наших мастеров – итальянцы считались тогда лучшими строителями, в совершенстве знали западноевропейскую фортификацию, возводили крепости и дворцы в Лондоне, Париже, Праге. Аристотеля Фьораванти зазывал к себе турецкий султан, но архитектор все-таки предпочел далекую и холодную Москву. И, наверное, не только из-за большого вознаграждения.
– Узнал, что в Москве находится библиотека античных авторов, и приехал построить для нее тайник.
– Напрасно иронизируете, – осадил меня краевед. – В семье Фьораванти существовал культ античности, родители поэтому и назвали его именем знаменитого греческого философа. Я уверен, сманивая зодчего в Москву, Семен Талбузин рассказал ему о библиотеке, перевезенной Софьей Палеолог из Константинополя. Жаль, Аристотель Фьораванти не оставил после себя мемуаров – наверняка он видел великокняжескую библиотеку, держал в руках книги античных авторов, перед которыми преклонялся.
Не трудно было угадать, как к этому предположению отнесся бы отсутствующий Окладин.
Через гулкий сводчатый проход под Троицкой башней мы вступили на территорию Кремля, словно вошли в огромный собор с синим бездонным небом вместо крыши. И опять, как в детстве, меня восхитили Царь-пушка Андрея Чохова, из которой никогда не стреляли, и Царь-колокол отца и сына Моториных, могучий голос которого так и не раздался над златоглавой Москвой.
А где-то, возможно, рядом таилась под землей библиотека московских государей, которая своеобразно повторила их судьбы, уже сотни лет оставаясь недоступной людям.
Мы вышли на Соборную площадь – центральную площадь Московского Кремля, обязанную своим названием знаменитым кремлевским соборам: Успенскому, Благовещенскому и Архангельскому. Когда-то сюда сходились от ворот главные кремлевские улицы, здесь шумели толпы москвичей в дни торжеств и трагедий. Залитая солнцем Соборная площадь представилась мне сейчас огромной театральной сценой, действие на которой продолжалось уже несколько столетий.
По просьбе краеведа Марк раскрыл папку и вслух прочитал из «доношения» Конона Осипова, что поведал пономарю дьяк Василий Макарьев:
– «Сказывал он, был де он по приказу благоверные царевны Софьи Алексеевны посылан под Кремль-город в тайник и в тот тайник пошел близь Тайницких ворот, а подлинно не сказал, только сказал подлинно, куда вышел – к реке Неглинной, в круглую башню, где бывал старый точильный ряд…»
– Довольно-таки расплывчатые сведения, – поджал губы Пташ-ников.
– Да, к сожалению, четкими сведениями о тайнике пономарь не располагал. Поэтому, когда его спросили, где искать тайник, он назвал сразу несколько мест…
Марк вынул из папки следующую страницу:
– «Первое – у Тайницких ворот, второе – от Константиновой пороховой палаты, третие – под церковью Иоанна Спасителя лествицы, четвертое – от Ямской конторы поперек дороги до Коллегии Иностранных дел, а что от которого по которое имеет копки, того я не знаю. А та поклажа в тех местах в двух палатах и стоит в сундуках, а какая именно, того не знаю».
Краевед спросил Марка, какие работы были проведены по «доношению» пономаря.
– Сведений о предпринятых тогда поисках осталось мало, да и проводились они, видимо, второпях, без определенного плана. К серьезным поискам библиотеки приступили лишь в 1894 году, когда споры между ее сторонниками и противниками достигли точки кипения. Возглавил поиски директор Исторического музея князь Щербатов, который начал их здесь, на Соборной площади. Вероятно, в первую очередь учли, что это центр Кремля, где, как полагали, и должна храниться такая ценность, как библиотека московских государей.
Пташников резко возразил Марку:
– При чем здесь центр?! Первое, что построил в Кремле Аристотель Фьораванти, был Успенский собор. Возвели его очень быстро, за четыре года. Можно предположить, что именно в тайнике под Успенским собором первое время находилась библиотека византийских императоров, потому так и спешили с его строительством. Характерная деталь – когда Екатерина Вторая пожелала увидеть подлинник «Уложения» 1649 года, то его в первую очередь стали искать в тайнике Успенского собора. Тайник оказался пуст, но библиотека вполне могла храниться сначала здесь, в Успенском соборе.
Перед нами высился пятиглавый величественный собор с золочеными куполами, торжественно сияющими на солнце, словно они сами испускали это теплое сияние, заливая им голубое небо. Строгость и величие исходили от белоснежных стен собора, красота его скупых, сдержанных очертаний завораживала, лишала речи. Собор поднимался над землей, будто самостоятельно вырос из нее, а не был сотворен талантом итальянского зодчего и мастерством русских умельцев.
Архитектуру называют застывшей музыкой, а музыку невозможно передать словами, разве лишь впечатление от нее. Видимо, это прекрасно понимал летописец, восторженный и лаконичный отзыв которого процитировал нам краевед:
– «Бысть же та церковь чюдна вельми, величеством и высотою и светлостью и пространством; такова же прежде того не бывало в Руси, опричь Владимирской церкви».
Я спросил Пташникова, с какой Владимирской церковью летописец сравнил Успенский собор.
– Прежде чем приступить к строительству, Аристотель Фьораванти съездил во Владимир и взял образцом для подражания Владимирский Успенский собор. Здесь венчались на царство русские цари, находилась усыпальница московских митрополитов и патриархов.
– Вряд ли в таком месте могли хранить библиотеку античных авторов, – сказал Марк, любуясь стоящим перед нами собором.
На этот раз Пташников промолчал, видимо, за недостатком убедительных возражений.
Теперь мы остановились между Благовещенским и Архангельским соборами, где князь Щербатов начал свои поиски. В сравнении с Успенским собором Благовещенский выглядел более скромно, не так величественно, уступая ему и в размерах. Традиционные пять куполов не сверкали позолотой, а цветом и формой были похожи на воинские шлемы. Под ними застывшими волнами тянулись закомары, врастали в землю белокаменные стены. Собор не подавлял своей мощью, а вызывал настроение, отрешенное от всего мирского.
– Благовещенский собор строили псковские зодчие, он был домовой церковью царской семьи, здесь крестили царевичей, – объяснял краевед. – Строительство собора совпадает по времени с возведением кремлевских стен. Если начало библиотеки московских государей было положено книгами, привезенными Софьей Палеолог из Константинополя, то поиск здесь тайника с книгохранительницей вполне оправдан.
Я поинтересовался у Марка, велись ли такие поиски в самом соборе.
– Вскрыли пол на первом уровне, потом на втором, но ничего, кроме мусора и земли, не нашли. Здесь, где мы стоим, землекопы наткнулись на каменные стены старого Казенного двора, однако посчитали, что ломать их нет смысла.
– А вот и зря, – вставил Пташников. – Именно в палатах Казенного двора нашли подлинник «Уложения», затребованного Екатериной Второй. Еще при Иване Калите здесь начали хранить договорные, духовные, жалобные грамоты. В середине пятнадцатого века, когда шла борьба за объединение Русского государства, сюда свезли архивы Галицкого, Можайского, Серпуховского княжеств. В 1478 году Иван Третий взял часть архивов присоединенного к Москве Новгорода, а в 1485 году – архив тверских князей. Так образовалось первое государственное учреждение на Руси – Казенный двор. Для него построили специальное двухэтажное