Читать интересную книгу Красный флаг: история коммунизма - Дэвид Пристланд

Отличие Эфиопии от других африканских коммунистических режимов состояло не в особенностях использования марксизма-ленинизма в интересах националистов и не в попытках угодить русским. Тем не менее между Эфиопией и Россией сложились особо близкие отношения, что отмечали многие марксисты того времени. Условия жизни революционеров Эфиопии отличались от условий жизни других африканских марксистов, которые пришли к марксизму через антиколониальную освободительную борьбу. Как и Россия начала XX века, Эфиопия представляла собой стратифицированную, распадавшуюся, православную старорежимную империю. Революционно настроенные эфиопы понимали, что старый режим задерживает развитие страны. Неудивительно, что история России показалась им близкой. Многие считали, что Эфиопия пойдет по пути большевиков, только ускоренными темпами.

В 1957 году на первой странице одной из студенческих газет было напечатано следующее заявление: «Вся Эфиопия, весь мир надеется, что наше поколение возьмет на себя ответственность за развитие Эфиопии и поставит ее на один уровень со всеми цивилизованными странами»{1129}. В то время многие считали, что могли бы работать на благо Эфиопии и при императоре Хайле Селассие. Селассие, правивший с 1930 года с небольшим перерывом во время итальянского вторжения, был авторитарным лидером и приверженцем модернизации. Когда он пришел к власти, Эфиопия была аграрной страной, контролируемой аристократами, которые наживались на налогах и эксплуатации крестьянского населения. Эфиопия представляла собой православную империю, в которой доминировали северные амхарцы и (в меньшей степени) тиграи, покорившие неправославные южные народности. Селассие попытался реформировать режим, развивая промышленность, все еще игравшую незначительную роль в экономике бедного аграрного государства. Он также стремился к централизации государственной власти и ослаблению аристократии, способствуя развитию нового класса образованных чиновников и офицеров современной армии. Количество студентов в Эфиопии насчитывало 71 человека в 1950 году, а к 1973 году достигло 10 тысяч, не считая тех, кто обучался за рубежом (например, в 1970 году около 700 человек из Эфиопии получали образование в США){1130}. Разумеется, такая стратегия была очень рискованной: подразумевалось, что молодые люди с высшим образованием и современным мировоззрением должны были служить авторитарному лидеру, называвшему себя потомком царя Соломона и царицы Шевы (Вирсавии). Однако со временем режим Селассие становился более консервативным и репрессивным, окружал себя аристократией и наделял большой властью представителей старых знатных родов. Сторонники модернизации, особенно военные, начали осуждать императора за то, что Эфиопия значительно отстала в развитии от бывших африканских колоний, скинувших оковы империализма. В 1960 году они попытались организовать государственный переворот, который потерпел крах, однако обозначил глубину разочарования элит режимом. Как в свое время в России, авторитарный режим подвергся резкой критике со стороны образованных сторонников модернизации, крестьян и защитников этнических интересов, особенно в Эритрее.

Таким образом, кажется, что Эфиопии больше всего подходил традиционный марксизм с его критикой «феодализма». Многие студенты, сами происходившие из бедных семей, сочувствовали бедным крестьянам и ощущали вину за то, что имели некоторые привилегии, как и их русские предшественники. Однако популярность марксизма в Эфиопии возросла благодаря влиянию Запада, а не СССР. Режим Селассие был тесно связан с США. Новые формы марксизма обычно распространялись благодаря студентам, получившим образование на Западе, а также добровольцам «Корпуса мира».

В 1965 году студенты Аддис-Абебы развернули кампанию в защиту прав собственности. Они требовали отменить трудовые повинности, выступали под лозунгами «Землю — земледельцам» и «Долой крепостное право!». Как было сказано выше, к 1968 году студенческие движения уже связывали собственные интересы с борьбой против американской политики во Вьетнаме и против апартеида в ЮАР{1131}. К 1971 году все десять кандидатов на пост председателя Союза университетских студентов утверждали, что единственной подходящей идеологией для Эфиопии является марксизм-ленинизм{1132}. Один современник, не поддерживавший марксистов, вспоминал: «Марксизм считали неопровержимой истиной… любое несогласие молодых с режимом истолковывалось в терминах марксизма. Многие не разбирались в марксизме и не читали марксистских работ, однако это никого не волновало. Они были одержимы марксизмом»{1133}.

