Черномырдин возразил: «Мы чего-то здесь не договариваем… До того, как это произойдет, мы должны были решить вопрос с вооруженными группировками и их руководителями…»
Если перевести эту фразу Виктора Степановича с аппаратного языка на русский, то ее надо было понимать так, что он решительно протестует против того, чтобы мы начали сворачивать активные действия до того, как будут пойманы самые одиозные бандиты и террористы.
«Дудаев, Басаев, Масхадов, Гелаев, Закаев, Радуев», — перечислил я, но президент только отмахнулся и произнес зло, с вызовом: «А почему не разыскиваете? У нас военные на это не способны…»
Президент дал понять: разговор окончен. И переключился на обсуждение своей поездки в Чечню, которая, по его расчетам, должна была состояться в апреле — на мягкой волне мирных инициатив. Хороший предвыборный ход. Во время встречи с президентом обязательно должны быть люди. Не десять человек, не триста, а несколько тысяч. Довольно детально Ельцин принялся обсуждать с Завгаевым, бывшим тогда главой Временной администрации ЧР, места в Грозном, где могло бы состояться его выступление. Обычный зал он отверг. Сказал, что будет выступать на стадионе.
Еще через несколько дней всех нас увлекли за собой совершенно другие события, связанные с предполагаемым разгоном Государственной Думы и коммунистической партии. Поэтому планы повисли в воздухе. Вернулись к ним только в мае, уже после того, как погиб Дудаев и обязанности президента непризнанной Ичкерии принял на себя Зелимхан Яндарбиев.
Смена политических фигур показалась Ельцину подходящим поводом для реанимации прежних замыслов, и он дал команду готовить его встречу с Яндарбиевым.
Она состоялась 27 мая — в Кремле.
Тот документ, который собирался подписать З. Яндарбиев в результате переговоров, был нам известен, и в нем ни словом не говорилось о том, что чеченская делегация подтверждает принципиальное согласие считать Чеченскую Республику субъектом Российской Федерации. Я обратил на это внимание президента, но Ельцин мои слова проигнорировал. Для него это не было важным. Он был запрограммирован на то, чтобы закончить военные действия и поставить в конце бумажного листа жирную точку политика, исчерпавшего интерес к этой проблеме.
Чеченская делегация — в ее составе я помню З. Яндарбиева, М. Удугова, А. Закаева, Х. Ериханова, а также Ширвани Басаева — прибыла в Кремль с десятиминутным опозданием. Президент появился, как всегда, минута в минуту и, оглядевшись по сторонам, возмутился: «Что это такое? Почему они опаздывают?»
Крапивин разъяснил: идет досмотр делегации. Кто-то добавил: чеченцы молятся — у них намаз… Возникшей паузой воспользовался министр по делам национальностей Вячеслав Михайлов: «А как будем рассаживать делегацию?»
Вопрос очень тонкий и своевременный. Особенно сейчас, когда каждый жест руки, любая оговорка, каждая незначительная деталь в ходе переговоров могут по-разному интерпретироваться их участниками. Хоть и домашние у нас дела, внутренние, но на переговорах присутствует представитель ОБСЕ Тим Гульдиманн.
Как мы рассчитывали, Б. Ельцин должен был сесть во главе стола, в то время как делегация ЧР и делегация федеральной власти должны были рассаживаться напротив друг друга. Когда сотрудник службы президентского протокола предупредил, что чеченцы тоже готовы к разговору, мы зашли в зал и расселись в соответствии с нашими договоренностями. Но чеченцы, для которых протокольные церемонии играли очень важную роль, остались стоять на ногах. Видимо, заранее продумали, как им поступать, и оказались готовы к нашим хитростям. Яндарбиев сказал, что хотел бы разговаривать с президентом России на равных, а для этого Ельцин должен пересесть так, чтобы не олицетворять собой высшую силу. То есть напротив. Ельцин несколько раз властно сказал: «Садитесь», но никто из чеченцев его не послушался.
Тут неожиданно вмешался Гульдиманн: «Господин президент, я прошу вас посадить господина Яндарбиева напротив себя». Ельцин гневно посмотрел на него и, буркнув что-то, отдаленно напоминавшее фразу «не вашего ума дело», неожиданно для всех согласился. Сказал: «Хорошо, поставьте мне стул вот сюда» — и сел между мной и Завгаевым. По предложению Ельцина, Тим Гульдиманн сел там, где раньше хотел расположиться Борис Николаевич — в торце стола. Мы поняли это как добрую волю президента России: ОБСЕ выступала как посредник на переговорах, и глава страны не преминул подчеркнуть, что мы придаем особое значение той роли, которую сыграла эта международная организация в разрешении сугубо внутреннего конфликта. В общем, отступил Ельцин грамотно. Не только сохранил лицо, но и заработал дополнительные очки.
Ободренный Яндарбиев начал уже оговаривать особый формат встречи: дескать, он хотел бы встретиться с президентом один на один. Ельцин без раздражения, но достаточно твердо развеял эти мечты: «Я не собираюсь разговаривать с вами один на один. Вы можете говорить все, что хотите. У меня здесь ни от кого секретов нет». Яндарбиев пустился было в объяснения, что чеченская делегация не может беседовать в присутствии Завгаева, что, по их мнению, Завгаев вообще не должен находиться на переговорах. Ельцин снова парировал: «Это наше дело, кто здесь будет присутствовать. Здесь я — президент. И не следует мне давать указания».
Опытный администратор, он знал, как в таких случаях следует получать психологическое преимущество над противной стороной. Оно быстрее достигается, если есть повод для хорошей выволочки. «Я не понимаю, — сказал он ледяным голосом, — еще никто не позволил себе опоздать со мной на встречу!.. Вы не пришли вовремя. Я мог бы вообще ее отменить». Яндарбиев дрогнул и начал оправдываться.
Я не стану останавливаться на подробностях этой встречи, в результате которой было подписано соглашение о полном прекращении военных действий с 00 часов 1 июня. Конечно, никакого суверенитета чеченская делегация от представителей федеральной власти не добилась, однако в течение нескольких часов нам удалось достичь нескольких важных договоренностей. Соглашение закрепляло двусторонние обязательства в течение двух недель освободить всех насильственно удерживаемых лиц. Яндарбиев клялся, что гарантирует выполнение его команд всеми полевыми командирами. Ельцин прозрачно намекал, что в случае невыполнения обязательств сможет «найти каждого, кто подписывал этот документ»…
В рядах чеченских боевиков никакого единодушия не было. Уже вечером того же дня генерал Павел Голубец сообщил мне из Грозного о радиоперехвате, в котором Шамиль Басаев называл Зелимхана Яндарбиева предателем и угрожал расстрелом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});