Последний романтик самурайства
В СССР Юкио Мисиму считали (на сей раз — имея все основания) махровым реакционером. А потому и не издавали (чему оснований быть в принципе не может). Сегодня его издают, он пользуется определенной популярностью. (На мой взгляд, популярность эта вызвана натуралистическими описаниями и гомосексуальными страницами его произведений — впрочем, каждый может судить об этом авторе сам).
Недовольных политикой демилитаризации в послевоенной Японии осталось вполне достаточно: оккупационный режим МакАртура, как бы его не клеймили в советской прессе, массовых репрессий не проводил. Но недовольство превращалось в демонстрации и посещения храма Ясукуни, пар выпускался — а новая жизнь тем временем завоевывала этих завоевателей. Человек, каких бы он политических взглядов ни придерживался, должен что-то есть, должен иметь крышу над головой. А для всего этого надо вписаться в систему.
Кем был Юкио Мисима? Писателем, интеллигентом, вроде бы, далеким от военной сферы. Но именно эта «интеллигентность» (ничего общего не имеющая ни со знаниями, ни с хорошими манерами) толкает людей на следование «возвышенным идеям». А уж какими эти идеи окажутся — покушением ли на царя-освободителя, организацией акций по спасению животных со скотобоен или возрождением величия империи — подсказывает каждая конкретная ситуация и каждое конкретное время. Суть всегда остается одинаковой (хотя форма, порой, бывает и довольно безобидной). Мисима выбрал реваншизм. Ностальгию по прошлому.
Большинству из нас, вероятно, сложно хотя бы просто понять мотивацию таких людей (об искренней симпатии к их делу и речи быть не может). Тогдашний премьер Японии Сато дал четкую и ясную оценку тому, что сотворил Мисима, назвав его сумасшедшим («китигаи»). Из этого видно, что тяга к саморазрушению вовсе не свойственна японцам. Конечно, у нас в России могут найтись философы, считающие такие поступки тягой к максимальному действию, возможному для человека. Но люди, как правило, совершают (или пытаются совершить) максимальное действие, оставаясь в живых. Даже если речь идет о войне, то, в отличие от камикадзе, победителям чаще всего свойственна иная философия: «Не мы должны гибнуть за свои идеи, а враг — за свои…» На то они и победители.
Юкио Мисима, сожалевший, что дожил до сорокалетнего возраста, но так и не сделался героем, выбрал для себя ответ: уходить. Но уходя — хорошенько хлопнуть дверью.
Поэтому писатель стал создавать тайную армию из таких же, как он сам. Разумеется, сторонники нашлись, хотя их было немного. Конечно, можно говорить об их стойкости и мужестве но ведь и революционерам, бросавшим бомбы в царя (а заодно и в ни в чем не повинных людей) в мужестве не откажешь. И религиозным фундаменталистам — тоже. (Сиоко Асахара, о котором еще будет сказано, — это исключение из правил).
Любопытно, что примером для его «Общества Щита» стали герои из числа ультралевых организаций, участвовавшие в терактах. Естественно, взгляды «леваков» Мисима и его сподвижники не разделяли. Но ведь важнее для них оказалось другое — и они сами, и ультралевые не щадили ни своих, ни чужих жизней во имя идеалов, они были готовы к немедленному действию. А по сути (хотя и обе группировки наверняка обиделись бы на подобное высказывание), и те, и другие представляли несвободный прошлый мир.
О чем же писал Мисима? В России хороню известен его рассказ о молодом офицере, участнике фашистского путча 1930-х. Путч провалился, и он должен покончить с собой. Вслед за ним самоубийство совершает его супруга.
В рассказе почти не затрагивается предыстория. Основной его сюжет — это долгая и обстоятельная подготовка к обряду сэппуку и его совершение. Натурализм описания способен вызвать омерзение. Но для Мисимы человек, совершающий ритуальное самоубийство, был образцом чести и долга.
А. Моррис, лично знавший Мисиму, пишет о том, в чем был убежден японский националист: «Со времени окончания войны на Тихом океане, японцы решили «играть только наверняка», придавая особое значение безопасности и материальной обустроенности и игнорируя то, что является наиболее уникальным и драгоценным в наследии страны. Вследствие этого их тела живут дольше, чем прежде, но дух умирает ранней смертью».
