* * *
Проснулся от дикой боли в животе и почти сразу увидел, как Милана что-то вводит в трубку катетера. Улыбнулась мне по тёплому и выкинула шприц в пакетик с другими такими же. Значит не первый.
— Как ты?
— Нормально.
Вышло резко, сдавлено и быстро. Она снова улыбнулась и села в кресло рядом с кроватью.
— Илья сказал вкалывать обезболивающее каждые пять часов. И тебе нужно принять таблетки. Правда не знаю, что там. Вроде сказал, чтобы не было заражения. Рана довольно серьёзная. Органы не задеты, но ещё чуть-чуть и началось бы внутреннее кровотечение… Твою мать, Климов, о чём ты думал?!
Вся её речь была быстрой, наигранно-веселой, но под конец сдалась, пнула тумбу рядом со мной и уронила лицо в ладони.
— Я так испугалась. — шепчет, глаза прикрыв. — Так долго тебя не было, а потом эти амбалы из машины тебя вытащили. Знала бы что так выйдет, не пустила бы. Хотела же остановить… Чёрт с ним с Кубрыниным, пусть в аду горит. Ты важнее для меня.
Взяла меня за руку и к губам прижала, на пол сползла. Необычно. Странно. Не привычно. Но приятно. Волновалась, значит. Переживала. Похлопал на вторую часть кровати.
— Иди сюда.
Кивнула, обошла и аккуратно устроилась чуть ли не в метре от меня. Я поднял руку над головой, пытаясь не обращать внимания на боль, которая становилась всё тише с каждой секундой, и пригласил её лечь мне на плечо. Медленно с опаской приблизилась и опустилась, уткнувшись носом мне в грудь. Сжал её плечи, второй рукой в волосы её зарылся и поцеловал в макушку. Девочка моя. Кнопочка.
Кулачок свой сжала и плотнее подползла ко мне.
— Я так испугалась. Ты прости меня. За всё. Я… Я дурой была, Данил. Ревновала тебя. Думала, что не нужна тебе. Думала, использовал. Прости. Я… Просто без тебя не могу.
— Шшш…
Носом шмыгает, кивает, слёзы вытирает.
— Знаю, шумная. Илья весь мозг этим вынес.
— Для него все шумные. Даже я.
Смеётся тихо, нервно. Рукой подталкиваю её ещё ближе лечь, а то поперёк легла, ноги с краю свисают. Требовал, пока её коленки не оказались на моих, и только тогда расслабиться позволил себе. Рядом. Цела.
— Ты теперь свободна. Что будешь делать?
Хохотнула, снова слёзы вытерла.
— Сначала тебя на ноги поставлю, а там посмотрим, что МЫ будем делать.
Сглотнул и кивнул. Наконец-то. Хоть какой-то просвет.
— Хорошо.
Долго лежали. Круги вырисовывала на коже, целовала, мною дышала. Я впервые был счастлив. Так спокойно, когда она рядом. Запах её с ума сводит. Персик, кажется. Голову её к себе поднимаю и в губы целую. Замирает, дыхание задерживает. В ней такая сильная перемена, что аж дух захватывает. Всё поняла, раскаивается. Только её вины по сути нет. Что Кубрынин, что я. Мы играли её жизнью в «холодно-жарко». И чего добились? Чуть не угробили её. Я чуть не угробил её. Чем я лучше Кубрынина?
Провёл пальцами по губам её, любуясь пьяными глазами. С полоборота. Как и всегда.
— Теперь всё будет иначе. Ради тебя я на всё пойду…
Закачала головой.
— Не надо мне «всё». Живи ради меня. Люби меня. Дыши ради меня. Этого мне достаточно.
Сама к губам моим потянулась и впилась в них, словно пиявка. Ручками по боку провела и под одеяло скользнула. В боксеры нырнула и за член ухватилась. Простонал с первым движением кисти, а она язычком по губам моим провела.
— Расслабся, любимый. Тебе нельзя живот напрягать.
— Насрать. Во мне обезболивающее. Ммм.
Улыбается, а я места себе не нахожу. К руке её двигаюсь в медленном, мучительном такте.
— Швы разойдуться. Лежи. Или уйду.
Глаза распахиваю и вижу, что не шутит.
— Серьёзно?
Усмехается.
— Да.
И пальцем по уздечке, что я вздрогнул аж всем телом.
— Не по правилам играешь, Кнопка.
— К чёрту правила. Ты мой, а я твоя.
Молчу в полном ауте, даже движения её ушли на второстепенный план, потому что слова её как обухом по голове подействовали.
— Скажи ещё раз.
— Ты мой. Только мой. А я только твоя. Мой любимый. Мой единственный. Я люблю тебя. Я так люблю тебя сильно.
