талант военного и исторического живописца, умение эмоционально захватывать зрителя пронзительными сюжетами и, что особенно удивительно, бескомпромиссный русский патриотизм.
Рыженко перенял у своего учителя Ильи Глазунова любовь к историческим сюжетам, умение доводить идею до плакатной наглядности, но придал своему письму тщательность, отсылающую даже не к Сурикову или Васнецову, а к прерафаэлитам и академистам.
Рыженко умел рисовать и умел класть краски. Поскольку большинству современных художников, особенно представителям «актуального искусства», это умение не присуще, фигура молодого баталиста (тесно связанного с последним бастионом русского реализма — студией военной живописи имени Грекова), уже по одной этой причине воспринималась как скандальная.
Павел Рыженко дебютировал в 1996 году полотном «Калка» — посвященным одному из страшнейших военных поражений в русской истории. Гордый победитель Субудай рассматривает связанного, истерзанного, но не покоренного русского князя, смиренно принимающего свой мученический крест в воздаяние за гордыню и княжеские раздоры. На заднем плане — выстроенная из тел русских пленников пирамида для пирующих завоевателей. Тщательно выстроена композиция, выписаны каждая деталь костюма и пейзажа. Картину можно разглядывать часами.
Русское Средневековье и его битвы становятся одной из важнейших тем в творчестве художника. Стала хрестоматийной, вошла во множество учебников истории и хрестоматий картина «Благословение Сергия» (2005) — изображающая благословение преподобного Сергия князю Димитрию перед Куликовской битвой.
Настоящий шедевр — диптих, посвященный богатырюмонаху Пересвету, где, после эпохи советской секуляризации, воссоздан подлинный образ богатыря — смиренного монаха, по благословению преподобного Сергия принимающего смертный бой, не отвлекаясь от умной молитвы.
В «Молитве Пересвета» (2005 г.) с глубокой лиричностью и строгостью монашеского молитвенного делания сочетается характерный для Рыженко мягкий юмор, влюбленность в природу и всё творение. Рядом с преклонившим колена перед битвой богатырем — ёжик. И битва Пересвета становится битвой и за дело Божие, и за Русь Святую, и за этого ёжика как частицу Руси. «Победа Пересвета» (2005 г.): на лице Пересвета, сокрушившего врага, нет ни ярости, ни ликования, только чувство исполненного послушания.
Напротив — полна напора, динамики и торжества атака засадного полка в «Поле Куликовом» (2005 г.). Образ трудной победы. Удар дружины в момент полного изнеможения русской рати буквально разметал татар и генуэзцев, соединившихся в причудливом западно-восточном походе против Руси.
Особо следует отметить принадлежащие кисти Рыженко исторические портреты.
Напряженный злой взгляд человека, уставшего пытать, жестокого слуги, во всём покорного воле самодержца, на этот раз отправляющего его на войну и верную смерть. Это Малюта Скуратов получил царский указ, велящий ему ехать воевать в Ливонию («Царский указ. Малюта Скуратов», 2006 г.).
Вот кроткий царь Фёдор под насмешливым и высокомерным взглядом бояр в высоких шапках нагнулся, чтобы приласкать котейку. Чья правда правее? Высокомерие княжат или смирение царя, по кротости которого Россия получила мир, начала освоение Сибири, установила Патриаршество и даже взяла реванш за поражение в Ливонской войне. Не в этой ли кротости состоит «Тайна царева» (2006 г.)?
Ещё один сюжет на тему «царь и кот». Можно даже сказать, два кота. Ибо сам царь Алексей Михайлович («Тишайший», 2001 г.) здесь похож на кота — спокойного, сытого, тихого, задумчивого и, может показаться, — ленивого. Но ведь именно при «Тишайшем» Россия присоединила Восточную Сибирь и Дальний Восток, вернула Украину; гремели бунты и расколы.
Вот «Заточение» (2004 г.) из триптиха «Царская Голгофа». Царь-Мученик, Царица Александра и больной наследник в Александровском дворце в Царском Селе. Они ещё не знают, что обречены на расстрел, но уже всеми преданы и покинуты и остались наедине с мучительной думой о России и о больном сыне.
Это вторая узловая для Рыженко тема — революция, гражданская война, трагедия царской семьи и «белого» движения.
Самая душераздирающая работа этого огромного цикла — «Зонтик» (2008 г.). Маленькая девочка держит раскрашенный китайский зонтик над засыпаемым снегом трупом расстрелянной с другими «буржуями» матери. Рядом сидит революционный матрос-палач и до него начинает доходить весь ужас и бессмысленность содеянного. Умение передать идею через предмет — ещё одна особенность манеры письма Рыженко; достаточно взглянуть на «Ипатьевский дом. Расстрел» (2004 г.), где нет ни крови, ни смерти, только вещи.
П. Рыженко очень антиреволюционный и антивоенный художник — что может показаться парадоксом для баталиста. Для него война — это перерыв в тихой и молитвенной, наполненной простыми радостями и красивыми вещами мирной жизни. В этот мир и врывается зло и смута, чтобы убивать и мучить людей и ломать вещи. Подвиг нужен, чтобы остановить зло. Война нужна для того, чтобы всех не убили.
А революция — это безумие, морок, от которого нужно пробуждение. Этому посвящен ещё один триптих — «Покаяние» (2004 г.). Красный командир во время боя за монастырь слышит колокол, зазвеневший от удара снаряда («Удар колокола»), и происходит его пробуждение. Он идет на могилу матери («Венчик»), и вот уже это монах-странник, чем-то напоминающий Серафима Саровского, с умиротворением и любовью беседующий с муравейником («Муравейник»).
Красота монашества, продолжение и умиротворение в нём пути воина — ещё одна сквозная для Павла Рыженко тема. Одна из самых любимых поклонниками творчества работ Рыженко — «Ослябя» (2005 г.), — отложивший воинские доспехи инок в монастырском саду, на пасеке под яблонями, совершает свой тихий труд, от которого отвлечется, чтобы вместе с Пересветом отправиться в битву.
Ещё одна пронзительная картина — «Афон. (Есаул)». Русский беженец, сражавшийся за Белое Дело и проигравший, пришел на Афон, чтобы стать монахом. Мы не видим ни знаменитых лавр, ни монахов, только уставшего человека в военной форме и ослепительное слияние неба и моря. И мы понимаем, что здесь, на Святой Горе, этот измученный путник будет с Богом.
Тема эмиграции с пронзительностью раскрыта Рыженко в триптихе «Русский век». В левой его части «Царские погоны» (2007 г.) офицер Русской Армии прощается со своей гордостью, средоточием своей чести, которое теперь не в честѝ ни у «красных», ни даже у февралистов-«белых». Он уходит воевать в Добровольческую Армию с простой трехцветной нашивкой, а погоны зарывает в землю. Одна из шедевральных работ — правая часть триптиха — «Пасха в Париже» (2007 г.). В подсобке завода «Рено» небольшая группа русских эмигрантов справляет пасхальную службу в честь Воскресения Христова. Ещё недавно — главный праздник Империи, огромные крестные ходы. И вот — ничего, кроме этой подсобки и памяти о былом.
Настоящей религиозно-историософской публицистикой в красках стал «Страшный Суд» П. Рыженко (2007 г.), написанный им для собора в Якутске и шокировавший многих на выставке художника в Манеже в 2008 году. Я помню свое собственное ощущение, как я стоял перед этой картиной и не мог поверить, что кому-то хватает смелости так писать.
Мне всё казалось, что это сейчас запретят и