Читать интересную книгу Я, Богдан (Исповедь во славе) - Павел Загребельный

Да, история жива! Вот смысл всех моих писаний на темы исторические. И я бесконечно благодарен читателям за поддержку, понимание и веру.

Сколько еще исторических эпох, событий, имен, которые мы обязаны возродить и сделать своими современниками!

Для украинцев самые великие имена их истории и их духа: Шевченко, Хмельницкий, Сковорода.

При Хмельницком украинский народ родился, заявив о себе миру.

Шевченко дал этому народу самосознание.

Сковорода пробовал умом великим расшатать аморфность существования казацких старшин и новопожалованного дворянства.

Об этих трех великих сынах моего народа много написано. Достаточно ли? Этого никто не знает. Каждая эпоха имеет право сказать о них свое слово.

Так возникло дерзкое намерение написать роман о Богдане Хмельницком. Если о Шевченко должна когда-то появиться Книга Духа украинского народа, о Сковороде - Книга Разума, то о Богдане мыслилась Книга Народа нашего.

Не слишком ли дерзкое намерение? Так можно было бы спросить меня или, не спрашивая, сразу же осудить такую дерзость. Я же со своей стороны мог бы спросить: а чем измеряется (и вообще измеряется ли) степень и объем намерений? Писатель добровольно принимает обязательства перед миром, точно так же добровольно-индивидуально определяет он и меру своей ответственности, и объем своих заданий. Я написал довольно много книжек, упрямо искал великое в малом, не закрывал глаз и на малое в великом, тем писаниям я отдал все, что пришло в мою душу от людей, от моего рода и народа, отдавал щедро и с великой верой в то, что прорастет оно добром, благородством и милосердием, верой в человеческую личность, в ее ценность и величие. Всегда ли прорастало? Прочитаны ли мои книжки так, как мечталось, замечены ли усилия автора, оценены его намерения, разделены ли его надежды?

Чем больше пишешь, тем больше понимаешь, что твои друзья и защитники это прежде всего читатели - далекие, неизвестные, загадочные.

"Богдан" разошелся меж читателями, как огонь по сухой траве. Это не авторская похвальба, а просто факт.

Тем же, кто козыряет неприкасаемостью традиций, я мог бы сказать: разве от таких козыряний зависит истина?

Да, без традиций нельзя. Дерево не вырастает из воздуха. Ему нужна почва. Но дух людской бунтует против традиции ограниченной, куцей, тупиковой. Нужно уметь различать уважение и идолопоклонство.

О Богдане написаны целые тома. Моими предшественниками и моими современниками тоже. Книги наших историков, романы М.Старицкого, П.Панча, Н.Рыбака, И.Ле, пьеса А.Корнейчука были для меня тем основанием, на котором только и можно выстроить задуманное. Но вместе с тем мучила жажда чего-то большего; ты вслушиваешься в голоса прошедшего, и тебе кажется, что начинаешь слышать то, чего не смогли - тогда не смогли - услышать твои предшественники.

Самым трудным для писателей было удержаться на той высоте, на которую вознесся Богдан благодаря силе и величию своей мысли, унаследованным от народа, который не спал перед тем целые столетия, а в незаметных, но титанических усилиях рождался, собирался, готовился заявить о себе всему миру!

Богдан для меня в этом романе - великая неповторимая личность, но вместе с тем и некая таинственная сила, до сих пор до конца не разгаданная, как бы высшее средоточение народной гениальности во всем: в разуме, мужестве, одаренности, воле...

К сожалению, исторические источники не дают свидетельств о тех годах, когда формировался характер Богдана, о его стамбульской неволе, о пребывании при королевском дворе в Варшаве, о путешествиях по Европе, о французских приключениях. Все это в романе - лишь намеки, все это еще ждет своих исследователей и своих, если так можно выразиться, воспевателей.

В наше время нет-нет да и сталкиваешься с ситуацией, когда власть и слово размежевываются. Когда-то было иначе. Без слова не было власти, - и наоборот.

Именно поэтому казалось мне, что жизнь Хмельницкого нельзя ни представить, ни гонять вне слова. Это я попробовал сделать в романе. Целиком построив его на монологе. Искать справедливости и власти в слове, как это делали во все времена писатели.

Сумел ли я?

Быть может, слишком злоупотребил словами, заставил Богдана говорить чересчур много, иногда быть непоследовательным в мыслях и высказываниях, допускать несогласованность поступков. В свое оправдание могу сослаться разве что на невозможность представить жизнь как нечто одномерное и упрощенное до примитива, кроме того хочется мне, отнюдь не претендуя сравниваться с великими, а только стараясь учиться у них (ибо у кого же тогда учиться!), привести здесь одно соображение Гете, высказанное им по поводу произведений Шекспира своему помощнику и секретарю И.П.Эккерману 8 апреля 1827 года: "Шекспир всякий раз заставляет своих персонажей говорить то, что наиболее уместно, действенно и хорошо в данном случае, пренебрегая тем, что их слова, возможно, вступают в противоречие со сказанным ранее или позднее. Свои творения он видел живыми, подвижными, быстро протекающими перед взором и слухом зрителя, которые, однако, нельзя настолько удержать в памяти, чтобы подвергнуть их мелочной критике. Ему важно было одно: моментальное впечатление".

