похоже, в револьвере кончились патроны. Поэтому он попятился и метнулся к штурвалу, бормоча:
— Сейчас проверим, кто сильнее, я или буря.
Он крутанул штурвал, и хольк подскочил на волне.
— В каюту, ребятишки! Вниз, вниз, сухопутные крысята, пока море вас не проглотило!
Послушный хозяйской руке хольк резал волны, чьи пенные гребни лизали его борта. Студенты и цыгане поспешили последовать совету капитана и скрылись в кают-компании.
Бушующее Средиземное море наводило ужас. На корабль безостановочно накатывали бурые валы, шторм все усиливался, он грохотал, гремел, выл, свистел, улюлюкал. У берегов Чафаринаса разыгрался такой кошмар, словно таинственные силы сотрясали морское дно. Рушащиеся волны в щепу разбивали наружные переборки, сметали все с палубы.
Карминильо и Педро поднялись по трапу и выглянули наружу. В нескольких шагах стоял, точно изваяние, капитан. Казалось, он смеется в лицо стихии, пусть шканцы и бак трещали по швам. Могучие босые ноги словно корнями вросли в доски палубы, волосы трепал ветер. Лизар уверенно вел свой корабль, пытаясь миновать рифы Чафаринаса, то и дело скалящие из-под воды острые клыки, готовые вспороть брюхо маленькому паруснику.
— Неужели этот морской дьявол сумеет пристать к берегу? — пробормотал Педро.
— Морской дьявол? Да, ты прав, именуя его этим прозвищем. Никогда прежде не видал такого отважного и решительного моряка, — согласился Карминильо.
— Значит, мы спасемся.
— Не спеши, Педро. Берега Эр-Рифа тоже объяты бурей, высадка будет непростой и очень опасной.
— Так ты уже здесь бывал?
— Да, в прошлом году с одним приятелем. Однако то путешествие закончилось быстро. Контрабандиста, с которым я прибыл, вояки поймали и повесили. Мне пришлось попотеть, чтобы выйти из передряги живым. Меня уже собирались поставить к стенке, просто для разнообразия, но потом, впечатлившись моими гитарой и ложкой, решили отвезти в Барселону вместе с командой.
— Где ты смог доказать свою личность?
— И был отпущен на свободу.
— А команда?
— Капитана, как я уже сказал, повесили сразу. Матросов, человек шесть или семь каталонцев, отправили на каторгу, бог знает сколько лет жариться под африканским солнышком.
— Значит, если бы канонерка нас захватила…
— Нам бы с тобой мало не показалось, а капитан Лизар болтался бы на рее своего холька.
— Интересно, куда делись эти охотники на контрабандистов? Не заметил?
— Нет, Педро.
— Может, пошли ко дну?
— Или причалили к острову.
В этот момент грянул новый пушечный выстрел, за которым последовали вопли и проклятия. Студенты выскочили из каюты и не смогли сдержать крик ужаса и сострадания. Капитан «Кабилии» корчился на палубе, прижимая руки к груди.
— Убит! — воскликнул Карминильо. — Горе нам, горе!
Неуправляемый хольк закружился на месте, точно гигантский волчок, затем безжалостный ветер понес его на запад. Прибежали Замора и Янко. Крик поверженного гиганта достиг и их ушей.
— Умер? — спросила Замора.
— У него вся грудь разворочена, — сказал Янко, — кровь так и хлещет.
— Но что его убило? — удивилась девушка.
— Выстрел с канонерки, — ответил Карминильо.
— Теперь и за нас возьмутся, — сказал Янко.
Присмотревшись, Карминильо разглядел вдали за кормой канонерку, борющуюся с волнами. Похоже, она пыталась пристать к берегу.
— В каюту! — крикнул студент.
И тут набежавшая волна прокатилась по палубе, подхватила тело злосчастного капитана Лизара и унесла в море на корм акулам.