Падение режима Селассие ускорил экономический кризис: голод 1973-1974 годов, с которым режим не мог справиться, а также повышение цен на нефть. Революция началась в феврале 1974 года с восстания младших офицерских чинов, недовольных плохими условиями службы и высокомерным, презрительным отношением со стороны старших офицеров. Военных поддержали рабочие и студенты, организовавшие забастовки[769]. Несмотря на попытки нового либерального правительства Ындалькачэу подготовить конституционные реформы, беспорядки продолжались до тех пор, пока группа младших армейских чинов, так называемый «Дерг» («Комитет», Временный военно-административный совет), окончательно не захватила власть, свергнув императора в сентябре[770].

Сначала большинство членов организации «Дерг» придерживались африканского социализма в духе Ньерере[771], «эфиопского социализма», однако практически с самого начала влиятельная группа офицеров, куда входил и заместитель председателя Временного военно-административного совета «Дерг» майор Менгисту Хайле Мариам, стала прислушиваться к левым марксистским настроениям студентов. О происхождении Менгисту известно мало. По одной из версий, его отец был бедняк с юга, прислуживавший аристократу с севера[772].{1134}

Во многом из-за того, что его цвет кожи был гораздо темнее цвета кожи амхарцев, многие эфиопы считали его «рабом» по происхождению.

Менгисту отлично осознавал свое низкое происхождение, однако он добился значительных преимуществ в политике. Он хорошо оценивал политическую ситуацию, при этом скрывая свои истинные намерения и мысли{1135}. Французский журналист Рене Лефорт считал низкое происхождение Менгисту преимуществом революционера 1970-х: «В сознании любого крестьянина с юга или бедняка из столицы… он воплощает месть, которая оправдывает превышение полномочий, он был настоящим Робин Гудом, взошедшим на трон. Как те императоры прошлого, которые, как разбойники, захватывали корону, чтобы затем подарить людям справедливость»{1136}.

И все же Менгисту, утверждавший, что отстаивает права бедных, вовсе не был популистом-романтиком. Возможно, он и испытал на себе, что такое низкое положение и плохое образование, однако он усердно пытался ассимилироваться со знатными амхарцами. Он обладал даром оратора и страстно поддерживал принципы эфиопского (амхарского) национализма. В некоторых аспектах его биография перекликалась с биографией Сталина: в многонациональной империи на него смотрели свысока как на представителя подчиненной южной народности, который хотел слиться с носителями «высокой», более современной культуры и таким образом проложить себе путь к власти{1137}.

Политика Менгисту была связана с его происхождением. Как в свое время Сталин, он осознавал силу народной мобилизации, однако он также стремился достичь «продвинутого уровня» модернизации с помощью централизованной власти и даже насилия, при этом он заявлял, что Эфиопская революция могла обойтись без насилия (в отличие от Славной революции в Англии в 1688 году, жертвами которой, заявлял Менгисту, стали сотни тысяч людей){1138}. Несмотря на то что он плохо разбирался в марксизме, он и другие радикальные члены группы «Дерг» стремились заручиться поддержкой студентов-марксистов.

Первые признаки радикализма членов «Дерг» проявились в марте 1975 года, когда ими было принято решение национализировать землю, передав ее в собственность тем, кто ее обрабатывал. План, разработанный группой радикальных чиновников еще при Хайле Селассие (многие из них получили образование в США), учитывал стремление левых марксистов Эфиопии упразднить «феодализм» и полностью игнорировал предупреждения либералов о том, что реализация этого плана приведет к насилию.

Как Сталин в 1920-е годы, «Дерг» объявил мобилизацию городских студентов, призванных нести революцию в село. Режим и студенты одинаково относились к этому проекту: они считали его военной кампанией, распространением просвещения среди отсталого сельского населения, борьбой с предрассудками, объединением нации. Слово «кампания» (zemecha) было использовано в названии проекта «Развитие через кооперацию, просвещение и трудовую кампанию». Это же слово употреблялось для описания походов северных христиан на юг в XIX веке. Несмотря на то что студенты были атеистами, они сохранили энергию и самонадеянность покорителей прошлого. Лидеры «Дерга» заявляли: «Веками люди в целом и лидеры в частности придерживались давно устаревших взглядов»; «эти разъединяющие идеи задерживали прогресс и просвещение»{1139}.