Брант устремил на жену сверкающий взор.
— Если бы ты была мужчиной… — начал он горячо и остановился.
— Нет, я только женщина и должна сражаться по-женски, — с горечью перебила она. — Да, я прошу, я молю, я льщу, прислуживаюсь, лгу! Я ползаю там, где ты стоишь во весь рост, проходя в дверь, я низко сгибаюсь там, где ты не нагнул бы головы. У тебя знаки достоинства на плечах, а я свое достоинство прячу под платьем рабыни. И все же я трудилась, боролась и страдала! Послушай, Кларенс, — тут голос ее снова стал кротким и просящим, — я знаю, что вы, мужчины, зовете «честью» и как она принуждает вас держаться случайно сказанного слова, пустой клятвы. Ну пусть! Я устала, я сделала свое дело, ты сделал свое. Бежим вместе; оставим войну тем, кто придет после нас, а сами уедем в далекие края, где грохот пушек и кровь наших братьев не будут взывать о мщении! Есть в нашей стране люди… Я встречала их, Кларенс, — продолжала она быстро, — которые считают безнравственным участвовать в этой братоубийственной борьбе, но не могут жить под ярмом северян. — Это, — голос ее стал нерешительным, — хорошие люди… Их уважают… Они…
— Трусы и рабы, по сравнению с которыми даже шпионка вроде тебя — королева! — запальчиво прервал ее Брант.
Он умолк и отвернулся к окну. Потом снова подошел к кровати, помолчал, затем сказал спокойнее:
— Четыре года тому назад, Элис, в патио нашего дома в Роблесе, я, может быть, выслушал бы такое предложение и — страшно подумать! — может быть, принял бы его! Я любил тебя. Я был таким же слабым, себялюбивым и недальновидным, как люди, о которых ты говоришь. У меня не было цели в жизни, кроме любви к тебе. Поверь по крайней мере, что теперь я так же предан своему делу, как ты своему, — ведь я в твою преданность верю. В ту ночь, когда ты ушла от меня, я осознал свое ничтожество и падение — быть может, мне следует даже поблагодарить тебя за свое пробуждение — и понял горькую истину. В ту ночь я обрел свое настоящее призвание, цель жизни, мужское достоинство.
С подушки, на которую она устало откинулась, прозвучал злой смех:
— Кажется, я оставила вас тогда с миссис Хукер… Избавьте меня от подробностей.
Кровь бросилась ему в лицо и мгновенно отхлынула.
— Вы уехали от меня с капитаном Пинкни, который соблазнил вас и которого я убил! — воскликнул он в бешенстве.
Они с яростью смотрели друг на друга. Вдруг Брант сказал: «Тише!» — и бросился к двери. В коридоре раздались торопливые шаги. Но он опоздал: дверь распахнулась, и на пороге появился дежурный офицер.
— Возле наших постов задержаны два офицера-конфедерата. Они требуют, чтобы вы их приняли.
Не успел Брант ответить, как в комнату вошли с веселым и самоуверенным видом два офицера в серых конфедератских кавалерийских плащах.
— Мы ничего не требуем, генерал, — заявил первый из них, высокий, видный мужчина, изящно приподняв руку в знак протеста. — Мы очень сожалеем, что приходится беспокоить вас из-за дела, которое, в сущности, важно только для нас самих. После обеда мы решили прогуляться, натолкнулись на ваши дозоры, и, конечно, нам приходится отвечать за последствия. И поделом. Хорошо еще, что нас не пристрелили. Боюсь, что мои люди не проявили бы такой сдержанности! Я полковник Лагранж, Пятого теннессийского полка, а это мой юный друг, капитан Фолкнер, из Первого кентуккийского. Ему, как юноше, еще простительно, но мне…
Он смолк, взгляд его невзначай упал на кровать и на больную. И он и его товарищ вздрогнули. Проницательный глаз Бранта подметил в их лицах кое-что посерьезнее, чем обычное, естественное смущение джентльменов, нечаянно ворвавшихся в дамскую спальню. Впрочем, полковник Лагранж быстро справился с собой; оба тотчас сняли фуражки.
— Тысяча извинений! — сказал Лагранж, поспешно отступая к двери. — Вы, надеюсь, поверите, генерал, что у нас и в мыслях не было так грубо вторгнуться к вам. Внизу нам наплели каких-то небылиц: будто вы заняты допросом беглой негритянки, — иначе мы ни за что бы не осмелились сами войти сюда.
Брант быстро взглянул на свою жену. Когда вошли задержанные, ее лицо словно окаменело, глаза холодно устремились в потолок. Он сухо поклонился и, указав рукой на дверь, сказал:
— Я выслушаю вас внизу, господа.
Выйдя за ними из комнаты, он остановился и не торопясь повернул ключ в замке; потом жестом предложил им спуститься впереди него по лестнице.
ГЛАВА VII
Никто не произнес ни слова, пока они не спустились на первый этаж и не вошли в кабинет Бранта. Отпустив знаком дежурного офицера и вестового, Кларенс обратился к пленным. Лагранж явно утратил свою веселую развязность, не потеряв, впрочем, самообладания; капитан Фолкнер смотрел на своего старшего товарища полунасмешливо, полурастерянно.
— К сожалению, генерал, я могу только повторить, что наша безрассудная прогулка привела нас к столкновению с вашей охраной, — сказал Лагранж с некоторым высокомерием, сменившим внешнюю фамильярность, — и мы были взяты в плен по всем правилам. Теперь, если вы поверите моему честному слову офицера, я не сомневаюсь, что наше командование согласится обменять нас на двух ваших храбрых офицеров из тех, кого я имел честь видеть в нашем лагере, — вы, вероятно, нуждаетесь в них больше, чем наше начальство нуждается в нас.
— Что бы ни привело вас сюда, джентльмены, — сухо сказал Брант, — я рад, что вы, на ваше счастье, в военной форме, хотя это и не избавляет меня, к сожалению, от моего неприятного долга.
— Я вас не понимаю, — холодно ответил Лагранж.
— Если бы вы не были в форме, вас, вероятно, пристрелили бы как шпионов и не стали бы брать в плен, — спокойно сказал Брант.
— Вы хотите сказать, сэр… — начал было Лагранж.
— Я хочу сказать, что нам достаточно хорошо известно: в этом лагере и в штабе дивизии орудует шпион конфедератов, и это оправдывает самые строгие меры с нашей стороны.
— Но позвольте, какое это имеет отношение к нам? — высокомерно спросил Лагранж.
— Мне нет надобности объяснять такому старому солдату, как полковник Лагранж, что всякая помощь, поддержка и даже получение информации от шпиона или изменника в расположении противника караются так же строго, как и самый шпионаж.
— Вам угодно удостовериться, генерал? — заметил полковник Лагранж с ироническим смехом. — Бога ради, не обращайте внимания на нашу форму. Обыщите нас, если угодно.
— Нет, полковник, — многозначительно ответил Брант, — вы только успели проникнуть в наше расположение.
Лагранж покраснел, но быстро преодолел смущение и сказал с чопорным поклоном: