кипятку, тряпок!
Выбежали бабы на крик с водой и с тряпками.
— Отмывай, скобли! — командовал Аверьян.
Принялись скоблить и мыть, а деготь проник глубоко в дерево и не отмывается.
— Плюнь, не надо. Рушить забор придется. Председатель где? Такие безобразия допускает!
Аверьян выходил из себя, а народ обсуждал газету:
— Правда, что зря Аверьян землей владеет… и насчет лавки верно.
— Бога напрасно трогает.
— Может, и вправду нет его.
Пошла перебранка между мужиками, а ребята и молодежь радовались потихоньку:
— Все-таки ловко расписал… самый лучший забор выбрал.
— Другую у кого напишет, а?
— Знать, облюбовал уж.
— Ерошка сделал?
— Неизвестно, подписи не оставил. Да кому больше, до него ведь не было такого.
Аверьян привел Шумкова. Председатель покачал головой и улыбнулся.
— Тебе смешно, ты за него, за антихриста. А мне каково? — приступил Аверьян к Шумкову.
— Не шуми, Аверьян. Идите все на собрание.
— Здесь собрание, здесь!
— Тогда тише.
Замолкли.
— Видели, кто это сделал? — спросил Шумков.
— На Ерошку подозренье падает.
— Позвать его!
Пришел Ерошка.
— Ты это расписал?
— Я.
— Хват парень! Смелкач, — послышались одобрения.
— Антихрист ты! Писал бы себе на лбу и шлялся дураком! — наскочил на него Аверьян.
— Заставить Ерошку вымыть.
— Не буду… Здесь газета, если вы смоете, то будет самая наипервейшая контрреволюция.
— Нельзя заборы портить.
— Нечего им и зря стоять.
Долго волновались, под конец постановили, что на заборах писать запрещается.
— О землице поговорим, — начал один из мужиков.
— Чего о ней, дурак этот сбил тебя?
— Может, и дурак он, а написал умно. Передел надо, довольно пухнуть Аверьяну!
Слушал Ерошка галдеж о земле и радовался:
— Все-таки задело, горланят… Ладно, мы им подсыплем соли.
В тот же день Аверьян нанял плотников. Они столкнули забор и начали его перестругивать заново.
Ерошка подошел к ним и сказал:
— Молодец Аверьян, спасибо ему — выстружет забор, можно опять написать.
— Достукаешься ты, парень, до беды.
— Э, волков бояться…
— Другой раз тебе это не сойдет.
Позвал к себе Ерошку председатель Шумков:
— Парень, будь поосторожней. В первый раз ничего — сошло. Здорово задело, мы, пожалуй, скоро наберем голосов и передел земли сделаем. А в другой раз будь осторожней, народ здесь… не дрогнет рука… Я тебя буду застаивать, знай, что я за тебя.
— Вот и хорошо…
— Только об этом не трезвонь, то сладу не будет, мне нельзя рушить хорошие отношения. А ты действуй!
На том и условились.
* * *
Все хохловцы боялись за свои заборы, Аверьян не спал несколько ночей и караулил. Он съездил за Денежкин камень в завод и привез оттуда нового пса, а старого выгнал. Жене велел кормить собаку до отвала.
Не было для Ерошки теперь иного имени, как антихрист. Одни называли его так со злобой, другие с улыбкой. Многие радовались, что задели Аверьяна.
Особенно боялись за свои заборы в старообрядческом конце. Ведь коснись к забору Ерошка, и придется новый ставить, старый жечь — нельзя оставить с печатью антихриста.
А Ерошка бросил думать про заборы, он начал подбирать себе компанию ребят, которые сочувствовали ему. Антипка, Илюшка, сын того мужика, который заговорил о переделе, еще двое-трое.
Сходились ребята по ночам на сеновале то у Антипки, то у тетушки Серафимы. Говорил им Ерошка:
— Одному мне не раскачать деревню, а компанией мы много сделаем. Теперь мне опасно писать стенгазету, а вам можно, на вас никто не подумает.
И Ерошка каждому дал по записочке и сказал, что и на каком заборе писать.
— Я уйду в город, а вы без меня здесь орудуйте.
Ушел Ерошка в город, видели это все, видели его хохловские и в городе, уж никак не мог он выпустить второго номера газеты «Вгоняй революцию», а он появился на новеньком заборе у Марка, который считался у старообрядцев святым братцем.
В ту же ночь на Аверьяновом заборе появилась надпись:
«Товарищи, когда же будет передел земли? Пора! Давно пора!»
Был в Хохловке опять переполох, было общее собрание.
— Когда же конец этому? — кричали пострадавшие.
— Выгнать его надо.
— Кого?
— Ерошку.
— Не его это дело. Не мог он написать, Ерошка в городе.
— В городе?
— Да, видели там.
— Кто же тогда?
— Знать, есть помимо Ерошки.
— Он подговорил, не обошлось здесь без него.
— Это ведь неизвестно, — начал защищать Ерошку Шумков. — Парень в городе, сделали без него, ясно — не он.
— Ты, товарищ Шумков, покрываешь.
— Не покрываю ничуть, а зря винить и его не дам.
— Не ты ли уж написал про передел-то? — пристали к отцу Илюшки. — Ты его добиваешься.
— Ты видел меня? Не видал и молчи!
Так и не узнали, кто писал. А святой старец Марк сломал забор, свез в поле и сжег.
Вернулся из города Ерошка и порадовался:
— Одного забора нет, ладно, будем рушить другие.
Ерошка вернулся не с пустыми руками, привез много ярких больших плакатов. Заварил он клейстеру и пошел их наклеивать по заборам: к кооперативу, сельсовету, к лавке Аверьяна.
— Не