что не всякому минному катеру по плечу. Хольк бросало то туда, то сюда. Кораблик болтался в виду трех островков Чафаринас, не решаясь пристать к берегу.
Как уже было сказано выше, оба студента, цыганка и ее вспыльчивый компаньон сели на край люка и бесстрастно наблюдали за буйством стихии. Или, по крайней мере, наблюдали, не выказывая страха.
Но Янко все не мог успокоиться и с яростью поглядывал на студиозусов, державших наготове свои гитары.
— Карминильо, — произнес тот, что помоложе, — куда подевался наш задор? Разве ты не слышишь, как лихо море поет свою боевую песнь? А у нас с тобой есть инструменты, чтобы ему подыграть. Ну же! Давай «Мукомола и Сулизу»!
Карминильо изумленно посмотрел на товарища:
— Чего ты хочешь, Педро?
— Переорать море. Оно ревет? А мы будем реветь песенки маркиза Сантильяны.
— Посреди бури?
— Что нам буря? Или мы не студенты Саламанки? Смелее! Подпоем морю!
— Капитан вышвырнет нас за борт.
— Пусть только попробует сунуться. Сразу получит гитарой по шее. Ха! Концерт на корабле во время шторма! О таком я мог только мечтать.
— Осторожно, волна того и гляди вырвет у тебя гитару, и ее поглотит море.
— Только вместе со мной.
— Вот вместе со своей гитарой и очутишься на дне.
— Нет уж, предпочитаю оставаться на палубе. Брось распускать нюни, Карминильо, ударь-ка по струнам. А если капитану что-то придется не по нраву, тем хуже для него.
— Он настоящий великан.
— Мы зарежем его навахой нашего друга Янко. Впрочем, глянь-ка, там какая-то заварушка. Матросы так и скачут вокруг своего капитана.
— Может, они внезапно заболели водобоязнью? — предположил Карминильо, настраивая гитару.
— Уж не сглазил ли ты их, Янко? — захохотал Педро.
Цыган, вместо того чтобы посмеяться над шуткой, вскочил на ноги, точно молодой тигр. В его руке вновь блеснул нож.
— Я тебя сейчас прикончу!
— Янко! — крикнула девушка. — Ты же обязан мне повиноваться! Моя мать была королевой.
— Но ты-то не королева.
— Только потому, что у меня нет древнего талисмана? О, я его добуду, Янко! Затем я и поднялась на борт этого холька, чтобы разыскать то…
— …что слишком сильно интересует двух школяров из Саламанки, — сердито закончил юноша.
— Хочешь добрый совет, Янко? — обратился к нему Карминильо. — Присядь-ка рядом с Заморой и насладись балладой славного маркиза Сантильяны. Уверяю, ты сразу остынешь.
— Собираетесь музицировать во время бури, сеньор?
— Студиозусам Саламанки не страшны ни бури, ни зной, ни снег. Мы никогда не расстаемся с гитарами, а на завтрак нам достаточно одной луковицы и сигареты.
— Вам бы только на гитарах бренчать. Неужто не замечаете, что на корме свара?
— Черт подери! Музыка усмиряет даже диких бестий. Усмирит и людей. Как-то раз я усыпил голодного льва игрой на бандуррии.
— Где это случилось? — дуэтом спросили цыгане, куда более любопытные, чем дети.
— На одном необитаемом острове, — с самой серьезной миной ответил студент. — Не окажись тогда со мной инструмента, не сидеть бы мне сейчас с вами.
— Что, гитара лучше винтовки? — сардонически поинтересовался цыган.
— Уж во всяком случае получше твоей навахи, — парировал Карминильо. — Пока она только малость блестела на солнце да при свете молний. Педро, начинай.
— На шканцах уже настоящее сражение, а эти всё о музыке, — проворчал Янко, сгибаясь под порывом ветра, ударившего с такой силой, словно намерился изломать рангоут[58]. — Действительно, все веселье нам испортят. Мало им шторма, который вот-вот швырнет нас на скалы Чафаринаса?
