Читать интересную книгу Однажды орел… - Энтон Майрер

Взгляд Уэстерфелдта по-прежнему был прикован к тропе; его лицо было как восковое, вся кровь отхлынула. Щеки и шея блестели от пота. Он покачал головой.

— Я не знаю, Сэм. Это очень рискованно. Страшно рискованно. Всего четыре туземные лодки…

— Генерал, я уверен, что мы справимся. Ведь это единственный шанс.

Уэсти зажмурился и безразлично махнул рукой.

— Ладно, ладно, Сэм, — ответил он раздраженно. — Дай мне подумать об этом. Дай мне немного подумать… — Повернувшись, он обратился к Дикинсону, продолжавшему разговаривать с Ходлом: — Дик, свяжитесь, пожалуйста, с Бартом Кохом и узнайте насчет людей Остро́ва… Боже, я не знаю… — пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Он снял каску, обтер лицо. — Проклятая… вонючая дыра…

Его слова заглушили пронзительные вопли. Все сразу же повернулись туда, откуда они доносились. По тропе на носилках несли раненого солдата, который, схватившись руками за голову, издавал ужасные, душераздирающие вопли.

— Эй вы, кто там! — крикнул Уэстерфелдт. — Неужели нельзя дать ему что-нибудь, чтобы он успокоился?

Санитары оглянулись на них, и один из них ответил:

— Господи боже, да я уже сделал ему два укола…

Уставившись взглядом в землю, Дэмон слушал генерала, который начал рассуждать по поводу донесения о контратаке, проведенной японцами из рощи на батальон Бопре. Он не согласится на форсирование реки, Дэмон понял это; он будет тянуть и тянуть, пока не станет поздно. Последнее время генералу требовалось все больше и больше времени, чтобы принять какое-нибудь решение. Вот сейчас он занялся тем, что, начал наблюдать за этим медленным шествием раненых и изувеченных, направлявшихся к длинным зеленым палаткам, разбитым в роще за просекой. Дэмон заложил большие пальцы рук за пояс и подумал: «Я должен убедить генерала. Я должен это сделать, даже если он рассердится на меня. Еще один такой день, как сегодня, и…»

— …Он говорит мне, что не взял бы на себя ответственность! — качая головой, сердито ворчал Уэсти. — Чего он добьется таким поведением? Я знаю Бопре с той поры, когда он был сорвиголовой, младшим лейтенантом в Бейли. Да понимает ли он, что всему есть предел и моему терпению тоже? Еще одно слово, и он очутится на пути в Австралию…

* * *

В непроницаемой бархатной тьме ночи противоположный берег казался очень далеким. На поверхности реки не было видно ни мерцания, ни ряби; она представлялась бездонной пропастью, темной бездной, доходившей до самого центра земли. Лежа на животе, Дэмон повернул голову вправо и пробежал взглядом но едва различимым каскам, как глиняные горшки, торчавшим в кустарнике. Влажная, мягкая земля, на которой он лежал, казалось, плыла куда-то, поворачивая его на спину, каски тоже почему-то покачивались. Головокружение. Это — головокружение, он болен, голова раскалывается на части. Он где-то заразился. Лежавший рядом капитан Баучер поднес руку к лицу, видимо пытаясь рассмотреть, который час. Дэмон тупо уставился на него. Через несколько минут многие из них умрут, может быть, даже все. Через три часа все это закончится. Сам он будет мертв или ранен; все пройдет успешно или окончится провалом; бесталанный, недисциплинированный офицер, подлежащий военному суду, он будет с позором отправлен домой. Кто дал ему право начать все это?…

* * *

Во второй половине дня они тщательно подготовились к переправе, и Дэмон, оставив за себя Бена, в сумерках пошел в штаб бригады. Уэсти, держа в руке пачку донесений, сидел на краю койки. Пот заливал ему глаза; похоже было, что он вот-вот свалится.

— Привет, Сэм. — Его широко раскрытые глаза слезились. — Как твои люди? Только говори мне правду.

— А что, все нормально, генерал. Они…

— Только что звонил Дик, он находится у «Барсука». — Его нижняя губа затряслась, он прикрыл рот ладонью. — Вильгельм докладывает, что его люди выдохлись и наступление невозможно.

Дэмон глубоко вздохнул.

— Генерал, нельзя ли мне доложить об этой переправе еще раз? Я убежден, что нам удастся форсировать речку. — Он снова начал рассказывать о своем плане, останавливаясь на различных деталях, но резко оборвал свою речь, когда увидел, что Уэстерфелдт покачнулся и, чтобы не упасть, вцепился в противомоскитную сетку. — Генерал, что с вами?

Уэстерфелдт медленно потер себе живот одной рукой.

— Я очень плохо чувствую себя. Небольшая лихорадка. Ничего, пройдет. Продолжай. — Он устремил свой взгляд в пространство через откинутое полотнище палатки. — Право, я не знаю, Сом. Мне по-прежнему не нравится все это.