Безусловно, такое отношение как минимум, неверно. За идеи надо жить. Даже в фильме «Последний самурай», который вызвал немалый интерес к бусидо и на Западе, и в России, и даже (как это ни странно звучит) в самой Японии, главный герой говорит императору Мэйдзи на вопрос о героической гибели мятежника Кацумото: «Я расскажу вам, как он жил…»
Юкио Мисима и его сподвижники из «Общества Щита» этого учитывать не захотели. 25 ноября 1970 г. в Токио произошел путч, который по всем параметрам должен бы называться «опереточным». Если бы не одно обстоятельство — смерть оказалась вполне реальной.
Мятежники сумели захватить штаб-квартиру Сил самообороны. На этом, собственно, путч и завершился — Мисиму не поддержал никто. Дело было проигрышным с самого начала.
Выбор оказался невелик — либо сдаться и идти под суд, либо… Юкио Мисима выбрал иной вариант — и совершил ритуальное самоубийство по всем канонам самурайской этики.
И вошел в историю. Не надо навешивать на него ярлыков, называть «фашистом» — это будет не вполне верно. Но Мисима был человеком прошлого — это очевидно.
«Презрение Мисимы к «безопасной жизни» напоминает мне об одном путешествий в такси, которое я пережил несколько лет назад в Токио, — пишет Айван Моррис. — Шофером был молодой человек того типа, который известен под названием «водитель-камикадзе». Подобно средневековому самураю, штурмующему вражескую крепость, он ворвался в центр города на безумной скорости, виляя зигзагами между машинами, автобусами и прохожими, полностью игнорируя светофоры и прочие мелкие помехи. Через десять минут такой самоубийственной езды я попросил водителя остановиться и выпустить меня из такси, объяснив, что вот только что вспомнил об одном важном деле, которое мне нужно сделать по пути. Продолжая ехать на полной скорости, он повернулся ко мне и спросил с презрением: «Неужто так жалко жизни?» Сейчас я понимаю, что, но крайней мере в одном отношении, молодой водитель принадлежал к укоренившейся в Японии героической традиции…»
Сложно сказать, насколько такая традиция действительно укоренилась в Японии. Конечно, воспоминания о былом величии были сильны даже в 1970-е гг., когда в страну стали доставлять бывших воинов императора, которые едва ли не по 30 лет охраняли отдаленные острова Индонезии и Филиппин, не зная, что война давно завершилась. (Этим людям уже в 1980-е годы была посвящена замечательная песня русской рок-певицы Насти Полевой «Тацу», собственно, с нее и началась популярность группы «Настя»).
А японские «леваки» тем временем вполне подтвердили репутацию «людей прошлого». В 1972 г. японская организация «Ячейки красной армии» напали на аэропорт города Тель-Авив «Лод», действуя заодно с палестинскими террористами. Напомним, что 1972 г. стал особенно трагическим для Израиля: на Олимпиаде в Мюнхене были убиты спортсмены из этой страны.
Но рационализм, который отмечал еще отец Николай, все же дал себя знать. И Мисима остался лишь эпизодом в истории. А следующий наш герой, тот самый, который поставил точный диагноз и писателю-самоубийце, и «Обществу Щита», гораздо симпатичнее. И. можно надеяться, гораздо типичнее для Японии.
Премьер-миротворец
Можно сколько угодно рассуждать об ангажированности лауреатов Нобелевской премии мира (в их числе, как мы знаем, были и А.Д. Сахаров, и М.С. Горбачев). Но все же, заметим: просто так Нобелевская премия мира не вручается, для этого существуют серьезнейшие основания. И то, что ее был удостоен премьер-министр Японии, говорит о многом. Например, о том, что его страна окончательно отказалась от гибельного пути в прошлое — к несвободе, бесправию, новым войнам и уничтожению нации.
Японский премьер-министр Эйсаку Сато — тоже из числа лауреатов Нобелевской премии. Его биография вполне типичная для политика послевоенной поры. Он занимал высокий чиновный пост в годы войны, работая на железной дороге. Но пост этот был «мирным» (конечно, постольку поскольку в Японии тех лет могло существовать хоть какое-то «мирное население»). Во всяком случае, Сато был гражданским чиновником, и происходящее со страной вполне могло и не вызывать у него каких-то патриотических чувств.
В послевоенные годы он оказался в Либерально-демократической партии, стал одним из соратников премьера Сигеру Ёсиды, своего одноклассника. В начале 1960-х очередной премьер, Хиято Икэда, был вынужден уйти в отставку по состоянию здоровья. Его преемником на посту лидера Либерально-демократической партии (и премьер-министра) стал Сато.