Ломая молодые деревца трубчатым кенгурятником, кортеж вскоре появился. Так и ехали вместе километров двадцать, пока Максим не почувствовал необычное ощущение, похожее на легкую контузию. В ушах появился звон, глазам стало больно вращаться, во рту пересохло. С первой машины раздался одиночный выстрел. Максим велел остановить паровоз.
После остановки слез и отправился узнать причину выстрела.
- Нам дальше нельзя. И твоим людям тоже. Исчезнут или окаменеют, – сообщил боец Фирлеза. – Иди один.
- А вам-то откуда знать, кто окаменеет, а кто нет? – Максим засомневался в их компетентности.
- У тебя аура красная. У других ее нет, – сообщил тот же боец.
- Какая еще аура? Почему я не вижу никаких аур? – Максим критически осмотрел себя.
- Тебе рано, – не вдаваясь в подробности, ответил боец.
- А у тебя есть аура? – спросил Максим.
- Нет, и я очень сожалею об этом. Пошел бы в зону, не задумываясь.
- Господь уравнивает людей, давая им разные способности, чтобы они научились действовать сообща. Одному ум, другому силу, а третьему… Третий просто красивый, – Максим развернулся и пошел к паровозу. – Как я.
- Ну, что они тебе сказали? – глаза Макара горели от нетерпения.
- Сказали, что всё, дальше хода нет никому, кроме меня. Окаменеете, как Фирлез, если пойдете. А вы видите у меня ауру? – Максим покрутился на месте, приподняв руки.
- Нимб вижу, а ауру не вижу, – пошутил Макар.
- И я ничего не вижу, – Николай отнесся к просьбе серьезно и рассматривал Максима очень внимательно. – А что, теперь еще и ауры должны у людей появляться?
- Без понятия. Эти андроиды Фирлеза сказали, что у меня красная, и потому мне открыт проход в зону.
- Я думал, мы пойдем все вместе… – до Макара только дошло, что его не берут.
- Нет, я иду один, – отрезал Максим. – Вы тут пока замаскируйтесь и ждите меня. Думаю, три дня – это максимум.
- Мы будем ждать неделю, Макс, – Макар помрачнел, не желая отпускать друга одного. – А может, рискнуть?
- Нет, – железным тоном повторил Максим. – Хватит с меня Рустама. Сидите здесь, подстрелите зайца или косулю, займите себя чем-нибудь. И это, не уходите надолго из-под зонтика на всякий случай.
- А чего это? – не понял опасений друга Макар.
- Ну, вдруг я встану на сторону «черного спектра».
- Да брось, – Макар отмахнулся. – Сказки всё это. Глюки словишь, это точно, но не впервой же.
Максим вынул из кепки красную самокрутку, помял ее, понюхал и убрал назад.
- Меня даже вытащить некому будет оттуда, если что, – произнес он печально и вздохнул. – Ладно, – Максим встряхнулся. – Долгие расставания – многие слезы.
Он проверил свой рюкзак. Выложил из него часть припасов, давая понять, что не собирается засиживаться в зоне, а в случае его гибели лучше оставить продукты тем, кто сможет ими воспользоваться. Выложил два магазина к автомату, оставив себе четыре, но взял дополнительно две гранаты, сунув их в нагрудный карман разгрузки. Проверил прибор, выданный Леонидом для регистрации волновой активности. Покрутил минут пять рычаг зарядки, на всякий случай.
- Максим, не побрезгуй, – Николай протянул ему бутылку самогона. – Лучше быть чуть-чуть навеселе.
- Давай, – Максим не стал отказываться. Убрал бутылку в рюкзак.
Прощались они недолго. Максим перекусил, запил свежезаваренным чаем, благо недостатка кипятка в паровозе никогда не было.
- Я пошел, – он обнял Макара, затем Николая.
Слез с платформы и направился по путям в сторону, где, судя по ощущениям, находилась та самая зона с источником «черного спектра». Если не считать легкого свиста в ушах и напряжения глазных мышц, в остальном отличий от любого другого места не наблюдалось. Разве что природа здесь буйствовала еще сильнее. Лес горел разноцветьем осеннего наряда. Легкий ветерок был напоен запахами сухой листвы. Грачи собирались в шумные стаи и кружили над головой. Кабаниха с рослым потомством замерли у опушки и проводили Максима взглядом, пару раз вопросительно хрюкнув, будто интересовались у матери, что это за чудо на двух ногам. Возможно, мамаша тоже была не в курсе, родившись после начала апокалипсиса.
В воздухе витало ощущение, что это место не для человека. Даже зарастающие рельсы капитулировали, открестившись от своего человеческого происхождения, прикидываясь животной тропой. Максим это понял, когда пару раз по невнимательности наступил на экскременты крупного травоядного животного. Судя по форме, они больше всего напоминали продукт жизнедеятельности коров. Могло быть и такое, что домашние животные в этих местах приспособились к дикой жизни. Подобное случалось там, куда редко добирались люди. Коровы сбивались в стада, успешно отбиваясь от волков, согреваясь в холода и добывая корм. Одичали все, кто был одомашнен людьми. Собаки быстро организовали стаи, охотясь на мелкую добычу. Кошки разбрелись по лесам и рекам, питаясь грызунами и утками, с каждым годом все больше теряя привитые человеком особенности. Чем меньше породистости было в животном изначально, тем больше у него было шансов выжить.
Размышления об этом навели Максима на интересную мысль: а сам человек считался одомашненным или нет? По сути, не имея над собой хозяина, вмешивающегося в его отбор, он должен был оставаться диким и подчиняться тем же законам, которым сейчас подчинялись оставшиеся без его заботы домашние животные. Что, если «черный спектр» выступал в роли такого хозяина, решившего заиметь себе живую игрушку по своему нраву? В обмен на это он должен был предложить что-то достойное, ради чего человек забыл бы свое дикое прошлое. Лучше всего подходил беззаботный образ жизни, лишенный свойственных человеческой цивилизации вещей: прогресса, поиска смысла жизни, конкурентных войн и прочего, прямо и косвенно определяющего вектор развития. Развлечение и безделье, от рождения и до смерти, с гарантированной кормежкой, лечением и случками, или кастрацией тех, чье потомство не устраивало хозяина.