— Пойдем посмотрим?
— Пойдем, Педро. Речь не только о нашей с тобой шкуре, но и о жизни прекрасной Заморы, которая ценнее чистого золота, уж ты мне поверь.
— Между прочим, я до сих пор толком ничего не знаю. Слыхал только о каком-то цыганском талисмане, спрятанном в горах Эр-Риф.
— Не торопись, друг. Придет время, и тайна раскроется. Тогда ты не пожалеешь, что предпринял такое путешествие.
— Если море меня пощадит, а мавры не перережут глотку.
— О, это мы скоро выясним.
С широких шканцев слышались дикие вопли. Хольк бешено раскачивался на волнах. Четверо вооруженных ножами матросов-алжирцев наступали на капитана, визжа:
— Бросай груз за борт, проклятый гяур! Не видишь, хольк идет ко дну?
— Бросить мой груз?! — Капитан замахнулся насосом, который был страшным оружием в его ручищах. — Он стоит восемьсот тысяч песет, канальи! Может, вы их вернете мне, разбойники?
Капитан напрасно сотрясал воздух. Четверо алжирцев окружили его, вопя:
— За борт! Груз за борт!
— Три тысячи чертей! Сдается мне, они правы, — сказал Карминильо. — Хольк перегружен винтовками и саблями. Если выкинуть сотню-другую ящиков, корабль станет легче и не будет так оседать. Пошли посмотрим.
Молчавшая прежде цыганка вскочила на ноги и заступила ему путь:
— Не ходи, сеньор.
Янко, побелев как полотно, покрепче стиснул рукоять жуткой навахи.
— Чего ты испугалась, Замора? — со смехом спросил Карминильо. — Что меня в море кинут? Ну уж нет! Когда со мной моя гитара, я готов сразиться хоть с целым войском.
— Не ходи на шканцы, сеньор, — повторила девушка.
— Надо успокоить бузотеров. Запевай, Педро!
Второй студент уже закончил настраивать свою гитару. Это был прекрасный инструмент из звонкой бразильской древесины, инкрустированный серебром и перламутром.
— Сантильяну? — уточнил Педро.
— Да-да, для усмирения буянов лучше ничего еще не придумали.
И оба бесшабашных школяра, наплевав на бешеную качку, запели проникновенными тенорами:
Очи жгучие, длинные косы…
О, сколько страсти
В пастушке прекрасной
Из Инохосы…
Вместо того чтобы разнимать драчунов, они, казалось, вообразили, что дают представление на улицах Гранады, Вальядолида или Мадрида. Внезапно в них полетела здоровенная деревяшка с обрывком веревки, только чудом не пришибив наших певцов.
— Каррамба![59] — вскричал Педро. — Кому-то не по душе песни студиозусов из Саламанки, которых обожает вся Испания? Кто этот невежа?
— Капитан «Кабилии», — ответил Карминильо, уклоняясь от нового снаряда.
Действительно, гигант-капитан, уже утихомирив горластых, но трусливых алжирцев, увидел приближающихся студентов и решил, что они собираются присоединиться к бунтовщикам с требованием выбросить за борт его драгоценный груз.
— Ради всех быков Гранады! — завопил капитан. — И вы туда же? Будто мне шторма мало!
— Успокойтесь, сеньор, — ответствовал Карминильо. — Мы заплатили вам за дорогу.
— Пф! Жалкие гроши! — фыркнул капитан.
— Большего и давать не стоило. Чем вы нас кормите? Макаронами да фасолью пополам с тараканами. — Карминильо угрожающе замахнулся гитарой. — Шестьдесят песет за такое многовато будет, милостивый государь. Вы, сеньор, обращаетесь с нами как с рабами.
— Лучшего вы и не заслуживаете. — Капитан с топотом сбежал по трапу на палубу.
— Паршивый пес! — завопил Педро и принялся крутить над головой гитарой, точно дубинкой.
— Пес? Кого ты назвал псом? — взревел великан. —