сын сказал отцу:
— Пойдем, тятя. Мимо ворот не пройдет.
— Подождем. Пусть при тебе тут же повинится. Иначе не пущу домой.
— А может, он вовсе не придет?
— Не придет? — В голосе Семена прозвучал испуг. — Никуда он не денется.
…— Если ты будешь работать в ревкоме, отец пальцем тебя не посмеет тронуть, — сказал комиссар, взяв Алешу под локоть.
— Пусть только попробует! Я его не боюсь.
Семенчик проводил Алешу до самой пристани, где жила его тетя.
И на следующий вечер молодежь опять допоздна водила хоровод. Семенчик грустил: не пришла та, которую он понапрасну ждал уже второй вечер. Ах, вот, кажется, она!..
Но Настя, видно, и не думала подходить к кругу. Нагнув голову, быстро прошла сторонкой.
Семенчик незаметно отделился от круга и побежал за Настей. Девушка не оглядывалась.
«Нужно догнать и поговорить, — думал Семенчик. — Ведь завтра уеду, и неизвестно, когда вернусь».
Настя оглянулась и неожиданно замедлила шаг.
Семенчик догнал ее и, даже не поздоровавшись, спросил:
— Настя, почему не приходишь на гулянку?
Настя не ответила. Шла, будто Семенчика не было рядом.
— Я ждал тебя все время, а тебя нет и нет. А завтра я уже уезжаю.
— Завтра?.. — вырвалось у Насти. В голосе ее было не то удивление, не то испуг. Она подняла глаза. Под ее взглядом Семенчик смутился и покраснел.
— Завтра.
— Надолго?
— Не знаю даже…
Семенчик увидел, что она улыбается. Но улыбка эта была какая-то другая — она не ласкала и не радовала. У Семенчика вдруг пропало желание идти рядом с девушкой. Но это только на мгновение…
— Моих родителей… ограбил. Теперь поедешь других грабить? — сказала, как пощечину дала.
— Это не я — революция отобрала у купца Шарапова имущество, которое он награбил. Он!.. — Семенчик подумал, что Настя, пожалуй, обидится за эти слова. «А сама что сейчас сказала?»
— Мой отец никого не грабил! Он разбогател своим трудом!
— Своим трудом? А почему же не разбогатели своим трудом его батраки? Их у него полдеревни. А обсчитывал, обмеривал он всю деревню. Продавал товары втридорога! Это не грабеж?
— Кому дорого, пусть бы не покупали. — Настя ускорила шаги.
— Настя, у тебя нет молозей, а у меня их полно. И не на одну я не дам наступать. Даже тебе, — добавил Семенчик после паузы.
Последние слова были произнесены таким тоном, что Настя опять подняла глаза и замедлила шаги. Некоторое время они молчали.
Ты на меня очень злишься? — спросил Семенчик.
— Очень.
— Наверно, задушила бы своими руками? Или нет? — Семенчик остановил ее. — Говори напрямик.
Серо-голубые глаза шараповской дочки показались Семенчику такими большими, что в них отразились луна и звезды. Они, не мигая, смотрели на него.
— Нет, — сказала она одними губами. И шепотом повторила — Нет.
Семенчик проводил девушку до самого дома. Шли они молча. Уже у самых ворот Настя как-то внимательно посмотрела на Семенчика и, не попрощавшись, юркнула за калитку.
Всю ночь Семенчик не спал, думал о Насте. Она стояла у наго перед глазами, гордая, красивая и недоступная. У Семенчика еще не было девушки, и он не знал, как с ними держаться.
Если вы, читатель, молоды, поймете юного комиссара, а если ваша молодость уже прошла, вспомните, как легко и трепетно рождается первое чувство, поэтому не будем судить строго нашего героя, влюбившегося в купеческую дочь. А ведь завтра ему уезжать на большие дела, которые он будет совершать именем Революции. Настя и ее родители не только не приемлют революцию, а готовы утопить всех, кто воюет за новую жизнь. Ох, как она на него смотрела!
Майя слышала, что Семенчик ворочается с боку на бок, не спит.
— Ты чего, сынок, не спишь?
— Душно вроде, — ответил он.
Майя встала и приоткрыла дверь.
— Тебе надо выспаться, не то завтра весь день будешь недомогать.
Сама она попробовала задремать, но, почувствовав неладное, набросила на плечи платок, подошла к Семенчику и села у изголовья:
— Тебя что-то тревожит? Не скрывай. От матерей грешно скрывать правду. Ты нездоров? Или случилось что?
— Да нет, мама. Просто не спится почему-то.
— Может, неприятные новости?
— Наоборот, новости одни приятные. Жизнь хорошая начинается.
— Я боюсь, сынок, как бы власть опять не переменилась. Если что-нибудь услышишь, не скрывай от меня.
— Что ты, мама, конечно, не буду скрывать. — Семенчик ласково обнял ее.
— Не дожил твой отец до светлых дней. Увидел бы, как ты вырос…
— А может, он жив, — попробовал он ее утешить.
— Был бы жив, нашел нас. Я еще надеялась: вернется… А сколько лет прошло. — Майя тяжело вздохнула. — Теперь уж ясно, нет человека.
— Мама, я тебе не рассказывал, что побывал в Намском улусе? Жил у Толлора.
Майя выплеснула руками:
— Так что же ты молчишь? Как там Николай? Жив, здоров?
— Все живы, здоровы. Отца нашего вспоминают. Толлор рассказал мне, как сожгли дом, который от головы Яковлева перешел к нам.
— Нашли о чем вспоминать, — печально сказала Майя. — Жена Яковлева не померла?
— Говорят, жива. Сын ее в колчаковской милиции служил.
— Торговлю этот негодяй бросил?
— Не знаю. Я его видел в Кильдемцах, у купца Иннокентия.
— Разговаривали?
— Что ты! Узнай он, что я сын Федора Владимирова, конец бы мне. Я ночью убежал… — И неожиданно, без всякого перехода, Семенчик спросил: — Мама, Настя шараповская тебе нравится?
— Настя? — насторожилась Майя. — Я ее мало знаю. Когда мы жили у купца, почти не видела ее. Она не дома воспитывалась. В Иркутске… У родственников. А что?
— Я просто так спросил… День-то начинается, а я так и не заснул.
Майя положила на голову сына руку, как она делала, когда он был маленьким.
— Приглянулась Настя? — спросила она.
Семенчик не умел лгать, признался:
— Да, мама.
— Потому ты и не спишь?
— Не знаю…
— И на что же ты рассчитываешь? Шарапов тебя в зятья не возьмет. Он купец, а ты бедный, комиссар. Не пара вы.
— Не пара? Ты ведь тоже дочь богача, а вышла за батрака. И не считала, что он тебе неровня.
— Другое время было. Мой отец презирал твоего отца только за то, что он беден. А вы с Шараповым — лютые враги. Ты отнял у него имущество и власть.
— Не отнял, а восстановил справедливость. Будь он с головой, должен бы понять: не я, так другой бы это сделал. Ведь революция!..
— Он готов теперь любого убить. Будь осторожнее, сынок. Как бы они тебя не заманили куда-нибудь… Шарапов и все, кто с ним — хуже зверей! Они ни перед чем не остановятся. Боюсь я за тебя!
Майя затопила печь,