дьяк Каменного Приказа, ведавшего строительством, он мог хорошо знать систему подземных ходов под Московским Кремлем. И четвертый вывод – будучи дьяком Приказа Большой Казны, он, вероятно, пользовался доверием Софьи.
– Софья царствовала с 1682 по 1689 год, – заглянул Марк в папку с бумагами. – Получается, Василий Макарьев служил в дьяках и при Петре. Почему же дьяк не сообщил ему о тайнике?
– После свержения Софьи было рискованно признаваться, что был у нее на особом доверии, – рассудил краевед. – Кроме того, оставаясь дьяком, Василий Макарьев мог быть тайным врагом Петра и его реформ.
Марк признал предположение краеведа резонным.
– И все-таки, наверное, это была не библиотека московских государей, а царский архив, – продолжил Пташников. – Тогда становится понятно, почему Софья постаралась скрыть его местонахождение, приказала хранить эту тайну Макарьеву, – по ее мнению, царский архив помог бы Петру в проведении его политики, в укреплении его власти. Кроме того, там, возможно, были документы, которые она хотела использовать против Петра. Американский ученый Эдвард Кинан приписывал авторство одного из посланий Андрея Курбского ее фавориту князю Василию Голицыну. Не имел ли князь и впрямь какое-то отношение к появлению этой переписки? Обвинения в адрес Грозного вполне можно было применить и в отношении Петра, тоже отличавшегося деспотизмом и жестокостью.
Я не нашел доводов, чтобы возразить краеведу, и спросил о другом:
– Почему же Василий Макарьев рассказал о тайнике Конону Осипову? Ведь он явно рисковал, скрывая такие важные сведения от царя, и вдруг доверил их какому-то пономарю.
– Вероятно, это случилось после смерти Софьи – она умерла в 1704 году, заключенная Петром в Новодевичий монастырь. Клятва хранить тайну уже не связывала Василия Макарьева, и он открыл ее Конону Осипову, видимо, близкому ему человеку. Может, дьяк сделал это в предчувствии смерти или была какая-то другая причина.
– А как узнала про тайник Софья?
– Во время ее правления ей мог попасть в руки какой-то документ с планом тайника или кто-то сообщил о нем, хотя бы тот же Василий Макарьев, служивший некоторое время в Каменном Приказе, где могли знать о тайнике. Наверное, это случилось перед самым свержением Софьи, когда она уже поняла, что власти ей не удержать. Софья не успела воспользоваться находкой в полной мере, но Макарьев, конечно, вернулся к ней не с пустыми руками – взял несколько рукописей с собой, чтобы Софья имела представление, что хранится в тайнике. Именно так могла быть извлечена на свет переписка Грозного с Курбским.
Я напомнил Марку и Пташникову сообщение Актова о находке им в царском архиве челобитной какого-то дьяка на имя царевны Софьи; перелистав страницы своего отчета, зачитал отрывок из этого сообщения:
– «Дьяк тот по приказу царевны проник в подземный ход, ведущий к двум палатам за железными дверями, закрытыми на замки со свинцовыми печатями. Вскрыв двери, видел дьяк в тех палатах сундуки, железом кованные, а в них – великое множество древних книг. Несколько книг, чтобы показать их царевне, дьяк взял с собой, а вход в тайник замуровал заново, дабы «сие сокровище ворогу твоему кровному не досталось».
Так думаю, что под ворогом царь Петр подразумевался, с которым царевна Софья в то время за престол боролась».
– Это сообщение тоже не выходит у меня из головы, – озабоченно признался краевед.
– Вряд ли эти совпадения в описаниях тайника с книгами случайны, – сказал Марк. – Но если Актов нашел челобитную Макарьева, то ясно, что библиотека московских государей находится в Московском Кремле – там, где ее искали при Петре Первом. Или вы по-прежнему считаете, что Макарьев видел не библиотеку, а царский архив? – посмотрел он на Пташникова.
Однако краевед прямо ему не ответил:
– Сохранилась опись царского архива, состоявшего из 231 сундука. В этой описи упоминаются «коробья новгородская, а в ней книги латинские». Следовательно, можно сделать вывод, что точной границы между архивом и библиотекой к тому времени уже не существовало.
Я вспомнил состоявшийся на юбилее Пташникова разговор об Александрийской библиотеке, о которой Софья Палеолог, наверное, знала.
– Если она мечтала создать подобную библиотеку в Москве, то библиотека московских государей с самого начала своего существования могла храниться в двух местах.
– Можно предположить, что у Грозного была еще одна библиотека, которую называли «государевой постельной казной», – выслушав меня, сказал Пташников. – Сюда входили только что созданные рукописи, первые печатные книги, русские летописи и книги Священного Писания. Все они должны были быть под рукой у царя – он пользовался ими в переписке, в других литературных занятиях.
– Вместо одной библиотеки сразу три? Не слишком ли много? – недоверчиво произнес Марк.
– В 1549 году «Ураком с товарищи» была отбита у казанских послов, ехавших в Крым, арабская рукопись «Чудеса природы» и подарена Грозному. Позднее царь наказывал послу Михайлс Сунгулову, что если Минехмат-князь спросит об этой, обещанной ему книге, то отвечать так: «Государь наш ту книгу в казнах своих искать велел и доискаться ее не могли». Вот вам доказательство, что библиотека находилась в разных местах, книг было много и порядка в их хранении не было.
Марк не возразил краеведу, и он привел следующий факт:
– В описи царского архива на полях приписано: «Книги Менгли-Гиреевы взяты к государю и погибли, как постельных хором верх горел». А рядом другая приписка: «…сказал государь, что те книги сыскал у себя». Вероятно, фраза «сыскал у себя» относится к той части библиотеки, которую Грозный взял с собой в Александрову слободу.
– А почему не предположить, что после возвращения Грозного из Александровой слободы в Москву архив и библиотека стали храниться в одном тайнике, его и видел Василий Макарьев? – вопросительно произнес Марк.
– В таком случае ценность тайника просто астрономическая – древний русский архив и библиотека античных авторов! – восхищенно проговорил Пташников. – Находка этих уникальных сокровищ стала бы сенсацией века!..
Я подошел к плану Московского Кремля. Так где же искать этот затерянный царский тайник, в существование которого так хотелось верить?
Марк объяснил мне, что первый план Москвы, в пределах почти одного Кремля, был напечатан в 1549 году в книге немецкого дипломата Сигизмунда Герберштейна «Заметки о московских делах». Второй, так называемый Годуновский план, был сделан через тридцать лет. Свои планы издавали посетившие Московское государство путешественники Масса, Олеарий и другие, но все эти планы были неточными и неполными. Самый подробный для того времени «Сигизмундов план» был составлен в 1610 году по заказу польского короля для захвата Москвы.
Этот план я и рассматривал сейчас, точнее – его увеличенную и дополненную копию, на которой названия улиц города, храмов и башен Кремля были написаны