всего. Считайте это, м-м-м, обменом передовым опытом. А себя — исследователем.
— Но… — продолжил спорить Леон.
Тут явно требовалось зайти с другой стороны:
— Представляете, как король Риверкросса обрадуется, если вы представите ему чертёж наиболее современного вооружения Тофхельма?
— Но я же буду им пользоваться. Чужим!
— Конечно, вам придётся попользоваться, — подтвердил я, всем видом показывая, что в этом нет ничего предосудительного. — Иначе как вы опишете его характеристики и внутреннее устройство? Решено. Приказываю вам немедленно пойти и начать исследовательскую деятельность во благо королевства! Приступать!
Судя по кислому виду, Леон не очень оценил мой вариант сделки с совестью, но спорить не стал. «Лунные», к слову, меня тоже в тот день больше не беспокоили.
Рвы, враньё и легенды
Вечером того очень насыщенного на события дня, когда армия встала на ночлег и была организована какая-никакая оборона на случай внезапного нападения, состоялся большой совет, на котором я как можно подробнее обрисовал всё что узнал, пока был у «лунных».
— Как видите, план противника откровенно дурацкий. Галлен переоценивает себя и свои силы. Конечно, их всё ещё больше, и у них есть гвардия…
Последнее предложение заставило помрачнеть даже круглосуточно самоуверенного Эльта:
— И что нам с ними делать?
— Ничего. Это лучшие из лучших, которые всю свою жизнь посвятили Играм и подготовке к ним. Всё, что мы можем… — перед тем как продолжить Лой Ноктим выпустил облачко дыма, которое разве что в череп не сложилось, — погибнуть достойно.
— Главное не ошибиться в написании последнего слова, — заметил я обеспокоенно.
Старый капитан был всецело прав. Гвардия Тофхельма — элита из элит. Обычно это был последний резерв. Их бросали в бой, только если других вариантов уже не оставалось. Десяток таких бойцов могли перевернуть ход боя, а сотня решить исход сражения.
У нас просто не было соизмеримых по мастерству воинов. Нет, теоретически, у Ривекросса существовала своя гвардия. Только если она ещё и участвовала в Играх, то была очень далеко на юге, отделенная от нас расстоянием в сотнями километров.
Видя, что настроение среди офицеров стремительно пошло вниз, я сунул руку в карман, нарисовав у себя на лице выражение неискренней жизнерадостности:
— Но есть и хорошая новость!
На меня в ожидании чуда устремились десятки глаз. Судя по всему, они ожидали, что в кармане окажется нечто, что решит все их проблемы.
— Господа, вашему вниманию… смотрите, какой четырёхлистный клевер я нашёл, пока бегал сегодня от «лунных»!
Похоже, от меня ждали не совсем этого. По лицам даже можно было предположить, что ждали совсем не этого.
Увы, чего-то более дельного мне предложить было нечего. Даже если бы я этого хотел. Весь день во мне боролись две противоположные точки зрения. С одной стороны, необходимость предотвратить кошмарный план Кейла любым возможным способом, самым простым из которых был проигрыш в грядущей битве. С другой же, нежелание предавать ожидания и надежды подчинённых, которые в меня искренне и по праву верили.
Вторая точка зрения держалась в основном на моём желании найти некое срединное решение, которое бы элегантно решало все проблемы. Но чем больше я над этим думал, тем сильнее понимал, что такого решения попросту не существовало.
Далеко не факт, что, окажись мы и «лунные» возле башни, даже случись там сражение, произойдёт катастрофа. План Кейла, как мне казалось, основывался скорее на удаче, чем на точном расчёте. Это был вопрос шанса, только на кону стояли даже не человеческие жизни, а судьба целого мира.
А ещё, если мне не удастся достичь Саума, то можно попрощаться с идеей вернуться домой. Несомненно, будут ещё Игры, а значит, будет ещё возможность вернуться. Только пройдёт в наилучшем случае два года — огромный срок. Мне уже доводилось видеть, что для того, чтобы личность Рейланда Рора взяла надо мной верх, даже такого времени не требовалось. Сразу вспоминался мой постаревший двойник, оставшийся здесь, который даже не сразу вспомнил, что Ота Кохэку вообще существовал. Это фактически равноценно моей смерти — и на Земле, и тут останется один Рейланд.
— Может, нам не давать сражения, а сразу двинуться к Сауму? — прерывая мои мысли, раздался робкий вопрос, принадлежавший капитану Каю.
Этот же вопрос я задавал и сам себе. Такая версия развития событий была моим лучшим «срединным» вариантом. Галопом проскакать, игнорируя Ноа, Галлена и «лунных» вообще, с реликвиями к Сауму, завершить Игры, а потом домой. Оказавшись в своём теле, Рейланд наверняка сообразит что к чему и с Рессом сумеет справиться.
Однако всё бы хорошо, будь Саум где-то за тем холмом, тогда как в реальности до него был почти день пути. Вроде бы и немного, но это только так кажется.
— С «лунными» на хвосте мы далеко не уйдём. Поэтому необходимо давать бой, — заметил я с явным сомнением.
— А что изменится? — принялся спорить Леон. — Мы не сможем победить весь Тофхельм!
«Да, на это-то и вся надежда», — подумал я, но ответил иначе.
— Нам это и не нужно. Рассеять их, дезориентировать, заполучить немного времени и прорваться к башне.
Звучало это логично, и было видно, что многие офицеры с этим вполне согласны. Однако мне отлично было известно, что это заведомо гибельный план. Нас слишком мало, чтобы нанести «лунным» серьёзные потери. На одного моего солдата приходилось по пять-шесть противников. Неважно, сколько у кого львов или овец. Нас банально задавят числом.
Это станет неприятным поражением, но зато не бросит тень ни на Рейланда, ни на остальных. Всё лучше, чем сделать какую-нибудь глупость и потом перед всеми оправдываться. А дальше реликвии окажутся у Галлена или Ноа, и те завершат Игры как им угодно.
Да, при таком раскладе я здесь застряну, но что важнее: Кейл Ресс не сумеет осуществить свой чудовищный план. Судьба целого мира куда весомее моей собственной.
«А там, может быть, однажды…»
Отогнав эти мысли и вздохнув, я продолжил излагать свои планы на грядущую битву:
— Противник рассчитывает запутать нас множеством атак с разных направлений. Заставить метаться, паниковать и звать мамочку. Вместо этого мы стойко отразим несколько атак и перейдём в решительное наступление по центру.
И вновь чудеса моей демагогии. Звучало всё приемлемо, однако на деле сработать никак не могло из-за численного превосходства противника.
У меня по спине пробежали мурашки, когда я увидел, что Леон собирался что-то спросить. На секунду мне показалось, что он понял мой замысел, что всё пропало, однако его вопрос состоял в другом:
— А что, если противник изменит план?
— Значит, мы тоже всё изменим и