— Не знаю, ей-ей ничего не знаю.
— На вывеске, вот где! — кричит Федот, выбегает из лавки и показывает на новенькую вывеску. — Здесь, вот она. Не знаешь?
Выбегает за стариком Аверьян и видит, что над лавкой у него поверх старой новенькая вывеска, где по синему фону написано желтым:
Грабиловка Аверьяна Мамина.
А напротив, через улицу — кооперативная лавочка, которую все зовут потребиловкой. И вот так одна против другой: потребиловка и грабиловка.
Хватает Аверьян себя за волосы и кричит на всю улицу:
— Убил, убил обормот, антихрист проклятый!
Потом срывает вывеску и топчет ее ногами.
— Так вот зачем брал он краски, вот куда они пошли! Жена, жена, закрой лавку, закрой! Я не торгую!
А народ повторяет вслух «Грабиловка Аверьяна Мамина» и хохочет, хохочет на всю площадь. Никому не жаль Аверьяна, всем весело.
Убегает Аверьян в дом, жена запирает лавку, а народ весь идет в кооперацию.
Несколько дней стоит Аверьянова лавка закрытой, потом у нее распахиваются двери, и на крылечко выходит сам Аверьян. Он пожелтел и исхудал, у него печальные разобиженные глаза.
Идет народ к нему в лавку и каждый говорит:
— Не сами же вы повесили такую вывеску?
— Кто враг себе?!
— Да, грабиловка, где же тут продашь… А все-таки ловко выдумано, здорово.
Не может Аверьян слушать этих слов, в нем как яд разливается злоба. Он закрывает двери и уходит. Пробует в следующие дни открыть, а ему говорят все то же, жалеют его, ругают озорника.
Хуже ножа эти разговоры Аверьяну.
— Замолчите все, не хочу слушать, не могу! — кричит он, убегает, а через неделю весь товар сдает в кооператив и наглухо забивает двери лавки.
* * *
Приближался день освобождения Хохловки от Колчака. Ерошка решил отпраздновать этот день как полагается и пошел к товарищу Шумкову сговориться.
— Если уж делать революцию, то делать ее по всем статьям, — сказал Ерошка.
— К чему ты клонишь?
— В годовщину давай устроим праздник. Пройдемся с флагом, на площади митинг скажем, а вечером спектакль. К тому времени стенгазету выпустим.
— На заборе?
— Не на заборе, то время прошло. Ребята все со мной. Кое-кто из больших, чай, поможет, — и подмигнул Шумкову.
Пригласили кооператора Гульбина, и он согласился купить новые флаги: сельсовету, кооперации и школе.
— Ты, товарищ Шумков, будешь говорить речь. Я скажу, и Гульбин скажет. А учительница сделает спектакль.
Ерошка пошел к учительнице. Она обрадовалась ему:
— Слышала я про тебя. Немножко резко ты, а в общем, все хорошо.
— Мягко ничего не сделаешь. К празднику надо спектакль сообразить.
— Не придет никто.
— Придут, кое-кто придет, я ручаюсь.
Договорился Ерошка с учительницей, а своим друзьям сказал, чтобы они все играли в спектакле.
Были у Ерошки кипучие дни. Уговорил он девчонок, и они сшили три флага из материи, купленной Гульбиным. Но ведь не оставишь флаг пустым, надо написать на нем, и Ерошка ищет в справочнике комсомольца подходящие лозунги.
Хороший, незаменимый справочник, каких только лозунгов в нем нет!
Потом Ерошка идет к Шумкову:
— Напишем на твоем флаге: «Да здравствует Советская власть и мировая революция».
Шумков согласен.
Ерошка к Гульбину.
— На твоем напишем: «Кооперация — мост к коммунизму».
И Гульбин согласен.
Ерошка к учительнице. Там вышел спор: что написать на школьном флаге?
— «Ученье — свет, а неученье — тьма», хорошо будет? — хотела учительница.
А Ерошка не согласен:
— В этом революции нету. С революцией надо.
— А если так: «Когда придет то времечко, когда мужик не Блюхера и не Милорда глупого, Белинского и Гоголя»…
— Не годится, — прервал Ерошка. — Длинно и слабо.
— «Дети — цветы жизни».
— Какой черт цветы, есть вроде мухоморов, ядовитые.
— Ну тогда что же? — потеряла терпение учительница.
— Подумать надо, у нас в детдоме было так… Постой, я припомню… «Мы учимся работать и бороться за свободу трудящихся всего мира». Ну как?
— Хорошо, — согласилась учительница.
— И революция здесь есть.
Ерошка расписал флаги звездами, серпами, молотами. По вечерам он приходил в школу и помогал учительнице шить парики, делать бороды к спектаклю. До поздней ночи сидел Ерошка над стенной газетой, писал в нее статьи, стихотворения.
К празднику все было готово. Газета получилась с большое одеяло, еще накануне прибили ее к стене кооператива. Всему народу объявили, что приглашают на праздник и митинг. Собираться к школе, оттуда пойдут с флагами на площадь. Вечером в школе бесплатный спектакль.
Утром к школе раньше всех явился Ерошка, потом пришли Шумков и Гульбин. Оба с флагами. Начали собираться ребята, они приносили неутешительные вести: того не отпустили, у того спрятали валенки, чтобы не ушел.
— Говорят, что начнем с флагами ходить, бога забудем, и не отпускают.
— Мы-де не коммунисты, и нечего нам ходить. Пусть коммунисты ходят.
— Одни пойдем, айда! — торопил Ерошка.
Из мужиков пришло человек пять, а из баб одна Антипкина мамка.
Ерошка взял флаг сельсовета и пошел впереди. За ним школьники, а в хвосте мужики и Антипкина мать.
— Начинаем «Интернационал»!
Вставай, проклятьем заклейменный…
Пели нестройно, но громко, а во дворах, заслышав пение, гавкали, надрывались цепные псы.
Пришли на