перестал ощущать себя отдельным от них существом, утратил возможность определить, где кончаюсь я и начинается свет, струящийся по комнате, извивающийся и замыкающийся сам на себе.
Я стал плести узор иной Вселенной из этого света, точно так же, как сплетал из него другие конструкции, вроде лент, плетей и шаров. Но что-то мешало мне в этом, что-то не давало картинке сложиться. Нарисованный мной образ тут же распадался.
Я напрягся, призвал себе на помощь больше света, и машина дала мне его. Столько сил не было ни у меня, ни у Яркого, но машина, спроектированная Мудрецом и построенная Стриксами, многократно увеличивала наши возможности. И я пользовался этим, продолжая наращивать мощь.
Представьте, что вы пытаетесь поднять невероятно тяжелый груз. Вы силитесь раз, другой, но не выходит оторвать его от пола дольше чем на пару секунд. Тогда вы зовете на помощь друга и пытаетесь в четыре руки. Становится лучше, но он все еще слишком тяжел, и вы зовете следующего, и еще одного. Рук становится все больше, и вот уже груз кажется вам совсем не таким тяжелым. Примерно так ощущал себя и я, призывая себе на помощь все новые и новые потоки света, пока вдруг что-то не сломалось, не треснуло, и образ, который я силился нарисовать, вдруг не стал явью.
Стены и потолок, в которые уходила цепь от нашей платформы, исчезли, и ужасающее, отвратительное, мерзкое болото перестало быть лишь плодом моего воображения. Теперь мы находились прямо на нем. Печать была сломана, дверь открыта, и в этом месте, внутри маяка, два пространства стали едины.
– Свершилось, – проговорил Вилорд благоговейным шепотом и, стянув с головы шлем, вдохнул полной грудью едкий воздух.
– Вот он какой, его мир.
– Очаровательное зрелище, правда? – проговорил я, морщась от отвращения.
После того, как я отпустил потоки, ощущение собственного тела и собственных скудных сил, не идущих ни в какое сравнение с теми, которыми я только что обладал, вернулось, чуть не сбив меня с ног. Но взявшись за перила я сумел удержаться.
– И вот ради этого, по-твоему, мы проделали весь наш путь? Таким ты хочешь видеть и Адверс в итоге? Отвратительным и зловонным?
– Угомонись, Клиффорд! – поднял руку Вилорд. – Сейчас твои слова лишь пустой звук, теряющейся в воздухе незнакомой нам, но удивительной Вселенной.
– Удивительной? Ты уверен, что подобрал правильное слово?
– Прекрати свои неуместные речи. Раз не можешь понять и оценить всю важность совершенного тобою действа, то лучше молчи. Молчи и взирай.
– Было бы на что.
– Он идет! – провозгласил Вилорд.
Я глянул в темный колодец у нас под ногами. Оттуда действительно скоро потянулись длинные черные щупальца. Несколько ухватились за нашу платформу, опасно накренив ее, другие переползли через края дыры и погрузились в жижу болота. А затем показался и он – громадный, отвратительный червь. Он полз все выше и выше, он приближался, заполоняя собой почти все пространство колодца, а затем, добравшись до самого верха, отвел в сторону нашу платформу, словно она была легче пушинки и, издав протяжный утробный рев, нырнул в свою родную жижу. Его длинное, скользкое тело, пульсировало и сокращалось, переползая из нашей реальности в иную, пока над нами не взвился короткий плоский хвост, и не скрылся в болоте. Щупальца отпустили нашу платформу, и она закачалась, подобно качелям, над пропастью. Вилорд и я схватились за перилла и присели, чтобы не слететь с нее.
На какое-то мгновение все стихло, а затем, разбрызгивая во все стороны склизкие, бурые комья, из болота снова вынырнул Мудрец. Теперь его тело покрывали длинные водоросли и какие-то длинноногие существа, похожие не то на крабов, не то на пауков, ползали по нему в огромном множестве.
– Дом! – взревел он.
– Вы дома, повелитель! – подтвердил Вилорд. – У нас получилось!
– Конечно, получилось! Иначе не могло и быть!
– Тогда верни ее! – закричал я. – И мы тоже возвратимся домой, как и договаривались.
– Глупый человек! – Мудрец склонился надо мной, и потоки густой жижи стали стекать на меня с его гладкого тела. – К чему мне было тащить сюда твоего жалкого призрака! Я оставил ее там, в вашем мире! Вот только вам туда не скоро доведется возвратится!
– О чем ты говоришь?! У нас был уговор! Мы открываем тебе путь домой, а ты отпускаешь нас!
– Отпустить вас?! Позволить вернуться домой?! Лишиться столь ценных проводников?! Не бывать этому!
– Лживая тварь!
– Этот мир – только начало! Ты, Клиффорд Марбэт, и твой Яркий откроете мне врата еще во множество других миров!
– С чего ты взял, что мы сделаем это? – прорычал я сквозь зубы.
– Потому что в итоге вы захотите вернуться домой! И только я смогу вам в этом помочь! Как тебе такой уговор, Клиффорд Марбэт!
Сгорая от ненависти и гнева, я взглянул на Вилорда и увидел в его глазах то, чего не ожидал. В них стояли растерянность и сострадание. Вилорд Стрикс не знал о планах Мудреца, не думал, что все обернется так. Великое будущее для всего Адверса, наши совместные достижения – все это были его собственные идеи, которыми Мудрец позволял ему тешиться до поры, до времени. Однако сам червь не собирался ни с кем дружить, не собирался ничего менять, он хотел власти, желал силы, и плевать ему было на прозаичные идеи своей жалкой марионетки. Он никогда не планировал отпускать нас, не знал, что такое честность и уговор, а Вилорд Стрикс, похоже, действительно думал, что мы сможем многого добиться, объединившись. Теперь же реальность обрушилась на него всей своей массой, придавив маленького человека, указав, где его место в том порядке, который желает установить Мудрец. И самым ужасным во всем этом было то, что, отдав свой разум во власть протектора, Вилорд Стрикс мог осознать весь ужас происходящего, но уже никак не был способен ему воспротивиться. Себе он больше не принадлежал, и Мудреца это, должно быть, страшно забавляло.
– Прости... – только и вымолвил Вилорд.
«Ловушка! Конец!» – я не мог в это поверить. – «Неужели, нам суждено будет провести многие годы в этом отвратительном мире, под гнетом этого омерзительного существа?!»
А затем вдруг меня осенила мысль, последняя, спасительная, а может губительная:
«Путь в Адверс еще не закрыт, мост не разрушен».
Я глянул вниз, в колодец, ведущий обратно в наш мир.
«Да,