Все четверо торопливо спустились в крошечную кают-компанию, где им, по крайней мере, не грозило быть смытыми за борт.
— Думаю, — произнес Карминильо, сохранивший невозмутимость бывалого морехода, — на дне Средиземного моря сейчас играют похоронный марш и ждут нас. Увы, надеяться больше не на что. Команда утонула, корабль разгромлен.
— Что же, дружище, давай сыграем и мы, — ответил Педро, — раз уж наши гитары с нами. Доиграем песенку маркиза Сантильяны, самую веселую, какая только есть на свете. Умереть под звуки столь восхитительной музыки — значит явиться на тот свет в хорошем настроении.
— И тебе достанет духу играть, Педро?
— Разумеется, дружище. Моя гитара настроена, снаружи ярится буря, развлечемся и мы.
И юноша, сидевший на мешке с галетами, заиграл с поистине испанским пылом.
Карминильо, казалось, на миг утратил дар речи при виде вызова, брошенного шторму. Потом тоже начал перебирать струны гитары, запев:
Очи жгучие, длинные косы…
О, сколько страсти
В пастушке прекрасной
Из Инохосы.
У тенистой опушки,
Где розы цветут,
Пасту́шки и пастушки́
Овечек пасут…
Внезапно оборвав песню, он воскликнул:
— Господь всемогущий, что там творится?
— Мы тонем, — сказал Педро.
Хольк, должно быть, налетел на риф. От удара кораблик содрогнулся, и четверо молодых людей повалились друг на друга.
— Мы идем ко дну? — спросил Карминильо, первым делом хватаясь за свою чудом не пострадавшую гитару.
— Пока нет, — ответила девушка, — но, по-моему, судно получило пробоину.
— Похоже на то, — кивнул Педро, в свою очередь поспешивший поднять инструмент. — Играем, Карминильо?
— Знаешь, что-то расхотелось. Разве ты не слышишь адского грохота из трюма? Он просто-напросто заглушит нашу музыку.
Карминильо был прав. За переборкой, отделявшей кают-компанию от трюма, ревела вода, хлещущая внутрь через пробоину.
— Спроси меня кто, я бы с чистой совестью ответил, что там идет бой. Может быть, солдаты взяли нас на абордаж?
— Пойдем проверим, — предложил Карминильо, приходя во все большее возбуждение.
Оба студента уже взялись за пеньковые канаты, намереваясь подняться по трапу, когда дощатая переборка треснула, и в каюту хлынула желтоватая грязная вода.
— Мы погибли! — закричали все в один голос.
С полминуты вода со страшным шумом лилась сквозь щель, переворачивая все вверх дном, потом корабль качнуло, и вода ушла, забрав с собой мешки с провизией и повалив молодых людей.
— Я еще жив или уже утонул? — спросил Карминильо, державший цыганку за талию.
— Если болтаешь, значит твои легкие работают, — ответил Педро, мокрый до нитки.
— На палубу, друзья! — закричал Карминильо. — Там теперь безопаснее.
— Чтобы нас смыло за борт, сеньор? — фыркнул Янко.
— Не хочешь — оставайся здесь, дело твое, — ответил студент. — Правда, позволь тебя предупредить, что морская вода не только соленая, но и горькая.
— Я остаюсь, — решил цыган.
— А мы уходим, — заявили студенты.
— Замора останется со мной.
— Это еще почему? — возмутилась девушка. — Я сама себе хозяйка.
Тем временем студенты поднялись по трапу на палубу.
— Барон вверил твою судьбу в мои руки!
— Барона здесь нет. Никто ему не донесет о моем своеволии, Янко.
— Нет! Мы никогда не расстанемся, Замора! — вскричал юноша. — Я люблю тебя. Если мне суждено умереть, я умру в твоих объятиях.
— Не беспокойся обо мне, Янко, — ответила цыганка, уже начавшая терять терпение. — Я не говорила, что тебя люблю.
— Все потому, что ты отдала сердце этому Карминильо.