Читать интересную книгу "Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов"

Простите ещё раз!..

— Геннадий, что-то происходит?

— Да!.. Да! Прямо сейчас из здания Судебного Приказа…

[Звучат выстрелы]

— Да что же это⁈ Разве так можно⁈

— Геннадий!..

— Это просто возмутительно, господа! Сейчас Алексей покажет, что происходит. Алексей, будьте добры!.. Переведите картинку!.. Очень надеюсь, что всё происходящее привлечёт внимание высшего руководства Приказов и всей Руси!

Пока длился перерыв в заседании суда, мы с Пьером и Марией Михайловной успели обсудить наши перспективы. Хотя головой я понимал: это сейчас они «наши», а спустя время имеют шансы стать лично моими.

И я справлюсь. Зуб даю, даже на каторге не пропаду.

Вот только за сестру было тревожно. И, конечно, Константин попытается достать тёмного, а Мария Михайловна ему поможет. А если всё получится — они и о Софии не забудут. Вытащат и доставят в Ишим. Но вот что будет дальше? Смогу ли я помочь сестре, или ей придётся самой справляться?

Да, пока и Мария Михайловна, и Пьер были решительно настроены мне помочь. Но это пока. Пока не вывезено училище, пока есть хоть какая-то надежда меня оправдать… Я не строил иллюзий о том, что Васильки вечно будут на моей стороне. Ещё пара неудач, и всё — буду списан. И винить в этом некого, да и незачем.

Мария Михайловна обязательно обо мне погрустит: она в глубине души очень добрая. Но даже госпожа проректор не будет печалиться вечно: у неё и другие ученики есть, которым требуются внимание и помощь. А Пьер, каким бы молодцом ни был, настоящий франк, поэтому без оплаты и палец о палец не ударит. В общем, память Андрея подсказывала: в таких вопросах энтузиазм защитников держится от трёх-четырёх месяцев до полугода. Редко когда больше: так уж устроена психика человека.

В мире Андрея, используя эту особенность, специально затягивали дела, заниматься которыми не хотелось, или те, которые надо было замять. Даже если человек был сильно обижен и расстроен, в какой-то момент желание покарать виновного и навести справедливость у него шло на спад, да, к тому же, находились новые дела и заботы — и дело благополучно забрасывалось.

В общем, я не обольщался по поводу дальнейших планов. Пока ещё они у меня с руководством Васильков общие, но пройдёт время, и я останусь один, нос к носу с проблемами.

И словно, чтобы лишний раз об этом напомнить, через полчаса меня снова увели в отдельную комнату. А спустя минуту, вот сюрприз, туда опять пожаловали Михеев и Бродов.

При этом тот слизняк, который помладше в чинах, снова открыл было рот, но тысячник полиции показал ему кулак — и Михеев тут же заткнулся. Только вытаращенными глазами смешно похлопал: видимо, очень хотел высказать мне своё наболевшее.

— Плохи ваши дела, ваше благородие… — а Бродов тем временем принёс от стены стул, поставил перед мной и уселся. — Или, может, пришло время перейти на «ты»?

— Для вас, сударь, я всегда буду на «вы» и «ваше благородие», — холодно ответил я.

— Очень зря, ваше благородие, очень зря… — нахмурился Бродов, которого моё поведение, похоже, сбивало с толку. — Мы ведь и сейчас ещё можем договориться. Как бы замять это дело…

— А вы, сударь, не охренели ли часом? — удивился я. — Мало того, что вы донимаете меня во время суда, что, насколько я помню, запрещено законом… Так ещё и предлагаете вот здесь, прямо в обители правосудия, дело замять! То есть вы мне в лицо говорите, что можете повлиять на суд, верно? Или просто врёте, но тоже в лицо?

Бродов на миг замолчал, моргнул, а потом скривил губы:

— А ты, сучонок, тупой, как я погляжу? — не выдержала душа поэта издевательств, исходящих от какого-то малолетки, каким он меня считал.

— А ты — хамло, Татьевич, — ответил я спокойно. — Наглое, зарвавшееся хамло.

Бродов сжал кулаки и заскрипел зубами так, что аж слышно было.

— Привык сделки со всеми заключать? — усмехнулся я. — Привык загнанных в угол использовать, да, козлина?

Головой я понимал, что девятнадцатилетний Фёдор такого сказать не мог. Из меня рвались знания и опыт Андрея, а это были знания и опыт пожившего своё человека, который, к тому же, и крутился в сфере охраны правопорядка… Но поделать с собой ничего не мог: бесили меня эти двое так, что сил никаких не хватало.

— Чего вылупился-то, урод? — с усмешкой спросил я, глядя, как белеют костяшки пальцев на сжатых кулаках собеседника. — Ударить хочешь? Так ударь, не стесняйся! Сделай мне подарок! Я даже помогу: под твой кулак так подставлюсь, чтобы кровища из моей рожи рекой лилась! Думаешь, охрана Судебного Приказа будет тебя, злобного мудака, выгораживать? Даже если тебе кажется, что ты их за жопу схватил — нет, не станет. Что, забыл? Покушение на жизнь двусердого — это пожизненная каторга. За что бы ты их там ни прихватил, оно не стоит пожизненной каторги.

— Вот же ты гнида мелкая… — не удержался Михеев, стоявший у стены.

— А ты вообще хлебальник свой завали! — посоветовал я. — Ты — говно, Михеев. Не человек, а бурдюк с говном! Ты рот открываешь, а дерьмом несёт на версту!..

Пришлось замолчать, усилием воли заставляя себя успокоиться. Что-то да, разбушевался немного…

А потом уже спокойно продолжил:

— Судари, у меня есть для вас очень любопытное предложение.

— Да пошёл ты! — буркнул обиженный Михеев.

— Совсем обнаглел? — мрачно поинтересовался Бродов, у которого желваки ходуном ходили.

— А предложение такое: сейчас вы поднимаете свои наглые жопы и валите во-он в ту дверь. И делаете так, чтобы я ваших рож больше не видел до конца суда. Иначе я чуть-чуть занервничаю и сам кинусь на ваши кулаки! Подниму шум, разобью себе рожу, устрою скандал… И тогда уже вы будете судьям объяснять, что забыли в этой комнате, и доказывать, что я сам себе лицо о ваши кулачонки расквасил. Только не здесь будете объяснять, а в Ишиме! Вот такое предложение, господа… И действует оно, пока я считаю до пяти. Раз!

Михеев посмотрел на своего начальника, а тот не отрывал взгляда от меня. И на его лице можно было прочитать целую палитру чувств: от крайнего удивления до… Страха? Что ж, если бы я попал, как герои книжек из мира Андрея в какое-то РПГ — сейчас бы точно заработал какую-нибудь редкую ачивку.

—