От одних слов только кончаю с гортанным рыком и в губы её впиваюсь. Три года. Я ждал этих слов грёбанных три года. Долгих три года, а как только услышал, не нашёлся в ответе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Меня скручивало и подбрасывало от плавных движений пальчиков и разрывало на части от вида, как она слизывает сперму с моего члена. Сидит боком ко мне, волосы в другую сторону перекинула, язычок свой остренький высунула и каждую каплю им подбирает, высасывает из головки губками своими пухлыми. Я никогда не смогу ею насытиться, никогда не смогу налюбоваться.
— Иди ко мне.
Тяну её к себе за руку, поцеловать меня заставляю, и из руки катетер выдергиваю. К чёрту капельницы, таблетки. И так выздоровлю.
— Ляг спиной на меня.
Ложиться беспрекословно, укладывается на плечо, джинсы её расстёгиваю и стаскиваю, на сколько могу. Дальше сама в нетерпении, пока я поворачиваюсь на бок, зубы стискивая. Под кофту её ныряю и грудь сжимаю, сасок пощипывая, теру, играю с ним, а второй рукой в трусики ей ныряю. Мокрая вся. Течёт прям. Где там кнопочка твоя? Стон гортанный слышу, как только клитор быстро тереть начинаю. В руку и ногу когтями своими цепляется, прямо в кожу втыкает их, а меня ведёт всего, кончаю и пальцы в неё сразу три ввожу с силой.
— Чёрт, Кнопка, ты меня с ума сводишь. Постони для меня, девочка. Давай.
И стонет с придыханием, выгибаясь и навстречу пальцам бёдрами двигаясь.
— Вот так. Молодец.
Дыхание аж задерживаю, когда выгибается с громким стоном, руку мою ножками обхватывая, в себя глубже толкает. Мышцы судорогой пальцы сжимает плотно, а я в соках её утопаю. Чёрт. Моя девочка. До мозга костей моя. Не просто мне принадлежит, а идеально подходит мне буквально, блять, во всём.
— Я люблю тебя, Кнопка, слышишь? Безумно люблю.
Ко мне голову поворачивает, улыбается блаженно, дышит глубоко, губки облизывает, и кивает, но и слово сказать не может. А я ножки её шикарные глажу, упиваясь гладкостью кожи.
— Вечность бы не выпускал тебя отсюда. Ты так прекрасна сейчас.
— Не выпускай. Не хочу уходить.
Погладил по щеке её и сильнее к себе прижал, чувствуя как уверенность во мне растёт. Два месяца так погуляем с ней. Пусть думает, что у нас конфетно-букетный период. А потом под венец утяну её. И в ЗАГСе распишемся, и в церкви обвенчаемся. Но сначало дело сделать надо.
— Кнопка.
Встрепенулась, на меня посмотрела.
— Позови парней всех, что в доме остались. Сказать им кое-что надо.
Она села прямо, меня осмотрела, повязки проверила, нахмурилась, но кивнула. Встала, одеваться начала.
— Да они все ещё здесь. Никто не уезжал. Молчаливые как… ты. А Илья придирается вечно. Тебе из еды принести что-нибудь? Если что — приготовлю. Антон продуктов купил, так что теперь не «навынос» кушать будем.
Знатно я ей настройки-то сбросил. Такой мне нравится даже больше. И это заставило задуматься о насущном. Мне тридцать четыре. Ей двадцать пять. Молода и красива. Не испорчу ли я ей жизнь?
— Милана?
Замирает, застёгивая брюки, и улыбается мне с вопросом в синих как небо глазах. А я понимаю какой же я трус. Не смогу спросить. Буду грызть себя, ненавидеть, но не спрошу, потому что боюсь потерять. Потому что боюсь, что стоит ей только об этом подумать, как начнёт остывать и уйдёт.
— Я люблю тебя.
Улыбается шире, на кровати на четвереньки встаёт, в губы меня чмокает.
— А я тебя. Очень, очень, очень сильно.
9
Милана
Мужчины собрались в комнате Данила, и я невольно съежилась в их присутствии. Они пугали меня. Все разных возрастов, но было в них что-то такое, что заставляло не просто бояться, а удирать со всех ног от дикого ужаса. Каменные лица, хмурые взгляды, напряжённые плечи, будто вот-вот начнётся война.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Первым в комнату пришёл Илья. Отчитал меня за катетер не на своём месте. Наорал на Данила, за то, что шевелится. Поворчал, ставя обратно иглу и выдавая порцию нужных лекарств пациенту. Этот странный парень постоянно был всем недоволен, но при этом высказывался только по делу. В остальное время из него слова не вытянуть. А вот остальных я очень плохо знала.