— Генерал, это наш единственный шанс. — Жестикулируя, Дэмон наклонился вперед. — Если бы только вы смогли выделить достаточно боеприпасов для минометов, чтобы прикрыть пашу переправу, мы управились бы с этим.

— Мы не можем позволить себе снова нести потери. Мы просто не выдержим этого, Сэм…

— Но мы обязаны попробовать переправиться через реку. Дальше так продолжаться не может. Состав рот сократился до шестидесяти — семидесяти человек, большинство солдат больны. Мы обязаны пойти на некоторый риск!

— Не знаю. Не знаю…

Дэмон встал.

— Уверяю, у нас получится. Мы переправимся. Вы должны разрешить мне сделать это!

— Я… — Уэсти как-то сразу осунулся, сломился. Обхватив голову руками, он начал качаться вперед и назад, плечи у него затряслись. — О господи! Я не могу смотреть на них. Мои ребята… Я больше не могу смотреть на них! Господи, помоги мне, я просто не знаю…

Дэмон постоял над ним, в отчаянии огляделся. В палатке и на расстоянии слышимости за ее пределами никого не было. Он протянул руку и схватил генерала за плечо.

— Разреши мне сделать это, Уэсти. Сейчас же. Скажи хоть слово!

Зазвонил телефон. Пошатываясь, Уэсти с трудом поднялся на йоги, лицо у него позеленело.

— Должно быть, это Дик.

Дэмон отступил назад. Качаясь из стороны в сторону, генерал подошел к столу и, придерживаясь за край одной рукой, склонился над телефоном.

— Я свяжусь с тобой позже, Сэм. Лучше подождать с этим. Я подумаю, переговорю с Диком…

Дэмон возвратился на командный пункт, кипя от ярости и разочарования. Бен, Фелтнер и другие поджидали его в блиндаже. По-видимому, все было написано у него на лице, но Бен все-таки спросил:

— Как наши дела?

— Не смог убедить его. Он болен. Боится предпринимать что бы то ни было.

— А как дела у Коха и Бопре?

— Никакого продвижения. Выдохлись, пройдя от тридцати до сорока ярдов.

— Плохо.

— Да, хуже некуда.

— Болван проклятый, неужели он не понимает, что нам грозит? — Бен отколупнул засохшую грязь с тыльной стороны руки. — Ну и черт с ним, будь я на твоем месте, я знаю, что сделал бы…

— Но ты не на моем месте, — ответил Дэмон резко.

— Спокойно. — Бен сунул ему в руки коробку с сухим пайком. — На-ка, слопай этот курочек динозавра, нашпигованный витаминами. Поддержи свои силы.

Слушая их разговор, Фелтнер чувствовал себя очень неловко. Никто не позволял себе так разговаривать с командиром полка, да и сам полковник никому не отвечал таким тоном. Дэмон подмигнул ему, надорвал конец плоской серовато-коричневой картонной коробки и вытряхнул из нее коробочку грязно-желтого цвета. Бен задумчиво вертел в руках свою коробку с пайком.

— Как ты думаешь, сколько вот таких штук валяется на продовольственных складах? Вероятно, сотни миллионов.

— Да, и знаешь, большую часть этого добра производит Томмин дядюшка.

— Шутишь?

— Какие шутки. Фирма «Эри контейнер». Он наживает на них миллионы. Миллионы!

— Рад за него.

— Вот, вот. Он скоро станет каким-нибудь важным правительственным чиновником с окладом один доллар в год.

Дэмон испытывал какое-то злобное удовлетворение, сидя вот так, скорчившись, изнемогая от жары, в вонючем, полузатопленном блиндаже на побережье Папуа, вылавливая ложкой на консервной банки эту холодную студенистую мешанину из мяса и овощей и думая о дяде Эдгаре, который сидит себе в своем чистом, хорошо освещенном кабинете, подшучивает над Артуром Хедли (Уэллс Никерсон умер в 1938 году от сердечного приступа), поглядывает на длинный, застекленный фасад фабрики и разговаривает по телефону с Сомервеллом и Дональдом Нельсоном. Да, там, в тылу, хорошая жизнь — жизнь контрактов, повышений курса ценных бумаг, радужных бескрайних перспектив…

В блиндаж вошел сержант Чемберс вместе с солдатами патруля и начал докладывать Бену, а Дэмон наблюдал за их лицами. Все они дошли до красной черты. Признаки знакомые: унылый, отсутствующий взгляд, провалы в памяти, бессвязная речь, вспышки беспричинной ярости, тревожный рост случаев нервных расстройств на почве трудностей фронтовой обстановки. Трэнрок Меррик называл это трусостью. Но непрерывные бои со временем делают боязливым любого человека, любого живого человека. Можно ли здесь провести разграничительную черту? Изнурение, отчаяние или крушение воли — не все ли равно, что именно?