облаками и было пасмурно. Уже на улице, по тому, как Ваня прикрыл ладошкой глаза, Вика поняла, что он не привык к солнечному свету. Как будто всю жизнь провел с завязанными глазами, и вдруг повязка неожиданно спала. При виде детской площадки он завопил от радости.
Вика решила совместить приятное с полезным и заодно провести с мальчиком небольшой урок. Они подошли к липе. Ваня во все глазенки смотрел на шершавую темную кору и светло-зеленые листочки.
— Вот, Ваня. Это липа. Видишь, у нее листья в виде сердечка? Летом они становятся липкими…
Вика помогла Ване дотянуться до листочка. Малыш был буквально зачарован.
Потом она оглядела двор:
— Ты знаешь другие деревья? Покажи мне.
Ваня молчал. Тогда Вика принялась подсказывать: елка, дуб, клен. И вдруг осознала: он просто не понимает, о чем она. Вику охватил ужас.
Когда-нибудь Ваня пойдет в школу. Он должен знать названия деревьев и цветов. Вике пришлось посадить его на землю, а самой обойти двор в поисках цветов. Но здесь росла лишь редкая сорная трава.
Обернувшись, она увидела, как Ваня тянется ручонкой к единственному золотому пятнышку в тени дерева. Вика сорвала цветок и дала его Ване. Он держал желтое чудо за стебелек и разглядывал иголочки лепестков.
— Это одуванчик. Похож на солнышко, правда?
— Солнышко, — повторил Ваня. — Что такое солнышко?
Всего три слова — и Вике открылась страшная правда. Для Вани мир “снаружи” был другой планетой, которой он совсем не знал, потому что никогда не бывал “снаружи”. Ему было известно только то, что находилось в помещении второй группы.
“Я была в замешательстве, — рассказывала Вика. — Стала показывать на все, что нас окружало, а в ответ — тишина. Ваня понятия не имел о небе, об облаках, которые собирались над нами, о траве, на которой мы сидели, о висевших рядом качелях, о воротах, которые отделяли его от всего остального мира. В отчаянии я пыталась найти хоть что-нибудь знакомое ребенку. И только грязно-серая “волга”, стоявшая перед входом, пробудила его память — машинка. Один раз ему довелось поиграть с машинкой.
Вика поставила перед собой почти невыполнимую задачу. С чего начать обучение?
— Начнем с цветов, — решительно объявила она.
Оставив Ваню сидеть на траве, она опять отправилась на поиски чего-нибудь яркого.
Тучи становились все темнее, в воздухе повисла гнетущая духота. Вика нашла один красный мак, а в песочнице — синее ведерко. На землю упали первые капли, но Вика продолжала поиски. Неожиданно прогремел гром. Небеса как будто раз веры иск, и хлынул дождь. Вика бросилась обратно к Ване. Обежала здание и увидела, что Ваня стоит на коленках, запрокинув головку и вытянув руки. На его лице, по которому текла вода, было выражение истинного счастья.
Он был похож на ребенка из пустыни, впервые в жизни попавшего под дождь. Но ведь этот мальчик жил в России, где дождь не такая уж редкость! И если он не знал, что это такое, то лишь по одной причине: маленьких обитателей дома ребенка никогда не выпускали во двор.
Вика подбежала к Ване, подхватила его на руки и стала танцевать вместе с ним, разделяя его радость:
— Это дождь, Ваня, это дождь!
— Дождь, — повторял он, откидывая назад голову, чтобы полнее насладиться новыми ощущениями. — Я люблю тебя, дождь!
Вот когда Вика поняла, что Ваня нуждается в помощи не меньше маленькой Маши. Этот мальчик развивался без чьей-либо поддержки, чудом научился говорить в мире, где царила могильная тишина, — и никому не было до этого никакого дела. В пять лет он не знал, что такое лето и зима, сколько ему лет, в каком городе он живет. А если он не знал даже таких элементарных вещей, то конечно же не мог учиться в школе.
Лишь одна воспитательница разделяла тревоги Вики — Валентина Андреевна. Единственная из всех она не придерживалась общего мнения, что дети с физическими недостатками обязательно слабоумные. Свои убеждения о преимуществах домашнего воспитания она вынесла из семьи и была ярой противницей большевистских идей о совместном содержании детей в домах-коммунах. Валентине Андреевне не хватало профессиональных знаний, но инстинктивно она понимала потребности Вани лучше, чем все специалисты дома ребенка № 10, которых никогда не посещали сомнения в целесообразности того, что дети-инвалиды должны жить отдельно от остальных.
Никто из специалистов даже не задумывался о том, что с детьми из второй группы надо работать. Этих детей они уже “списали”. А вот Валентина Андреевна разучивала с Ваней детские песенки и стихи Чуковского, Маршака и Барто, которым раньше учила собственных детей. Ей доставляли удовольствие словечки, выдумывать которые Ваня был мастак. “Ну, что сегодня твой любимчик Ваня изобрел?” — интересовался у нее муж, когда она приходила домой. Несмотря на тяжелые смены — воспитатели работали сутками, — Валентина Андреевна заставляла Ваню стоять, держась за стенку, и даже ходить. Другие воспитательницы надевали на него подгузники, а она терпеливо приучала его к горшку.
Через некоторое время Вика взяла за правило приходить в дом ребенка в дни дежурств Валентины Андреевны, которая, как и все остальные, работала в режиме “сутки через трое”. Ее муж, полковник Российской армии, раньше служил в госпиталях по всему Советскому Союзу. Потом он вышел в отставку, и ей пришлось подумать о заработке в дополнение к его мизерной пенсии. Так она попала в дом ребенка. Конечно, платили тут мало, работа была тяжелая, но Валентина Андреевна всегда придерживалась собственных жизненных принципов и старалась, чем могла, облегчить жизнь детям.
Однажды в конце декабря Валентина попросила Вику приехать до дневного сна, намекнув, что придумала кое-что необычное:
— Это будет сюрприз для Вани.
Четыре дня спустя, когда Вика, как всегда опоздав, появилась во второй группе, она обнаружила, что Ваня уже не спит. Он сидел в кроватке, а Валентина Андреевна, разбудившая его пораньше, вынимала из сумки аккуратный коричневый пакет.
— Вика, ну наконец-то! А то я уж волноваться начала, — сказала Валентина Андреевна. — Очень тебя прошу, посиди с детишками. Понимаешь, у нас с Ваней важное свидание. — Ваня был так взволнован, что едва мог усидеть на месте. Валентина Андреевна повернулась к нему: — Смотри, что я тебе принесла. Полночи провозилась.