это не наносило ущерба боевым качествам корабля. Острая как игла вершина конуса уже прошила кору, угодив точно в центр отверстия.
Бежали секунды, «Плацдарм» уже задевал края дыры. Кора крошилась и рвалась, от пробоины радиально разбегались линии новых разломов. Каменные «волдыри» все еще выплевывали свои «споры», но теперь уже на бóльших расстояниях от «раны», как будто механизмы, питавшие их, были повреждены или истощили свои запасы. «Плацдарм» погрузился в недра Цербера уже на сотни метров, от него разбегались ударные волны, корпус содрогались по всей длине. Пьезоэлектрические буферные кристаллы, которые Вольева внедрила в корпус, смягчали удары, превращая его энергию в тепловую, которая передавалась вооружению «Плацдарма».
– Скажи, что мы побеждаем! – молил Силвест. – Ради бога, подтверди, что у нас получается!
Вольева считывала данные, поступавшие на браслет. На какое-то время антагонизм между ней и Силвестом бесследно исчез, осталось лишь присущее обоим любопытство.
– Вроде получается, – ответила она. – «Плацдарм» уже пробился на километр. Он двигается с постоянной скоростью километр за девяносто секунд. Тяга двигателей доведена до максимума – там огромное механическое сопротивление…
– Через что он проходит?
– Не знаю. Судя по данным Алисии, искусственная кора имеет толщину порядка полукилометра, но в оболочке нашего снаряда слишком мало датчиков – они бы ослабили его сопротивляемость кибернетическим видам оружия.
То, что поступало с бортовых камер «Плацдарма» в рубку «Ностальгии по бесконечности», было похоже на абстрактную композицию: половина конуса «вверх ногами» на голой серой поверхности. Эту поверхность корчат судороги, «волдыри» мечут свои «споры» во всех направлениях, будто их механизмы целенаведения сошли с ума. «Плацдарм» замедлял свое продвижение, и, хотя вся сцена разыгрывалась в полной тишине, Вольева вполне могла вообразить оглушительный треск ломаемого камня и металла. Именно это услышала бы она, будь на Цербере атмосфера, способная передавать звуки, и будь у корабля органы слуха, которые не оглохли бы от чудовищного грохота.
Браслет сообщил, что давление на острие конуса сильно понизилось, как будто корабль-снаряд пробился сквозь кору и встретил пустоту под ней.
Спуск снова замедлился.
На дисплее браслета заплясали черепа со скрещенными костями – символы означали, что «Плацдарм» подвергся новой мощной атаке молекулярного оружия. Вольева ожидала именно этого. Вот уже антитела просачиваются сквозь защитную оболочку, встречая и нейтрализуя инопланетных врагов…
Медленнее… еще медленнее… Полная остановка.
Глубина проникновения близка к расчетной. Километр с третью конуса торчит над растрескавшейся поверхностью Цербера; это похоже на верхнюю часть какого-то гигантского фортификационного сооружения. Кормовые орудия «Плацдарма» все еще палят по «огневым точкам», расположенным вокруг невидимого сейчас кратера, но ответные рои «спор» теперь приходят с расстояния в несколько десятков километров. Понятно, что явной угрозы они не представляют, разве что сама кора окажется способной на быструю регенерацию.
В ближайшие минуты «Плацдарм» постарается надежно заякориться, закрепить достигнутый успех. Он будет анализировать молекулярное оружие противника и вырабатывать средства противодействия.
«Плацдарм» не посрамил своего творца.
Вольева развернула кресло так, чтобы сидеть лицом к остальным, и вдруг заметила – спустя целую вечность, – что все еще держит в руке пистолет.
– Мы вошли в Цербер! – сказала она.
Все это выглядело не то как урок биологии для богов, не то как порнофильм, рассчитанный на планеты с разумным населением.
После того как «Плацдарм» закрепился на занятом рубеже, прошло несколько часов, и Хоури провела их рядом с Вольевой. Вместе они анализировали ход вялотекущей битвы. Своими геометрическими формами единоборцы напоминали гигантскую сферическую клетку и – карлика в сравнении с ней – конический вирус. Приходилось все время напоминать себе, что этот конус имеет размеры приличной горы, а клетка занимает целую планету.
Казалось, там вообще ничего не происходит, но это только потому, что конфликт шел на молекулярном уровне, на невидимом и почти невообразимом фронте, а поле битвы занимает какие-то жалкие десятки квадратных километров. Сначала Цербер без особого успеха пытался избавиться от врага с помощью высокоэнтропийного оружия, стремился превратить его в мегатонны атомного пепла. Новая тактика Цербера напоминала процесс пищеварения. Он не отказался от намерения раздробить «Плацдарм» на атомы, но решил сделать это методично, – так ребенок разбирает игрушку на мелкие части, вместо того чтобы расколотить ее на куски, и при этом аккуратно раскладывает детали по коробочкам, чтобы потом соорудить из них какую-нибудь фантастическую конструкцию. В этом была своего рода логика: предшествующая атаке «Плацдарма» артподготовка аннигилировала несколько кубических километров планеты, и предположительно оружие Вольевой в своем составе имело те же пропорции изотопов и элементарных частиц, что и уничтоженная в бою часть Цербера. Корабль-снаряд представлял собой огромный потенциальный резервуар материи, который вполне мог покрыть потребности планеты и избавить ее от необходимости расходовать собственные весьма ограниченные запасы. Вполне возможно, что Цербер всегда старался использовать случайно прилетевшие космические тела, чтобы восстанавливаться под непрерывным разрушительным воздействием метеоритов и космических лучей. Не исключено, что и первый беспилотный разведчик Силвеста был захвачен по этой причине – планетарным механизмом двигал элементарный голод, а не боязнь выдать себя. Цербер руководствовался слепым инстинктом, как венерина мухоловка, а вовсе не заботой о будущем.
Однако «Плацдарм» был создан вовсе не для того, чтобы его переваривали, не встречая ни малейшего сопротивления.
– Смотрите, Цербер учится у нас, – произнесла Вольева.
Сидя в рубке, она разбиралась с арсеналом молекулярного оружия, который планета выставила против «Плацдарма». Рисунки, которые показывала Вольева, выглядели бы куда уместнее на страницах учебника энтомологии: шеренги узкоспециализированных металлических жучков. Часть из них предназначалась для демонтажа и представляла собой передовую линию амарантийской обороны. Физически атакуя «Плацдарм», они отщипывали от его корпуса атомы и молекулы с помощью своих манипуляторов, разрывали химические связи. Кроме того, они вступали в рукопашные схватки с штурмовыми войсками Вольевой. Крупицы материи, которые удавалось урвать демонтажникам, передавались букашкам потолще, стоявшим во втором эшелоне. Эти создания хлопотали, как неутомимые интенданты, идентифицируя и сортируя добычу. Если это получалось легко – например, когда попадался кусочек вещества с простой структурой, – его сразу отправляли на утилизацию, каковой занимались еще более крупные фабричные жуки: они производили других букашек по зашитым в свою программу лекалам. Если же трофей имел более сложную структуру, его спешили передать еще одной «породе» жуков, которая изучала вещество на предмет