Его ещё долго месили бы, если бы не Яросвет. Выбравшийся чуть ли не из-под пуза, он несколько долгих мгновений стоял и любовался на избиение трупа, попутно отряхиваясь и оттираясь от крови. Потом с явно наигранным изумлением спросил:
-А чего вы? Он же мёртв!
Они остановились не сразу. Совсем не сразу. Но приказу Ярослава, сообразившего быстрее и быстрее допустившего слова Яросвета в разгорячённый бойней мозг, подчинились немедленно – как ждали.
-Отступать! – приказал сотник…
11. Лютень и Буйслав.
Грустная это была картина – отступающее конное войско. В коннице и так не слишком много порядка и драться долго и упорно она может только в кощунах. А так – в лучшем случае четверть часа боя, по сути короткая сшибка, и самые яростные бойцы так же лихо бросаются отступать, как раньше – вперёд. Вот и сейчас: краса и гордость родов Тура и Медведя, дружинная конница поспешно отступала, преследуемая по пятам врагом, а прикрывать её, своими голопузыми телами прикрывать оставались ратники-земцы, которых в обычной жизни презирал последний отрок дружинный. Ко всему, среди пешцев тоже разрасталась паника, из задних рядов потянулись к спасительным холмам самые дерзкие и лишь малая часть войска готова была драться по-прежнему, яростно и стойко вынося один только вид базиликанских чудищ. Все, даже дружинники готовы были до последней капли крови сражаться с людьми. Это не страшно, привычно. Вид же крылатых и разноцветных монстров, пышущих огнём, способен был заморозить кровь в жилах самых смелых и умелых. Да и потом, такого успеха, какого добился заваливший на левом крыле дракона отряд конников, больше никому не выпадало. Остальным за каждую каплю нечеловеческой крови приходилось платить страшную цену. Своей – в десять, в двадцать раз большим количеством. Да ещё этот огненный дождь с неба, выкашивающий полные сотни, бьющий внезапно и совсем не там, где ожидался…
Ведуны – к ним претензий нет – делали всё, что могли. А могли они немного. Мало их было, пусть и умелых. И на каждого Огнекрылого сокола135 или Жабу136 приходилось по десять Огненных шаров или Стрел Жизни, эту самую жизнь уничтожающих очень умело и быстро. И булат, самый лучший, златенской, не был для этого магического оружия помехой, при попадании магического огня тая, словно лёд под жаркими лучами Коло. Но самым страшным врагом воев были всё же драконы. Добив чудищ гардарских, восемь из них по-прежнему реяли в лучах Коло, время от времени пикируя из недосягаемой выси и осыпая ещё способных сражаться воинов огненными шарами. Стрелы и сулицы, которые с отчаяния метали в них многие воины, не приносили им, казалось, никакого вреда. А когда один из восьми, самый большой и свирепый, напоролся в полёте на Огнекрылого сокола, то пылающие его останки обрушились на одну из наиболее крепко стоящих сотен, погребя под собой несколько десятков воинов и – самое главное – двух ведунов. Оба погибли. А ведь в Большом полку было всего-то двенадцать ведунов!
Князь Буйслав наблюдал за картиной сражения с явным раздражением, медленно переходящим в безысходное отчаяние. Выходило так, что верная победа его героического войска перетекала в оглушительное поражение, из которого ещё надо суметь выбраться живым. Базиликанцы по всему фронту теснили рати, на правом крыле был окончательно сокрушён Одесный137 полк. Стяг со Змеем пал на его глазах…
Буйслав нахмурился. Не только было жалко погибших хлопцев – соболей, лисов и змеев, но и появилось опасение, что теперь уж базиликанцы не преминут обойти Чело справа и ударить в незащищённый, оголённый фланг. Получится мясорубка и в ней поляжет всё остальное войско… Правда, был и повод для мелкой радости – на левом крыле великолепно проявил себя князь Волод. Вот уж от кого нельзя было ожидать такого умения! А ведь встав стеной между холмами и оврагами, Ошуйный полк не подпустил к себе врага. Конница Волков и лесные стрелки-ежи прекрасно поладили и из-за спин отличных стрелков, белке в глаз попадающих, не раз и не два выметался железный вихрь, выметая всё поле на два-три перестрела перед «стеной». Волод даже сумел сохранить резерв, которым – ещё одна незнакомая его черта – готов был поделиться с Большим полком. Буйслав же, удивляясь сам себе, от помоги отказался и более того, велел Володу придержать её. Уже в этот час, когда ничего не было до конца ясно и в любой момент сражение вновь могло переломиться в пользу Родов, он начал думать об отступлении. Тогда и потребуется свежая конница, способная продержаться час или два. Пока основная масса войска, бросая обозы и оружие, не отступит к облюбованному Буйславом лесу. Вот там уж драконы клятые развернуться не смогут! Крылья себе обломают! И не только крылья, если есть среди них различие на мужиков и баб…
-Княже! – дрогнувшим голосом зашептал вдруг на ухо ему воевода Крещан. – Княже, князь Лютень!
Лютень, уже спешенный, быстро поднимался по холму наверх, совершенно игнорируя полные сочувствия взгляды свиты Буйслава. Уже известно было, что именно медведи понесли наибольшие потери, что в бешенной атаке полегла треть дружины и погиб сам воевода Радовой, брат и ближайший друг князя. Сейчас только, хотя минуло полчаса с момента, когда конница завернула назад, подле холма стали собираться дружинники. Ошмётки той великолепной десятитысячной орды, что выметнулась вперёд меньше часа назад. Ах, Перун Златобородый, почто ты так строг к своим внукам?!
Молчал Громовник, словно и не слышал. Зато не молчал Лютень, встав перед Буйславом.
-Мы проигрываем! – тихо, мёртвым голосом сказал он, не глядя по сторонам и даже на Буйслава не глядя. Казалось, он намеревался прожечь взглядом дыру в земле, чтобы отправить туда всё базиликанское войско.
-Ну, до этого ещё далеко! – как можно бодрее начал Буйслав. И заткнулся, наконец-то увидев, каковы они, сводящие с ума женщин зелёные глаза Лютеня. Полны отчаяния.
-Ты знаешь, я не трус! Но я говорю: мы проиграли! – тихо повторил Лютень. – Надо уводить войско, если не хочешь, чтобы от него вообще ничего не осталось. А чтобы ты был уверен, что я не трус, берусь возглавить заслон лично.
Буйслав молчал. Признавая в самой глубине, в дальнем и тёмном уголке правоту Лютеня, соглашаться прилюдно он не желал. Иначе пришлось бы признать, что главный виновник – он сам, сломавший железный и нерушимый строй гардарской обороны. Не хотелось признаваться. А потом не стало времени. Со всех сторон на холм взбегали взмыленные, забрызганные своей и чужой кровью сотники и тысячники, докладывали сколько с ними пришло… Доклады сыпались совершенно разные, но редко – добрые. Три десятка… Четыре… Шесть – в одной из дружинных сотен Туров… Во многих «сотнях» оказались приблуды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});