Третьего марта носильщики были готовы к отъезду из Кубби. Дальнейшее путешествие привело нас, после трудного дневного перехода, к Санге, брату Гамбари. Вся область очень богата водой. Многочисленные речонки и протоки переплетаются подобно сетям, и гигантские петли этой сети окаймлены блестящей зеленью прибрежного леса.
Поверхность по дороге к Бангуза была холмистой. Благодаря этому, воды уходят глубже в землю, текут по котловинам и пещерам, сбегают по склонам. С гребней холмов часто открывался далекий вид на окружающие цепи гор. Там я увидел впервые гору Тена на юго-западе, так же как и цепи гор далеко на северо-востоке (Леру, Бодья) и на юге.
Население состоит также и здесь из абангба, майго и момфу. Бангуза же как мангбатту повелевает островным поселением своего племени.
Шестого марта я продолжал свое путешествие на юг по направлению к Маконго. С удалением от водораздела двух главных рек — Кибалли и Бомоканди маленькие притоки попадались все реже, зато нам пришлось пересечь реку Обу, шириной в двадцать шагов и глубиной в два фута, имеющую песчаное русло.
Местность и дальше сохранила холмистый характер, что давало мне возможность наблюдать открывающиеся горы под разными углами зрения.
Огромное большинство населения страны к югу от Бангуза составляют момфу. Их многочисленные племена распространены по ту сторону горы Тена на запад, на юг по течению реки Бомоканди и еще далеко по направлению к востоку. Племена, по стране которых я в настоящее время путешествовал, раньше были обязаны платить дань Мунзе, королю мангбатту, другие были подчинены Гамбари, князю абангба, и, наконец, племена момфу на юго-востоке должны были испытать чужеземную власть мангбалле, под верховным господством нубо-арабов. Племена, покорившиеся момфу, образовали на их земле и территории вкрапления, например маконго, а также абангба; сюда же относится основанная нубийцами станция Ганго.
Далее путь вел к юго-востоку, к станции Ганго. Снова мы пересекли несколько речонок. Первая из них приток Обу, остальные — притоки Купиды, которая также впадает в Бомоканди.
Поверхность снова приняла равномерно холмистую форму, и за полчаса до Ганго мы увидели вплотную у дороги скалистую гору Эгги, высотой едва в 200 футов. Я зарисовал очертания видимых во многих направлениях гор. Особенно хорош был ландшафт на востоке длинной цепи гор Кубаи, южный горный массив которой круто обрывается к равнине.
В течение последних дней мы проезжали области, казавшиеся совершенно безлюдными. Только в конечных пунктах дневного пути нам попадались редкие селения, и поэтому мне редко приходилось сталкиваться с племенами момфу. Из-за своего подчиненного положения они были чрезвычайно боязливы; люди, которых я встречал во время расчистки пути, убегали от нас, как вспугнутая дичь. Но и на станции Ганго у меня было мало возможности изучать племя момфу. Я проехал мимо станции и через час достиг Кодабо, вождя мангбалле, у которого оставался несколько дней.
Кодабо вырос среди нубийцев и говорил по-арабски. Так как на следующий день в Ганго ожидали прибытия Гауаша-эфенди, то ко времени моего приезда были собраны также вожди дальних округов племени мангбалле: все они готовились к приему своего начальника на станции. На следующий день в помещении для собраний и во многих просторных хижинах Кодабо было очень весело, так как Гауаш прибыл со станции в сопровождении приближенных, и, кроме мангбалле, были еще момфу.
Праздничные игры и представления мангбалле не были для меня новы, в то время как момфу дали мне возможность новых наблюдений. Их танцы подобны пляскам многочисленных племен негров, так как они состоят из движений вперед в такт, регулярно по кругу в одну сторону; они выигрывают, благодаря своей живости, так как во время танца у них в руках лук и стрелы, которыми пользуются все, без исключения, момфу.
Моей следующей целью было селение вождя мангбалле Гумбали. Мы подходили с юго-востока к Бомоканди, называемой племенем момфу Мэри, постепенно все ближе, и в одном месте дорога приблизилась вплотную к реке. Река была шириной около пятидесяти шагов, протекала по скалистому руслу и имела крутые берега.
Двенадцатого марта я, наконец, дошел до самого дальнего пункта, которого в моем путешествии достиг на юго-востоке, — резиденции вождя мангбалле, Мадьегбэ. Это был отец Гумбали и Рунзы, которого я посетил на обратном пути. Два других его сына, Ганзи и Бадилли, жили на пути моего маршрута, в то время как хижины пятого сына, Нопэ, лежали к западу от дороги. Большинство старейшин мангбалле я встречал в Кодабо. Мадьегбэ ожидал меня у себя, как мы условились. Его округ лежал к югу от Бомоканди, или Мэри. После того, как мы оставили селение Гумбали, мы перешли реку, которая там была шириной в пятьдесят шагов и имела три фута глубины; она течет по песчаному дну между крутыми берегами, окаймленными лесом. К северу от Бакангаи, на расстоянии 250 километров дальше к западу, ее ширина была равна 175 шагам; хотя здесь, в своем верхнем течении ее ширина была примерно в три раза меньше, она казалась все же значительной. Ее истоки находились еще дальше к востоку. Она протекает там по горной стране, которая вскоре обрисовалась довольно отчетливо, и описывает дугу с востока на юг вокруг области Мадьегбэ.
Мадьегбэ оказал мне любезный прием и предложил много кур и других съестных припасов. Его чистенькие хижины были окружены банановыми зарослями, а между ними на свободном пространстве повсюду высились масличные пальмы. С удивлением я увидел там толпу молодежи и взрослых мужчин, развлекавшихся игрой в мяч. Игравшие бросались за резиновыми мячами совершенно так же, как у нас на родине, весело, с громкими возгласами, и гнали их палками друг к другу. Надо обратить внимание, что лиана ландольфия, из которой извлекается каучук, встречается почти во всех областях к северу и югу от Уэле-Макуа. Если лиану разрезать, то из нее вытекает молочно-белая масса, которая на воздухе застывает в темно-коричневый каучук.
Листья и цветы ландольфии
Местные туземцы собирают каучук только при случае, так как извлекают из него мало пользы. В стране я видел каучук только на маленьких палочках-колотушках для маримбы; свежим соком также скрепляют куски лубяной материи рокко. У Мадьегбэ, во всяком случае, каучук, благодаря спорту, нашел применение: весело взлетает резиновый мяч, свернутый из застывшего сока лианы, часто выше пальм. Мне показалось странным, что именно здесь, в одном из отдаленнейших пунктов моего путешествия, благодаря этой игре, я вспомнил родину и веселую юность. Несколько маленьких мальчиков развлекались именно так, как дети у нас, перебрасывая мяч во все возрастающем темпе. Между бросками они притрагивались ладонями ко лбу и груди. Под веселый смех малышей возникала неразбериха, так что игра должна была начинаться снова.