комедию Аристофана «Птицы», в которой по совету грекаавантюриста птицы строят город между небом и землей и перекрывают доступ олимпийским богам к жертвоприношениям, после чего боги начинают пухнуть с голода и вынуждены идти на поклон к птицам.
Вот этой конструкции, малому городу, «городку», «местечку», и уподобляет Кошен «республику философов». Она перекрыла каналы коммуникаций между властью и народом, навязала себя обществу как посредника и фактически монополизировала социальный контроль. Слов «малый народ» в этом своём произведении Кошен не употребляет, говоря о «малом граде», «городке». А о «малом народе» говорит в другой работе, посвященной защите памяти И. Тэна, утверждая, что негоже приписывать всему французскому народу преступления «малого народа» революционеров, бесчинствовавшего в столице и бывшего меньшинством в провинциях.
Я специально так длинно останавливаюсь на генеалогии теории Шафаревича, чтобы показать простую вещь. Лгут те, кто утверждает, что это антисемитская теория, которая приписывает «малому народу евреев» бесчинства против большого народа — русских. Кошен и Шафаревич не вкладывают в это понятие этнического смысла, который во Франции и не имел места. Лгут и те, кто бросился обличать Шафаревича в плагиате — из теоретического материала Кошена, никак не систематизированного, он построил стройную концепцию «малого народа» как меньшинства, навязывающего себя большинству в качестве элиты и социального посредника.
Шафаревич сумел показать «малый народ» как всеобщее историческое явление — тут и кальвинистские секты, стоявшие за Английской революцией, и секта философов, стоявшая за Французской, и «левые гегельянцы» в Германии с их беспощадной германофобией и франкофилией, и русские нигилисты, среди которых никаких евреев не было. Шафаревич приводит пикантный факт: когда в 1881 году темные обыватели на основании еврейского происхождения одной из цареубийц — Гесси Гельфман — устроили еврейские погромы, ЦК «Народной Воли» в прокламации одобрил их как выступление трудящихся против эксплуататоров.
Сущность этого «малого народа» в восприятии себя как избранных, как гигантов, в ногах у которых должны валяться ничтожные простые смертные. Они воспринимали себя как орден, призванный владеть и править. В ХХ веке эту миссию «малого народа» взяла на себя «российская», «советская» (меньше всего к ней применимо слово — «русская») интеллигенция.
Весь «антисемитизм» Шафаревича, которым его позднее десятилетиями третировала либеральная критика, состоял в том, что он констатировал — социальная механика «малого народа» в ХХ веке приводилась в действие, прежде всего, этнической энергией еврейского национализма. В первой половине ХХ века евреи ради разрушения черты оседлости и создания своего мира шли в революцию, во второй половине столетия, ради своего воссоединения с Израилем — ринулись в диссидентщину. Но и в том, и в другом случае еврейский национальный порыв обретал форму характерной для «малого народа» ожесточенной ненависти к большому.
Подборка цитат, сделанная И. Шафаревичем из И. Бабеля, Э. Багрицкого, многих других светочей местечковореволюционной культуры, стала классической и кочует из книги в книгу. Пример Шафаревича подвиг Александра Солженицына на его фундаментальный труд «Двести лет вместе» (2001 г.).
Понятно, что Шафаревичу достались мегаваттные разряды ненависти, вплоть до того, что американская Национальная Академия наук в 1992 году потребовала от него добровольно самоотчислиться, чтобы не марать её своим «антисемитизмом» (к чести нашей РАН так «прогнуть» её на предмет Шафаревича не посмели ни коммунисты, ни либералы).
Хотя, если вдуматься, концепция Шафаревича не возводит на еврейский народ обвинение в русофобии, а снимает его. Да, Шафаревич приводит ярчайшие примеры иудейской ксенофобии с ветхозаветных и талмудических времен. Да, он приводит ярчайшие примеры еврейской революционной и интеллигентской русофобии в ХХ веке. Но из его концепции следует, что до начала ХХ века никакой генетической ненависти к русским в еврейской среде не было.
В концепции Шафаревича энергия освобожденного из гетто еврейства столкнулась с социальными формами революционного «малого народа» и заполнила в нём практически все свободные места. Яков Алтаузен не потому предлагал в своих стихах Минина расплавить, что евреи испокон веков ненавидят русских, а потому, что ненавидящая русских социальная форма была заполнена такими Алтаузенами. Но не только, конечно — там же имелись красный недоскоморох Ефим Придворов, «Демьян Бедный», или историкмарксист Михаил Покровский, оба чистейшие русаки, вклад которых в формирование советского русофобского дискурса был огромен.
«Очевидно, еврейские национальные чувства являются одной из основных сил, движущих сейчас „Малый Народ“. Так, может быть, мы имеем дело с чисто национальным течением? Кажется, что это не так — дело обстоит сложнее. Психология „Малого Народа“, когда кристально ясная концепция снимает с человека бремя выбора, личной ответственности перед „Большим Народом“ и дает сладкое чувство принадлежности к элите, такая психология не связана непосредственно ни с какой социальной или национальной группой. Однако „Малый Народ“ „воплощается“: использует определенную группу или слой, в данный момент имеющий тенденцию к духовной самоизоляции, противопоставлению себя „Большому Народу“. Это может быть религиозная группа (в Англии — пуритане), социальная (во Франции — III сословие), национальная (определенное течение еврейского национализма — у нас). Но, как во Франции в революции играли видную роль священники и дворяне, так и у нас можно встретить многих русских или украинцев среди ведущих публицистов „Малого Народа“. В подобной открытости и состоит сила этой психологии: иначе всё движение замыкалось бы в узком кругу и не могло бы оказать такого влияния на весь народ», — рассуждал Шафаревич. В его интерпретации «малый народ» во многом сходен с тем, что его друг и единомышленник Лев Николаевич Гумилёв назвал термином «антисистема».
Разница между еврейской и нееврейской частями «малого народа» была в одном — когда советская власть, перестав в нём нуждаться, начала его разборку и утилизацию, с русской частью «малого народа» удалось покончить сравнительно легко, так как её конструкция была чисто социальной (так же легко покончили во Франции с якобинцами).
А вот с еврейской частью вышло иначе — имея самостоятельный источник энергии, самостоятельные системы связей, по динамике и интенсивности далеко превосходящие и энергию ослабленного русского народа и энергию социально виртуальной советской власти, «малый народ» выжил, обрел новые ориентиры и цели — самосохранение внутри советской системы, выезд из СССР, либерализация СССР по образцу стран, где диаспорам живется хорошо. Произошло окончательное самоотождествление этнической и социальной составляющей, выразившееся в приводимой Шафаревичем чеканной формуле Надежды Мандельштам: «Всякий настоящий интеллигент всегда немного еврей».
В этот момент и «застукал» малый народ автор «Русофобии» со своей безжалостной вивисекцией. Поплатился за это сполна. «Настоящие проблемы начались, когда я написал „Русофобию“, — признавался Игорь Ростиславович. — В 1982‐м был арестован Л. И. Бородин… когда следствие уже завершалось, то ему сказали: „Ваша судьба решена. Хотите сказать, кто будет следующим? Шафаревич“. Он рассказал об этом адвокату, тот жене, жена — мне».