– Мванга! Мванга о-о!
А ведь он сейчас – в яму…
– Стой, эй, стой!!!
Выскочив из травы, Саша, не мешкая, взобрался на платформу трелевочника, ухватился за лебедку, перегнулся, рванул дверь…
Весников!!!
За рычагами сидел Весников!
Глава 9. Эх, дороги…
Ты, вождь всезнатный,
несокрушимый,
за жизнь сражайся,
что силы достанет!
Я встану рядом!
«Беовульф»
Откуда он здесь взялся?
– Эй, Николай, – нырнув в кабину, что есть силы заорал Александр. – Разворачивай давай, разворачивай, назад, понял?
Чумазый тракторист очумело округлил глаза, но, узнав Сашу, закивал, заулыбался… ага, дернул фрикцион, упер ногу в педаль… Рыча и лязгая гусеницами, трелевочник развернулся на месте, словно подбитый фашистский танк. От оранжевой морды трактора, от сверкающего навесного ножа со звоном отскакивали копья и камни, а натянутая на стеклах металлическая сетка, предназначенная для защиты от сучков и веток, неплохо прикрывала и от стрел.
Улучив момент, Саша распахнул дверь и увидел ухватившегося за лебедку Нгоно:
– А ну давай сюда, парень!
Не столько сказал, сколько показал жестом – да и так все понятно. Оп! И темнокожий напарник, вспрыгнув на платформу сзади, ухватился за лебедку, довольно скаля зубы. А что ж – в одноместной-то кабинке и вдвоем было тесно.
Саша громко расхохотался и хлопнул Вальдшнепа по плечу:
– А теперь – вперед, Федорыч! И давай – на полную скорость.
– Ась? Чего?
– Быстрей, говорю, давай!
Трелевочник попер обратно в саванну, сбивая деревья и освещая путь мощными лучами фар. Из-под гусениц летели камни.
– Давай, Николай, жми!
Саша помахал рукой– мол, правильно едешь, да еще бы оборотов прибавил.
Весников провел ребром ладони по горлу – мол, все, и так на пределе идем.
– Хорошо, хорошо! – кивал Александр, оглядываясь – не прицепился ли кто-нибудь сзади. Эти фульбе – народ, судя по всему, отчаянный, с них станется.
Нет, похоже, пока никого.
Обнаружив кнопку, молодой человек врубил задний прожектор. Нет! Погони не было! Охотники просто потрясали копьями и прыгали, видать, испытывая бурную радость. Ну, еще бы – обратить в бегство такое жуткое чудище! Мвангу!
Не сбавляя хода, трелевочник проехал еще километров пятнадцать, после чего укрылся в каких-то зарослях, где и встал.
– Думаю, здесь хорошее место, – дождавшись, когда Весников заглушит двигатель, спокойно сказал Александр.
– Хорошее? – Тракторист хлопнул глазами и жалобно поинтересовался: – Саня, родной! А мы вообще-то где?
– Очень и очень далеко, Николай, – честно ответствовал молодой человек и, осторожно распахнув дверь, выглянул наружу.
– Господи! – испуганно перекрестился Вальдшнеп. – Никак – луна! Целая! Саня… а эти цыгане, они за нами не погонятся?
– Цыгане? Ах, эти… полагаю, что нет. Можем спокойненько подремать до утра.
– Подремать?
– Николай, ты выключишь наконец фары? Смотри, аккумулятор посадишь, а другого здесь взять неоткуда.
– Саня-а-а… А где все-то? Рябов Конец где? Тайга… Озеро?
– Ну, озер тут много – завтра увидишь. А сейчас – спать.
– Да не могу я спать-то! Вот так заехал туда – не знаю куда. Вторые сутки места себе не нахожу… Как вот проснулся.
– А-а-а-а! – догадался Саша. – Так ты, значит, в трактор забрался поспать?
– Ну да, а куда ж еще-то? В избе шумно – вы там в дорогу снаряжались. Я и подумал – дай-ка вздремну пару часиков… глаза чего-то слипались – прямо мочи нет.
– Так-так… Ты, значит, в трелевочнике лег, а его и утянуло… скорее всего – вместо наших парней… или – параллельно. Ну да что теперь гадать?
– Саня… ты про что это, Саня, а? Слышь, а давай-ка мы завтра поутру домой поедем, в поселок! Ну, правда, поедем, а то что тут делать-то? Куда-то подевались все… Цыгане какие-то кругом, хижины, жара. Луна вот эта! Она-то откуда взялась… такая!
– Откуда надо – оттуда и взялась, – грубо перебил молодой человек. – Сам скоро поймешь все.
– А что пойму? Что понимать-то, Саня? А? Где деревня-то? Поселок? В какой стороне? Ездил-ездил вчера почти целый день – без толку! Камни какие-то кругом, папоротники, пальмы… Откуда у нас пальмы-то?
– Оттуда же, откуда и луна. Слышь, Николай, – у тебя горючки-то в баке много осталось?