В наше время, когда над миром нависают страшные угрозы всеобщего уничтожения, когда пренебрегают величайшими святынями, когда обесцениваются самые высокие и дорогие чувства, - литература обязана стать на защиту любви, добра, благородства, мудрости и величия.

Сможет ли литература спасти мир? Вряд ли. Точно так же, как и политика. Но плохая политика может погубить мир, литература же может и должна помочь человеку отринуть чувство беспомощности перед угрозами, должна научить людей понимать их силу и их слабость, донести до нашего сознания ту истину, что для новых битв и надежд народу нужна не только сила, но и память.

Литература - это отнюдь не то, что непременно расхвалено и вознесено. Настоящая литература чаще вырастала даже из непонимания, нежели из пустых похвал. Поэтому для меня самое ценное - это не тогда, когда хвалят, а когда понимают.

Для меня лично каждый читатель - это зеркало. Ты идешь среди зеркал, отражаешься в каждом и в каждом неодинаково. Для одних ты, может, интересен, для других - скучен, для третьих - смешон, для четвертых... Многообразию восприятий нет конца, и это всегда нужно иметь в виду. Как это сделать? Никто не знает! Мы пускаем свои книжки в свет и должны быть готовы ко всему - к добру и злу - в равной мере.

Но главное желание писателя, чтобы тебя поняли - для этого стоит и нужно жить.

П.Загребельный

1986

ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ

Абсенте - отсутствующий; абсолюционем - отпущение; аграф - застежка; адоравать - от адорация - преклонение, обожание, обоготворение; аккламация громкое изъявление согласия; акциденс - побочный доход; алешто - вот уж! Ну что же!; алтембас - род парчи; апарати - церковные принадлежности; арианство - течение в христианстве в IV-VI веках; армата - артиллерия; ароганция наглость, дерзость, нахальство; арпачик - лук; appас - гобелен; асистория пристанище; ассистенция - здесь: надлежащее сопровождение, свита; атраменты - чернила; атрегенция - здесь: подхалимство, ухищрения; аффект - приступ сильного нервного возбуждения: ярости, ужаса, отчаяния; аши-баши - ханские повара.

Бажан - от существительного бажання - желание, хотение, расположение; байдак - речное судно, на котором казаки плавали по Днепру и Черному морю; байстрюк - незаконнорожденный, внебрачный сын; бандоля - короткоствольный мушкет; бахматые - малорослые, крепкие; безецный - бесчестный, бессовестный; бибуш - кутила, гуляка, пьяница; бискуп - католический священник; босторг женская епанечка, телогрейка; бpашно - здесь: харчи; бpоить - куролесить, бедокурить, бесчинствовать; будник - работник на поташном заводе; бузной курень - место варки и продажи бузы, легкого хмельного напитка из проса, гречихи и ячменя; букша - втулка в колесе (деревянная или железная); бут переводчик; быдло - рогатый скот.

Вежество - здесь: привилегия; вельон - шерстяная вязаная накидка; вет за вет - в ответ, око за око; вздрячка - откровенность, когда говорят что-нибудь в глаза; взмерять - направляться; взнетать - разжигать, разжечь (огонь); воровство - ворами тогда называли бунтовщиков.

Гаковница - длинное крепостное ружье; галайстра - орава (обл.); гамалык - затылок (разг.); гаман - кошелек; глейт - охранная грамота; гвынтивка винтовка; гербованный - имеющий герб; гнездюк - запорожец, осевший на хозяйство; голомозый - плешивый, лысый; грамотка - письмо; гультяйство пренебрежительное название обедневших групп населения, лишенных средств производства и не подчиняющихся властям; гуляй-город - подвижная деревянная башня (воен.-ист.); гяуpы - этим именем турки презрительно называли всех немусульман.

Дворак - дворовый человек; делиберация - обдумывание, размышление, обсуждение; делия - длинная медвежья или волчья шуба у галицких мещан; дейнека - воин, вооруженный дубиной; державец - правитель, местный начальник, владелец имения (ист.); дешпероваться - впадать в отчаяние; деспект - оскорбление, обида; джеляли - так назывались в Османском государстве повстанцы из местного населения по имени Джеляля, который возглавил восстание бедноты в окрестностях Токата в 1519 г.; джуpа казацкий слуга-товарищ, оруженосец в походах и битвах; дзигари - часы; диариуш - дневник, журнал, хроника; дишкреция - умение хранить тайну; добра - здесь: имущество, состояние, достатки; довбыш - литаврщик; донативы подарки; доскочить - достать, приобрести, взять в добычу. Здесь: догнали, настигли; дpаб - верзила, детина; дуванить - делить.