Маркиз взял гитану за руки.
– Ваше положение для меня совершенно ясно, Шаверни, – ласково улыбнулась маркизу гитана. – Сегодня ночью вы женитесь на очаровательной девушке…
– Очаровательной? – хором воскликнули присутствующие.
– Очаровательной, – подтвердила донья Круц, – юной, умной, доброй, и к тому же не имеющей ни малейшего представления о голубеньких.
– Какой-то бред сивой кобылы! – с уксусной улыбкой пробормотала Нивель.
– Вы сядете с молодой женой в почтовую карету и увезете ее…
– Ах, – перебил маленький маркиз, – если бы это были вы, милое дитя!
Донья Круц напомнила его бокал до краев.
– Господа, – прежде, чем его опорожнить объявил Шаверни, – донья Круц только что объяснила мое положение лучше, чем это удалось мне самому. Итак, оно, прежде всего, романтично. Романтично, как нельзя более.
– Пейте же! – опять улыбнулась гитана.
– Послушайте! – Шаверни вдруг сменил тон. – Господа, у меня уже давно назрело одно желание!
Внезапно возникшая на его лице озабоченность всех заинтересовала.
– Ну-ка, ну ка, Шаверни, что у тебя там еще назрело?
– Посмотрите, здесь много незанятых мест. Этот стул предназначен моему кузену Гонзаго, этот – Эзопу II. А вот этот? Кому принадлежит этот стул?
И он указал на кресло, помещенное как раз напротив кресла Гонзаго. Оно пустовало с самого начала ужина.
– Мое желание состоит в том, чтобы на это место была немедленно приглашена моя невеста!
Донья Круц ухватила маркиза за руки, пытаясь его остановить. Ну, отвлечь его уже было невозможно.
– Какого черта? – голос маркиза набирал силу. Его пошатывало, но он поддерживался за стол. Длинные волосы свисали ему на лоб. – Я вовсе не пьян, имейте в виду!
– Выпейте и немного помолчите! – шепнула ему донья Круц.
– С удовольствием, звезда моя небесная! С удовольствием выпью! Господь свидетель, – я хочу выпить. Но я не хочу молчать. Не хочу и не буду. Мое желание справедливо. Оно проистекает из моего положения… положения жениха. Жених я или не жених, в самом деле? Я требую сюда невесту потому, что… потому, что… кстати, послушайте ка…, вы все, кто здесь собрался…
– Послушайте, послушайте! Он красноречив, как Цицерон! – в очередной раз проснувшись, съязвила Нивель. Саданув по столу кулаком так, что задрожали тарелки, Шаверни с нарастающей страстностью продолжал:
– Это идиотизм! Понимаете идиотизм!
– Браво, Шаверни! Ты прав!
– Великолепно, маркиз!
– Оставлять место свободным – полный идиотизм!
– Потрясающе, Шаверни!
– Бьешь в яблочко!
– Когда ты прав, то никто тебе не скажет «фи»!
Присутствовавшие поддержали маркиза рукоплесканиями. Однако было заметно, что удерживать мысль тому с каждой минутой становилось труднее.
Вцепившись в скатерть, он, наконец, завершил:
– Идиотизм оставлять место свободным, если мы больше никого не ждем!
В тот момент, когда в ответ на сей давшийся маркизу не без труда вывод новой волной нахлынули одобрительные восклицания и аплодисменты, в дверях, открывшихся с галереи, появился Гонзаго. Прямо с он предупредил:
– Нет, кузен, – кое-кого ждем.
Глава 8. Персик и букет
Лицо мсьё де Гонзаго всем показалось суровым и обеспокоенным. Веселье вмиг заглохло, бокалы с вином были поставлены на стол, улыбки исчезли.
– Кузен, – обратился к вошедшему Шаверни, опускаясь в кресло, – я вас с нетерпением жду, потому, что хочу вам объяснить мое положение.
Гонзаго подошел к столу и отобрал у Шаверни бокал с вином, который тот уже поднес к губам.
– Больше не пей! – сухо произнес принц.
– То есть как? – возмутился маркиз.
Гонзаго выбросил бокал Шаверни через окно и повторил:
– Больше не пей, я сказал!
Шаверни взирал на принца широко раскрытыми от удивления глазами. Собравшиеся поспешили занять свои места.
В их сознание вернулась тревога, которую с начала пиршества каждый силился отогнать, но которая каким-то непонятным настырно зловещим маревом витала в воздухе гостиной. Мрачный вид прибывшего из Пале-Рояля Гонзаго, конечно, подлил масла в огонь.
К хозяину хотел подойти Пейроль, но его опередила донья Круц.
– Прошу на два слова, ваше высочество! – торопливо промолвила она.
Гонзаго поцеловал ей ручку и отвел ее в сторону.
– Интересно, что бы это значило? – пробормотала Нивель.
– Наверное, то, – отозвалась Сидализа, – что плакали сегодня наши скрипки!
– Но ведь не банкротство же, в самом деле? – пожала плечами Дебуа. – Такие богачи, как Гонзаго, не могут разориться.
– По нынешним временам и не такое случается! – заметила Нивель.
Задумчиво уставившись в скатерть, мужчины хранили молчание. Лишь Шаверни по-прежнему казался беспечным. Охватившая гостиную тревожная взнервленность его словно не касалась.
– Неужели принц вернулся со скверными вестями? – шепотом обратился Ориоль к Пейролю.
Тот демонстративно отвернулся.
– Ориоль! – позвала Нивель.
Толстенький откупщик покорно подбежал к своей даме; «дочь Миссисипи» сказала:
– Как только принц закончит говорить с этой юной нахалкой, вы ему скажете «дамы желают, чтоб были скрипки!»
– Но… – растерялся Ориоль.
– Никаких «но». Сделайте, как велено. Я так хочу.
Разговор между принцем и девушкой оказался не коротким. Тягостная тишина, повисшая над банкетным столом, с каждой минутой становилась напряженнее.
Гонзаго вторично поцеловал донье Круц ручку.
– Вы мне верите? – осведомился он с мягкой отеческой улыбкой.
– Конечно, ваше высочество, – ответила гитана, не сводя с принца умоляющего взгляда. – Но ведь это моя единственная подруга на свете. Она мне, как родная сестра.
– Я не могу вам отказать ни в чем, милое дитя. Что бы ни произошло, самое большое, через час она будет свободна.
– Неужели правда, ваша светлость? – вне себя от радости воскликнула донья Круц. – Значит, я могу немедленно ей об этом сообщить?
– Нет, пока подождите. Не надо так спешить. Кстати, вы сказали ей о моем намерении?
– В отношении брака? Конечно, сказала. Но она решительно против.
– Ваше высочество, – пролепетал Ориоль, выполняя наказ Нивель, – извините, если отвлекаю, но дамы хотят скрипок.
– Не мешайте, – холодно оборвал Гонзаго толстого откупщика, отстраняя того рукой.
– Не фига себе! – изумилась наблюдавшая эту сценку Нивель. Между тем Гонзаго, сжимая в руках ладони доньи Круц, убежденно продолжал:
– Хочу, чтобы вы уяснили только одно: я желаю спасти того, кого она любит.
– Но ваше сиятельство, – воскликнула донья Круц, – если бы вы соблаговолили мне растолковать, какой пользой этот брак может обернуться для мсье де Лагардера, я бы передала ваши слова Авроре, чтобы ее успокоить.