– Да есть еще. Тут ведь и навесной бак имеется. – Включив массу, Весников взглянул на приборы. – Километров на сто пятьдесят хватит, а то и больше – как ехать.
– Экономно будем ехать, Федорыч, экономно.
– Ну, тогда на двести.
– А вот это славно!
– Так куда поедем-то?
– Утром увидим. А пока – спи. Силы нам еще пригодятся.
– Слышь, Саня… Этот-то твой, черненький, уже храпит. А я… а мне неохота что-то, Саня! А давай… давай лучше водочки, а?
– А что, есть? – Вот тут Александр удивился. И наиболее удивительным было не само наличие в трелевочнике водки, а то, что тракторист ее еще не всю выпил, хотя времени на то имел целые сутки!
– Понимаешь, – рассказывал Николай, вытащив литровый жбан, где на донышке еще плескалось граммов двести, – я ее, голубушку, с собой взял, греться. А вчера… вчера целый день нервничал – выпил, конечно, но ни в одном глазу, а потом и пить уже не хотелось. А к вечеру цыгане эти набежали, камнями в трактор кидались. Я и подумал – ну их к ляду, даже из кабины выходить не стал, завелся да поехал по дорожке – тут она, похоже, одна. Куда-нибудь, думаю, да выеду. С утра-то часа два крутился, едва в болотине не увяз.
– У тебя закусь-то есть, Федорыч?
– Да вот, сырок плавленый… должен быть.
– А пить из горла будем?
– Да что ты, что ты… – Весников суетливо вытащил из-под замызганного сиденья отвертку. – Сейчас вот подфарники снимем…
– Тогда пойдем на улице сядем… пусть человек спит. Тесновато в кабине-то.
– Да уж, не автобус. Сейчас, сырок найду… ага… идем!
Выпив, Весников понемногу успокоился, видно было – рад встретить хорошего знакомого, с которым и все непонятки казались нипочем, особенно – под водку.
– Слышь, Саня, а в поселке гутарят – будто на День города в район какого-то артиста известного пригласили. Не врут?
– Не врут. Мои нефтяники его аппаратуру привезли. Ну, по пути захватили.
– А-а… То-то я и смотрю – барабаны у них, тарелки. Во, думаю, какие бурильщики интересные… веселые. Это… клуб и художественная самодеятельность, как раньше. Вот, помнится, в семидесятые еще, у нас в клубе ансамбль был, ВИА «Багульник» назывался, ох, так играли… так… И вообще, раньше музыка куда как лучше была!
– Не факт! – намахнув граммов пятьдесят из подфарника, Саша обиделся за свою юность, пришедшуюся на начало лихих девяностых. – Чем лучше-то?
– Да как же! – Весников аж глаза выпучил.
И это было хорошо, Александр его специально провоцировал: пусть уж покричит, поспорит, глядишь, и легче примет потом суровую правду жизни, в которую и поверить-то, наверное, ну никак невозможно. А как же не поверить?! Луна-то вон она, в небе висит фонарем, светит нахально! Луна! Месяц Месяцович, честь по чести, а не какой-нибудь там астероидный пояс!
– Да как же! – хорохорился Весников: приятно ему было чувствовать себя в роли защитника старых и куда более справедливых порядков, как, впрочем, не ему одному, казалось. – Вот раньше, помню, были… Валентина Толкунова, Людмила Зыкина, эта еще… Сенчина, во! Тоже Людмила, кажись…
– Так и сейчас есть… Бабкина, и эти еще… Ну, «Течет ручей» поют.
– А, это ерунда все. А песни какие раньше были? Никаких там – джага-джага, уси-пуси и всякой такой дряни. Слова так слова! БАМ там, партия, комсомол…
– А еще – «ребята-трулялята», «ля-ля-ля жу-жу-жу»…
– Да ладно тебе, Санек, заедаться-то!
– Убей – не пойму, чем «джага-джага» этого «жу-жу-жу» хуже?
Так до утра проспорили, да и водочку растянули. Пустую бутылку Весников потом в кусты выбросил, а куда ее еще девать-то? В кустах, кстати, кто-то зарычал недовольно – не то лев, не то леопард, то ли «ядовитый шакал», а скорее – просто гиена-падальщица.
– Господи-и-и-и!!! – утром, взобравшись на платформу трелевочника, Вальдшнеп опять загрустил, едва окинув взглядом окрестности. – Это ж куда нас занесло-то!
– Не ссы, Колян, выберемся! – Саша нарочно отозвался грубо, но в данном случае – вполне обоснованно. А достал уже этот Весников – скулит и скулит: где мы, да где… Сказать бы ему – где… да воспитание не позволяет.
А вот при грубых словах тракторист посветлел лицом, заулыбался даже:
– Ну, ясен-пень, выберемся. Только поскорей бы. А то ведь уже и водочка кончилась.
– Бонжур, мез ами, – потянулся Нгоно, потом присел пару раз, помахал руками – разминался.