правила Алзоны, — он бросает быстрый взгляд на Алзону.
Все смеются, но я чувствую на себе настороженные взгляды. Хотела бы я, чтобы группа Трюкача этого не видела, хотя они самые надежные из всех казарм, которые я встречала.
Я нахожусь в небольшом оцепенении после столь близкого провала.
Но почему я вообще считаю это провалом? Джован узнал бы меня и отвёз обратно в замок. Он бы не выдал меня. Его невозмутимость могла обмануть лучшего карточного игрока. Рон мог бы догадаться, но я сомневаюсь, что кто — то ещё догадался бы. Так почему же я убежала? Боялась ли я его гнева? Джован был бы в ярости, но мысль о его реакции не беспокоит меня так, как раньше. Мои воспоминания о нём кажутся почти разумными после того, как я столкнулась с Брумами во дворе шлюх. Мне требуется несколько секунд, чтобы найти причину. Но теперь я помню. Я не могу уйти, пока не узнаю больше о стрелах. Всё верно. Я знала, что этому есть объяснение.
Остальные пялятся. Я понимаю, что они ожидают ответ на недопустимый вопрос Льда.
— Я не люблю собак, — неубедительно говорю я.
Лавина фыркает и хлопает меня по спине, опрокидывая лицом в снег. Я сижу, отплёвываясь, снег залепляет мои волосы и ресницы. Именно тогда я узнаю, что такое настоящая снежная битва.
Шестнадцать бойцов из ямы используют сложные борцовские приёмы, чтобы набить снег в чужие брюки и рубашки. Они разбивают снежные шары ударами кулаков и ног. А пять человек удерживают Лавину, чтобы я могла затолкать снег ему в уши.
Это самое большое веселье за всю мою жизнь.
Только потом, когда моя бдительность ослаблена, я могу признать правду. Я спряталась, не потому что моё дело со стрелой было не окончено. Я спряталась, потому что это место и эти люди стали ощущаться домом.
ГЛАВА 6
Я чувствую себя свободной, сидя на ступеньке и наблюдая за людьми во дворе шлюх. Люди сторонятся меня, потому что знают о моём мастерстве, а не потому, что я ношу маску. Не страх перед моей матерью удерживает их. Это страх перед тем, что я могу сделать. Уважение, которое я заслужила. Всю свою жизнь я знала, кем стану, каков мой план. Я буду терпеть издевательства матери, пока она не умрёт, а потом начну царствовать. Но теперь я безымянная Брума, и у меня так много возможностей. Нет никакого давления, относительно поведения или дипломатии. Кроме того, что я тренируюсь изо всех сил и продолжаю разыскивать дерево Седир, у меня нет никаких забот. Это вызывает привыкание. Возвращение к своим обязанностям Татумы с каждым мгновением становится менее привлекательным. В любом случае, моему народу нужна кареглазая Олина, а не голубоглазая.
Я могу быть счастлива здесь, с моими новыми друзьями. И надо ли мне нужно знать, кто мой отец?
— Не везёт тебе с этими вопросами, да?
Я оборачиваюсь и вижу перед собой красивую женщину, на которую все мужчины останавливаются поглазеть. Почему она говорит со мной?
Я пожимаю плечами, восстанавливая контроль после потрясения.
— Ты так старалась, что это заинтересовало меня, — говорит она горловым голосом, покачивая бёдрами, придвигаясь вплотную.
Каждый раз, когда я прихожу в это место, она одета во что-то новое — хотя и не менее откровенное. Полагаю, мне стоит спросить её о материале для вуали. Было бы неплохо оставить себе выбор, независимо от того, чего я хочу.
— У тебя красивая одежда, — говорю я, намекая на вопрос.
Я впервые использую здесь вопрос в стиле Солати, и я не совсем понимаю, почему делаю это.
Она не отвечает тут же. Она кружит вокруг меня, проводя пальцами по моей спине. Я вздрагиваю и делаю шаг в сторону, что вызывает у неё забавный смешок. Но это не ехидный смех. Он не наполняет меня опасениями, как это происходит с Хейлом.
— Да, это так. Я трачу большую часть своих денег на новую одежду.
— Ты получаешь деньги? За то, что ты делаешь?
— За великолепный секс? — спрашивает она.
Я киваю, не кривя лицо.
— Конечно. Если ты приводишь достаточно клиентов, хозяйка даёт тебе долю. Как и в вашей профессии, я полагаю, — она изгибает бровь, и я понимаю вложенный второй смысл.
— Мы обе выступаем за определённую плату, — говорю я.
Она смеётся.
— Ты мне нравишься, — заключает она. — Вот что скажу тебе. Мне всегда нужны деньги. Дай мне восемь золотых, и я дам ответ на твой вопрос.
— Ты не хочешь сперва узнать, что у меня за вопрос?
Она машет рукой в воздухе.
— Я уже знаю.
Я обдумываю её предложение. У меня есть двадцать пять золотых монет, и их должно хватить надолго.
— У меня всего шесть золотых, но я готова с ними расстаться. Ты получишь три сейчас и три, когда я получу информацию. Для ясности я хочу знать места, где можно найти стрелы из дерева Седир, — говорю я и вижу, как загораются её глаза, но она мигом скрывает своё воодушевление.
Чёрт, надо было