Он почувствовал пот, выступивший на висках. Он знал, что в этот момент мистер Ратц за дверью бесшумно взвел курки своего револьвера.
- Вы знаете, что такое нетерпение, мисс Кэрри́ди?- Мистер Рипли вдруг отмер.
- Я, да…
- Нетерпение, мисс Кэрри́ди, это – ржавчина. Это то, что заставляет механизм портиться, давать сбой. Нетерпение – это скачок в мерном ходе механизма. Вы пытаетесь нарушить мерный ход, мисс Кэрри́ди? Ваше нетерпение вас разъедает, но оно… ожидаемо и просчитываемо. Я знал, что вы потребуете показать Машину, и я был готов к этому.
Сердце мистера Портера застучало, как безумное, вдох застрял в горле где-то на полпути к легким.
Мистер Рипли шагнул к одной из деревянных колонн и дернул вмонтированный в нее рычаг. В тот же миг на глазах у изумленных служащих банка в стене по левую руку открылся люк, прежде замаскированный кирпичной кладкой, и на разложившихся рельсах выехала небольшая платформа, на которой стояла – мистер Портер сглотнул – его Машина.
- Площадь…- голос мистера Портера дрогнул, но он тут же взял себя в руки,- площадь Грейвз-сквер, дом номер четырнадцать, квартира номер восемнадцать. Это в Старом центре. Раз в год, в один и тот же день Ригсберги переводят деньги по указанному адресу.
- Что это за день?
- Семнадцатое мглина. Прошлая отправка произошла две недели назад.
- В вашем источнике было указано время отправки денег?
- Эээ… да,- мистер Портер поглядел на мисс Кэрриди, и та сказала:
- Шесть часов вечера. Незадолго до начала туманного шквала.
- Я еще могу успеть…- проговорил Рипли, и было неясно, констатирует ли он факт или же спрашивает сам себя.
- Можете успеть? Куда?
Мистер Рипли не успел ответить. Из-под его тесного футлярного пальто раздался звон, и он извлек на свет часы на цепочке. Вернее, мистер Портеру показалось, будто это часы. Рипли отщелкнул крышку, и на выдвинувшемся из футляра механизме закрутились десятки крошечных стрелок.
- Мне пора,- сказал хозяин мансарды, сдвинув пальцем несколько стрелок, после чего вернул свой странный прибор на место.- Я получил то, что хотел. Вы получили то, что хотели.
Мистер Портер кивнул, все еще не веря в то, что все прошло гладко. Свойственное господину управляющему банка недоверие не позволяло ему забывать, что пока что все еще не закончилось…
- Как мы можем быть уверены, что, получив желаемое, вы не станете нас шантажировать в дальнейшем?- спросила мисс Кэрри́ди.
- Вы уже отыграли свое,- ответил Рипли.- Моя в вас надобность отпала. Мы больше не встретимся. Я продолжу исполнять задуманное, а вы встретите неизбежное.
- Это угроза?
- Да. Но это не я угрожаю вам. Скоро в этом городе произойдет нечто. То, что вы называете словом «Кошмар». И никому от него не укрыться.
- А как же вы?
- Я успею выполнить мою задачу.
Различные смутные угрозы мистера Портера не особо волновали. Главное, что его Машина была здесь. Его сейчас заботило лишь это… Но его помощница выглядела испуганной.
- Вы говорили, что разорвали цепь событий,- начала мисс Кэрри́ди взволнованно.- Как вам это удалось?
- Мне пора.
- Скажите, мистер Рипли! Как вам это удалось?
- Время. Ушло.
Мистер Рипли резко сжал руку, и только сейчас мистер Портер обратил внимание на то, что под его пальцами все время пряталась ручка, к которой были подсоединены пружины, ведущие куда-то под манжету. И в следующий миг… мистер Рипли исчез.
Даже мисс Кэрри́ди, готовая, как она считала, к совершенно любому исходу, пораженно распахнула рот.
Он просто растворился в воздухе. За какое-то одно мгновение. Словно его здесь и вовсе никогда не было. Или, вернее, словно его здесь еще не было.
Часть четвертая. Дом на улице Клёнов.
Часть IV. Глава 1. Исчезновение и похищение.
Часть четвертая. Дом на улице Клёнов.
Глава 1. Исчезновение и похищение.
Мастерская «Гримо и Тьюлис» располагалась на улице Твидовой неподалеку от площади Неми-Дрё, но найти ее было непросто. Любой чужак тут же потерялся бы среди множества тесно стоящих и едва ли не вскарабкивающихся друг на дружку вывесок, которые напоминали составленное из газетных вырезок требование о выкупе, посланное похитителями. Порой отыскать то или иное заведение здесь могли лишь местные.
Лавчонки, мастерские башмачников и портных, лудильщики и точильщики, табачники и брадобреи, небольшие пабы и крошечные конторки – все это теснилось и подступало почти вплотную к трамвайной линии. Всякий раз, как мимо шел трамвай, все стекла в квартале принимались дребезжать, а предметы на столах и даже люди на стульях подпрыгивать.
Доктор Доу не любил спрашивать дорогу у прохожих, считая себя непревзойденным мастером ориентироваться в городе, но даже он потерялся в этом сумбуре.
Пост констебля здесь располагался в будочке-нише между пабом «Усач» и шляпным ателье «Кокридж». Господин полицейский устроился на шатком стуле и занимался тем, что мечтательно читал затертое и замасленное меню из кафе «Омлетссс!», что располагалось напротив, и втягивал носом запахи эля, доносящиеся из «Усача». На вопрос доктора, где бы он мог найти мастерскую «Гримо и Тьюлис», констебль искоса на него глянул, поправил шлем и поморщился, словно не представлял, как можно не знать таких простых вещей. Что касается доктора Доу, то он был не настроении для затяжных бесед со служителями Дома-с-синей-крышей, и, судя по всему, это явно отразилось на его лице, поскольку констебль не стал затягивать и ткнул рукой:
- Между «Споннсс» и «Светлячком. Газом для ламп и фонарей».
Доктор поблагодарил и отправился на поиски. Вскоре нужная дверь обнаружилась – отыскать ее без карты, компаса и навыков опытного следопыта было практически невозможно. И тем не менее, вот она: пошарпанная зеленая дверь под вывеской «Гримо и Тьюлис». Внизу висела табличка, на которой было написано: «Чиним всё!». Надпись эта внушила доктору некоторую надежду, учитывая, что он побывал уже в трех мастерских и в двух лавках, и везде встречал отказ и совет обратиться еще к кому-нибудь (адрес этого «кого-нибудь» прилагался), и в итоге цепочка из адресов как раз таки и привела доктора на Твидовую улицу.
Натаниэль Доу толкнул входную дверь. Над головой тут же раздался легкий перезвон колокольчиков. «Тинь-ти-ти-тинь-тинь-тинь» – что-то в этом было от полузабытой детской песенки, но доктор никак не мог вспомнить какой, да и, признаться, не слишком уж его сейчас волновали какие-то колокольчики.
Оказавшись в мастерской, он будто погрузился в сонный пруд. Уличная возня затихла, словно ее обрубили,