прислать священника-иезуита. Отец Менажé, с кем Маргарет уже однажды виделась и он понравился ей, довольно скоро пришел в больницу. Он за один вечер совершил обряд перехода в другую веру, а также соборовал Маргарет. Она при этом ощутила такое удовлетворение и утешение, что я успокоилась: я сделала все как нельзя лучше.
Несмотря на очень тяжелое состояние, она выздоровела. Как же случилось такое чудо? Для меня это — по Божьей воле. Кто-то другой скажет, что ей просто повезло, а по-моему, нет никакой разницы, как называть произошедшее. Когда происходит чудо, объяснить его невозможно. Любые чудеса нужно просто принимать со смирением — именно так мы и поступили на следующее утро, когда Маргарет смогла вдруг приподняться на кровати и сесть. Это в самом деле было чудо. А через неделю ее уже выписали из больницы, и она приехала домой.
Когда срок аренды дома в Санта-Монике закончился, мы сняли дом в Беверли-Хиллз. А вот мама, хотя ей уже исполнилось восемьдесят восемь лет, объявила, что ей нужно личное пространство, а потому хочет иметь собственную, отдельную квартиру. Она объяснила это так: «Не подумай только, пожалуйста, что я люблю тебя не так сильно, как прежде. Просто дело в том, честно сказать, что… ну… у вас с Маргарет какое-то слишком спокойное существование, а мне нужно больше жизни».
Ну что ж, я сняла для нее небольшой, но милый домик в нескольких кварталах от нас, наняла экономку-польку.
С этого момента мама стала центром всех поляков в округе. Ее переполняла невероятная энергия. К ней ходили играть в карты, она устраивала чайные вечера, собирала желающих обсудить стратегию действий по сбору средств для строительства церкви, а для этого требовалось организовывать пикники, аукционы, соревнования по танцам, которые проходили на территории вокруг церкви или в парке. Можно было подумать, будто эти мероприятия продолжались целыми днями, так что ей, пожалуй, в самом деле подошло прозвище, каким ласково наградили ее друзья и знакомые: «Вдовствующая императрица».
Приблизительно через год после того, как мы переехали в Беверли-Хиллз, настал один из самых счастливых дней моей жизни. Маргарет и кое-кто еще из друзей проводили меня в помещение суда Лос-Анджелеса, где мне предстояло дать клятву перед получением гражданства США[379]. Им не разрешили войти внутрь, и они остались ждать меня снаружи. В помещении суда была большая толпа таких же, как я — будущих американцев, и у всех на лицах было выражение, говорившее о том, что желанное наконец свершится. Такое же выражение было наверняка и на моем лице.
Кстати, перед тем, как дать присягу на верность новой родине, мне понадобилось отказаться от титула княгини Мдивани, так как я имела де-факто право носить его, поскольку после нашего с Сержем развода не вышла вновь замуж. Так много времени прошло с той поры, когда княжеский титул имел для меня значение, что я забыла думать о нем и теперь очень удивилась, когда мне об этом напомнили.
Пола Негри, 1951
После окончания церемонии я подошла к друзьям, которые ждали меня в коридоре. Я думала, что теперь мы все отправимся куда-нибудь, в какой-нибудь ресторан, чтобы отметить это событие, и потому была порядком разочарована, когда все как один заявили, что хотят поскорее вернуться домой. Я даже сердилась на них: конечно, для них в этом нет ничего особенного, подумаешь, какое дело — стать гражданином США, сами-то они американцами родились, но для меня это крайне важный момент, и я хотела, чтобы все отнеслись к нему с определенным вниманием.
Но едва Маргарет распахнула входную дверь в наш дом, меня приветствовали оглушительными возгласами: «А вот и мы!» Там оказались все-все мои старые друзья, даже те, кого я не видела уже несколько лет, и они ждали меня, чтобы поздравить со случившимся. Все было украшено в красных, белых и синих тонах, причем этот мотив был выполнен и с помощью цветов, и воздушными шариками, и даже на столовых салфетках. Мало того, даже огромный торт, покрытый глазурью, имитировал цвета американского флага. Все это устроила Маргарет: комнату успели украсить за то недолгое время, что мы провели в суде. Восхищенная ее стараниями, я спросила, как же ей удалось все это провернуть. Она лишь хмыкнула: «Ах, дорогая, это все наши техасские тайны».
Началось празднование во второй половине дня, а продлилось далеко за полночь. Наши гости веселились вовсю. Мое событие праздновали все те чудесные люди, которые так много значили для меня. Теперь они говорили: «Добро пожаловать!», приветствуя меня как часть своего, американского, общества. Можно сказать, я физически ощутила, что еще глубже укореняюсь в плодородную почву. Наконец-то я оказалась дома! Мы трудились не покладая рук над сбором средств для новой церкви. Меня с мамой сильно потрясла смерть ксендза, отца Кжеминьского, который неожиданно ушел от нас, прежде чем ему удалось завершить дело всей его жизни. Вместо него церковь возглавил отец Юреко, пожилой человек с польскими корнями, и все мы лишь удвоили свои усилия, чтобы церковь Божией Матери Ченстоховской могла стать достойным памятником для того, кто столько сил отдал на воплощение собственной мечты.
В 1953 году расчистили, наконец, участок под строительство церкви. Мы приехали на Вест-Эдамс-бульвар, чтобы присутствовать при закладке краеугольного камня. Это была простая и трогательная церемония, во время которой была выражена особенная признательность отцу Кжеминьскому за его самоотдачу и приверженность делу. Я сказала маме на ухо:
— Ох, если бы он только мог быть здесь…
Она успокаивающе погладила мою руку и промолвила:
— Думаю, он наверняка сейчас здесь, с нами.
Сверкающее, белоснежное строение новой церкви заслуженно вызвало восторженные возгласы прихожан, которые пришли на первое богослужение в 1955 году. Фасад у нее был современным, но внутри — элементы готики во внутренних сводах, на витражах — изображения польских святых. Солнечные лучи, проходившие сквозь стекла внутрь в то утро во время мессы, одарили верующих россыпью ярких цветных пятен. Мы с радостью обошли костел вдоль стен, разглядывая четырнадцать прекрасно выполненных изображений Крестного пути. Их изготовили в Италии по заказу Маргарет, которая и пожертвовала их для новой церкви.
Мозаичный запрестольный образ Ченстоховской Божьей Матери напомнил мне о нашем с мамой первом паломничестве почти полстолетия назад. Время пролетело так быстро, как будто все было как во сне, за одну ночь. В какой-то миг я поймала себя на том, что могла бы вновь проснуться в нашей каморке на чердаке, в доме на