Максим провел воображаемую линию от своего тела к ближайшему фракталу. Тут же в пространстве возникла желтая полоса взаимодействия энергии фрактала с телом. Максим каким-то образом знал, что в этом нет ничего опасного. Он видел сейчас окружающий мир так, как видел бы его волновой разум, будь у него глаза. И это было чертовски красиво, и даже несло больше информации о мире, чем человек видел в привычной среде. Его тело с такого ракурса больше не было материальным объектом белковой природы. Это была концентрация энергий, подчиненная управлению сознания, которое влияло на их рисунок.
Несомненно, шар, в который проник Максим, способствовал возможности увидеть мир иначе. Он набрался смелости и покинул его пределы. То, что он увидел за его границей, никак не напоминало мир, похожий на мир, видимый человеческим взглядом. Аура вокруг шара имела не черно-рубиновый цвет, а ярко-зеленый, обволакивающий прозрачную поверхность из гексагональных сот. По граням шестиугольников бегали светло-голубые сполохи чистой энергии.
Мир больше не был пустым. Вместо голубой синевы неба пестрело полотно художника, перебравшего с препаратами, расширяющими сознание. Яркие волнистые линии, кубы, шары, пирамиды, спирали заполняли пространство над головой. И все это многообразие форм гармонично соседствовало друг с другом. Вместо желтого осеннего леса раскинулась зеленая равнина фракталов, среди которых виднелись яркие тела животных. А вот железнодорожный состав, замерший навеки на путях, выглядел тускло. В нем почти не осталось энергии жизни. Единственная рыжая энергия химического окисления стекала с вагонов в щебень.
Максиму захотелось увидеть людей, чтобы понять, как они выглядят с такого необычного ракурса. Оказалось, что шар был прикрыт куполом плотной энергии, искажающей пространство и время, пройти через который могли не всякие. Ячеистое поле, непрерывно двигающееся и меняющее конфигурации ячеек, выпустило Максима беспрепятственно. Скорость теперь не имела значения. Едва мысль захотела оказаться возле Макара, как он там очутился.
Его напарник восстанавливал вместе с Николаем разрушенный навес. Максим узнал их внутренне. Внешне это были непонятные субстанции с аурой землистого цвета. Цвет её находился в прямой зависимости от мыслей, формирующих энергию тела. Что-то с их мыслями было не так, чего Максим не замечал, будучи в своем теле. Он метнулся к бойцам Фирлеза, имеющим глубокие изменения тела. Их ауры были почти прозрачными, пустыми, словно сознание почти не управляло телом или же в нем было так мало своих мыслей, что тело функционировало само по себе. Проник в грузовик, и увидел прозрачную фигуру, лишенную собственной энергии. К ней тянулся тонкий лучик желтой волны, питающий застывающее тело.
Максим решил посмотреть на людей, которых не коснулся «черный спектр», и оказался в миролюбовской общине. Посреди ярких полос, спиралей и фракталов двигались фигурки от серо-коричневого до черного цветов, нарушая окружающую их гармонию своим тускло-унылым видом. Все яркое, что составляло их суть, покрывала оболочка мыслей, идущая вразрез с устройством мира. Казалось, что они намеренно противопоставляли себя миру, отвергали красочную гармонию, выбирая уныние как образ жизни.
С точки зрения волнового разума, живущего в других мироощущениях и видящего людей, как сгустки грязной энергии, портящей красоту мира, человечество заслуживало того, что с ним происходило. Оно было как грязь на лобовом стекле, мешающая наслаждаться красивыми видами, которую можно было смахнуть одним движением дворников. Однако «черный спектр» проявил милосердие, оставив резервации, видимые бестелесному взгляду, как пузыри зеленого поля над общиной.
Максим решил проведать жену с дочкой. Вычислил свой дом, выглядевший совсем иначе, и проник внутрь. Маша и Вероника были дома. Супруга готовила обед на печи. Её аура тоже не была яркой. Она не покидала защитного поля много лет, оставаясь почти тем же человеком, которым была до катастрофы. Ее тонкая натура не давала ауре стать черной, как у большинства жителей общины. Однако испытания и тяготы жизни не добавляли красок. Максим оказался возле дочери, сидящей за столом и рисующей короткими огрызками карандашей на желтой бумаге. Аура Вероники, вопреки ожиданиям, оказалась зеленой, сочной и живой. Энергия в ней растекалась разноцветными ручьями, напоминая майские поля, покрытые весенними цветами. Максим застыл возле нее в восхищении. Как это было животворяще красиво! Кузьма лежал у ног дочери, переливаясь почти также красочно.
Максим «обошел» дочь стороной, чтобы увидеть ее лицо. Вместо глаз он увидел два сияющих голубых кристалла, отдающих на нематериальном уровне вполне материальным ощущением горной свежести и чистоты. Вероника подняла их и посмотрела перед собой.
- Папа? – произнесла она вопросительно.
Максим потерялся от неожиданности.
- Мааам! – крикнула дочь. – Здесь папа.
На кухне загремела посуда. В комнату влетела мать, изменив цвет ауры с блеклого на почти красный.
- Где? – спросила она.
- Вот, – Вероника ткнула в сторону стены, со стороны которой Максим смотрел на нее.
Маша видимо решила, что у дочери разыгралось воображение, и расстроено покачала головой.
- Он скоро вернется, – успокоила она дочь.
- Да он уже здесь, мам. Я его вижу. Вот он, – Маша снова указала на отца карандашом. – Пап, скажи ей, что ты здесь.
Максим развел невидимыми руками, показывая дочери, что не способен сделать так, чтобы мама его увидела.
- Ника, а ты нарисуй папе открытку. Когда он вернется, подаришь ему, – Маша нежно погладила дочь по голове.
- Мам, если ты мне веришь, попроси меня нарисовать то, что знает только папа.