— Я люблю тебя, малыш, — сказал Хеб, вкладывая в эти древние, как мир, слова всю ту искренность и нежность, что переполняли его. — Ты слышишь? Больше всего на свете!
Мальчик кивнул. Но в его глазах уже поселился страх. Кто может очень сильно любить этого мальчика? Родители?.. Мальчик отрицательно покачал головой. Хеба бросило в жар. Он прислушался к себе. Нет… он не хотел больше спрашивать… за что ему эта мука?! Но пришлось спросить:
— Ты боишься чего-нибудь?
— Почему ты так смотришь на меня?.. — сказал в ответ мальчик. Он тяжело дышал. Он страшился раздумий и вопросов Хеба.
— Прости меня… — Слезы снова побежали у Хеба по лицу. — Прости меня, Господи…
Хеб уже знал ответ. Никто не сможет согреть его своей любовью, потому что сила его собственной любви к людям гораздо значительнее, и чужая любовь не станет потрясением. Значит, страдание… Оно очистит, укажет ему путь, преобразит. Это его путь, и он должен пройти его. Как больно…
— Что я должен? — сказал Юни. — Я не понимаю…
Хеб протянул свою руку, и на его ладони вдруг появился щегол. Он сжал птичке горло, она забилась и затихла. Хеб протянул мальчику ее бездыханное тельце. Тот испуганно прижал птаху к груди.
— Скажи мне, чего ты боишься больше всего на свете? — одними губами спросил Хеб. Судьба должна дать Хебу какой-то знак!
Огромные глаза мальчика наполнились слезами.
— Волка… — обречённо сказал он.
Бранд метался по кораблю, всё ещё находящемуся в гиперпространстве, пытаясь выяснить причину, по которой отказали приборы слежения. Никто не мог помочь ему — по долгу своей службы он не имел права рассекречивать систему наблюдения; кроме того, почти вся команда находилась в анабиозе, а те, кто не спал, корчились, как сейчас Александр, в приступах тошноты. Путем немыслимого напряжения Бранд вычислил точку, которая являлась причиной сбоя в системе слежения, — это была каюта Дизи. Он ворвался в нее и застал только мальчика, лежащего на кровати в каком-то странном трансе. Пульс у него был сумасшедшим, неестественно частым, а температура тела такой высокой, что зашкалил градусник. Бранд попытался, но не смог вывести его из этого состояния, похожего на глубокую кому. Тогда он взял мальчика на руки и побежал с ним в медицинский отсек.
Прозрачный колпак накрыл Дизи, и за него принялись приборы. Его состояние квалифицировалось диагностическим аппаратом как несовместимое с жизнью. Однако реанимационные мероприятия вскоре возымели успех — пульс и температура мальчика постепенно нормализовались, лицо порозовело.
Бранд тут же уловил какие-то голоса в наушниках, которые не снимал с себя.
— Как меня зовут? — Помехи. — Где мой дом?
— …ао… шесть-четыре-двадцать-двадцать-четырнадцать-зет.
— Тише! — В голосе, искаженном сильными помехами, — страх. Пожалуйста, не говори никому этот адрес…
— Хорошо.
Короткая пауза. Бранд выскочил из медотсека и заметался по коридору Б. Голоса в наушниках раздавались то громче, то тише. Бранд свернул в коридор А.
— Не плачь…
— Не буду… Тебя отправят обратно, на Забаву… — Долгая пауза. — Кто ты? Ты знаешь, скажи! Не имя! Ты уже называл мне его. — Никто не отвечал очень долго, и вдруг Бранд отчетливо услышал и опознал голос говорящего это был Хеб: — Ты когда-нибудь видел мертвую птицу? Может быть, она взлетела из твоих рук? Вспомни! — Снова длинная пауза. — Я люблю тебя, малыш. Ты слышишь? Больше всего на свете!
С кем он разговаривает?!
— Ты боишься чего-нибудь? — Пауза. — Прости меня… Прости меня, Господи…
— Что я должен? — Это мальчик из сейфа! Бранд прыжками несся по коридору. Каюта ребенка находилась в другом конце корабля, в отсеке восемнадцать. — Я не понимаю…
— Скажи мне, чего ты боишься больше всего на свете?…
Бранду хотелось завыть от непонимания того, что происходит и почему они оба плачут, — взрослый мужчина и ребенок с Забавы, за которым охотилась "Нота".
— Волка… — Голос обреченно угасал.
Тяжелую дверь каюты, где они поселили мальчика, заклинило. Бранд пинал дверь ногами, нажимал на все кнопки, какие только мог найти, — те, что плакали и страдали за этой неприступной дверью, не слышали ничего.
Бранд вдруг остановился и обвел взглядом коридор. Прямо перед ним, немного наискосок от каюты, висел большой обзорный экран. Почти не надеясь на удачу, Бранд включил внутренний обзор — экран вспыхнул и показал страшную картину: Хеб упал на четвереньки и, начиная с головы, превратился в огромного черного волка. В наушники Бранду ударил пронзительный крик мальчика, а в коридоре по-прежнему было тихо… Волк наступал на ребенка, прыгал по каюте, страшно скаля клыки, разевая пасть, а мальчик кричал, закрываясь одной рукой, в другой он держал неподвижную птицу…
Снова превратившись из волка в человека, Хеб находился на грани обморока. Сильное волнение мешало ему говорить. Юни плакал, прислонившись к стене. Хеб опустился перед ним на колени и осторожно высвободил мертвую птичку из его рук.
— Ты еще не готов к Прорыву, малыш… — скорбно сказал он, взял ручку мальчика, поднес к губам и с благоговением поцеловал. — Нужно время… чтобы птица ожила…
Бранд, наблюдающий эту сцену на экране и слушающий разговор через наушники, застыл в мучительном непонимании. Он понял только одно — Хеб опасен, как никто другой. Он чужой, оборотень, и в принципе угрожает своими способностями их цивилизации…
Всего на несколько секунд Бранд потерял бдительность. Панель двери за его спиной бесшумно уползла в стену, на пороге появился Хеб. Пока Бранд поворачивал голову на звук тихого шороха у себя за спиной, Хеб успел прочесть все его мысли.
Александр потратил целый день на то, чтобы выяснить действительную причину смерти Бранда. Официально она была констатирована сложным диагностическим аппаратом как остановка сердца в результате перегрузок, связанных с вхождением в гиперпереход без соответствующих профилактических мероприятий. Утром тело Бранда техники обнаружили в самом дальнем отсеке корабля — лежащим на полу в коридоре.
Корабль продолжал мирно спать в анабиозе. Александр разбудил только сына, чтобы тот простился с Брандом перед тем, как его тело подвергнут замораживанию. Остальные члены экипажа, по очереди несущие обязательные вахты, проводили Бранда в последний путь как самого близкого, родного человека…
Александр-младший снова был погружен в глубокий спасительный сон, а старший продолжил поиски. Он навестил несколько раз мальчика с Забавы, тот спокойно спал в своей каюте и, похоже, не нуждался в анабиозе. Хеб с Дизи в полном одиночестве трижды в день вершили трапезу в общей столовой, поражая замученных гиперпереходом дежурных своим хорошим аппетитом. Хеб выглядел озабоченным, Александр тоже. За два дня они перекинулись только парой фраз — а прежде могли разговаривать часами. Тайна, какое-то неспокойствие витали в воздухе, и Александр пытался уловить причину этого неожиданно возникшего взаимного отчуждения
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});