Прошла минута, другая, третья, и я не вытерпела.
— Почему вы не пробуете? — спросила я тонким голоском, как оробевшая школьница перед директором.
Богосавец поднял голову, внимательно посмотрел на меня и вдруг поманил пальцем.
— Попробуй ты, — сказал он. — И опиши, что почувствуешь.
6. Душевная кухня
— Правда? Можно? — я обрадовалась тоже как школьница.
— Можно, — щедро разрешил шеф.
Запахнув халат поплотнее, я подошла к столу и точно так же, как Богосавец, положила ладони на столешницу, разглядывая блюдо.
— Это новый рецепт? — спросила я, чуть не задыхаясь от восторга. Попробовать еду самого Богосавеца! Богатые люди платят бешеные деньги, чтобы только поесть в его ресторане, а я попробую блюдо мастера!
— Надо обновить меню, — шеф пожал плечами. — Что-то летнее, легкое, свежее…
— Выглядит очень аппетитно, — заверила я его. — И пахнет замечательно.
— Пробуй, — он положил передо мной на салфетку нож и вилку.
Я вооружилась столовыми приборами, отрезала кусочек осетрины, обмакнула его в соус и отправила в рот. Вкус был божественный. Я закрыла глаза, чтобы не отвлекаться. Потому что невозможно думать о еде, когда рядом стоит Богосавец — идеал и кумир — и смотрит на тебя так, словно предложил руку и сердце и ждет ответа.
Прожевав, я отрезала еще рыбы и на этот раз съела ее с овощным гарниром.
— Здесь лимоны! — воскликнула я, когда овощная сальса взорвалась на языке настоящей весенней свежестью.
В овощи были добавлены кусочки лимона, очищенные от пленки, и это придавало нужную кислинку даже без уксуса.
— Осетрину замариновали с лимонной и апельсиновой цедрой, — догадалась я после третьего кусочка. — От этого даже дух захватывает! Никогда не думала, что рыба может так освежать!
— А соус? — спросил Богосавец.
— Обжаренный чеснок хорошо сыграл, — признала я. — Из зелени чувствую базилик — зеленый и фиолетовый, шнитт-лук, мяту, эстрагон… И еще добавлен имбирь. От него особая острота…
— Подумать только, угадала.
Я посмотрела на шефа — он усмехался углом рта и был, по-моему, доволен.
— А овощи? Угадаешь?
— Тут всё ясно, — я положила вилку и задумалась. — Помидоры, перцы, рубленые оливки, лимоны, из специй — черный перец…
— А как общий вкус? Гармонично?
— Почему вы сами не попробуете? — сказала я, помолчав
— Я же спросил, как тебе на вкус? — ответил он и чуть нахмурился, словно я спросила несусветную глупость.
— Свежо, вкусовая палитра отличная, — послушно принялась перечислять я, — на мой взгляд — то, что надо для летнего меню, но… но чего-то не хватает, — я почти испуганно вскинула на него глаза. — Не обижайтесь, пожалуйста…
— Не хватает… — Богосавец уставился на тарелку. — Чего? Соли? Приправ? Чего не хватает?
— Нет, — замотала я головой. — С этим все в порядке. Но…
— Да говори уже, прекрати мямлить, — приказал он.
И я решилась.
— Прошу прощения, но прежние ваши блюда — они были шедевральны, — выпалила я на одном дыхании. — А это… оно слишком… слишком обычное, что ли. Не хватает какой-то изюминки… В других ваших рецептах…
— Ты почему не спишь? — вдруг спросил он, перебив меня. — Имей в виду, завтра рабочий день. Никаких поблажек. Надо спать, а она бродит по ресторану, — он хмыкнул и принялся убирать продукты.
— Это не нарочно, — начала оправдываться я. — Просто увидела свет, решила спуститься… А вы почему не спите?
— Просто увидел кухню, решил что-нибудь приготовить, — ответил он и улыбнулся, оглянувшись на меня через плечо. Но это была не улыбка Душана с экрана телевизора. Это была грустная, усталая улыбка.
— Вам тоже надо отдохнуть, — сказала я, подчиняясь внезапному порыву. Было смешно жалеть Душана Богосавеца, но в этот момент я испытала нечто подобное. — Мне кажется, вы устали…
— Мы все устали, — снова перебил он меня. — Иди спать. Завтра будет трудный день.
Ему хотелось избавиться от меня, это тоже было ясно. Смущенно пожелав ему спокойной ночи, я вышла из кухни и закрыла дверь.
Следующий день и в самом деле выдался волнительным и насыщенным. В ресторане снимали очередную серию программы «Душевная кухня». Я впервые видела закулисную работу актеров, режиссеров и операторов, и была потрясена, как это все отличалось от того, что показывали на экране.
В кухне стало тесно, хотя камеры и софиты расположились в дальнем углу, чтобы никто никому не мешал — ни повара съемочной группе, ни операторы — поварам.
Режиссер орал матом еще хлеще, чем Богосавец, а Богосавец улыбался в камеры, но стоило прозвучать заветному «Снято!» — превращался в настоящего монстра. Через полчаса съемок я думала, что они с режиссером поубивают друг друга.
— Мне не нравится, что ты топчешься с этой камбалой вдоль плиты! — возмущался режиссер. — Ты должен стоять у стола и шинковать капусту!
— Камбала сама побежит жариться? — огрызнулся Богосавец.
Режиссер картинно простонал и потер шею, разминая мышцы. Он оглянулся и заметил меня — я как раз разделывала палтуса.
— Ну-ка, — режиссер даже снял очки, разглядывая меня. — Девочка фактурная. Давай в кадр! Живее! Живее!
Я испуганно затрясла головой, но Милан уже сам встал на разделку и кивнул мне, разрешая подойти к съемочной группе.
— Отдай ей рыбу, — велел режиссер. — Она с ней и будет бегать. Нет, постой! — он так неожиданно сорвался на крик, что я, уже протянувшая руку, чтобы взять камбалу, замерла. — Расстегни рубашку, — велел режиссер. — Ты запаковалась, как монашка! Расстегивай верхние три пуговицы. Вера, а ты загримируй ее.
Пока Вера расставляла рядом со мной баночки, коробочки и раскладывала кисточки, я расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке.
Богосавец вдруг чуть повернул голову в мою сторону, и взгляд его стал пристальным и тяжелым, а в серых глазах вспыхнули опасные огоньки. Мне показалось, что сейчас шеф по-волчьи прищелкнет зубами и бросится на меня… Как завороженная, я расстегнула вторую пуговицу, а потом третью…
Наверное, именно в этот момент Богосавец перестал быть для меня недосягаемым кумиром. Теперь я видела перед собой не картинку с экрана, а мужчину — необыкновенно притягательного, но с обыкновенными мужскими желаниями. И представила, как бы вспыхнули его глаза, если бы я расстегнула рубашку до конца и сбросила ее на пол.
Богосавец смотрел на меня, и я тоже не могла отвести глаз. Кто бы мог подумать, что взгляд может так притягивать? Властно, чувственно — и не нужно никаких слов. Еще секунда — и я бы шагнула прямо в объятия к шефу, как кролик в пасть удава, но с небес на землю меня вернул голос режиссера:
— Отлично! — он несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая мое внимание. — Косынку тоже сними. Держись все время на два шага позади и стой лицом к камере!
Шеф резко отвернулся, будто его застали при совершении преступления. Сердце мое сладко ёкнуло, и я поскорее схватила сковороду и деревянную лопатку для жарения, чтобы не было заметно, как сильно дрожат руки.
Мне пришлось поджарить одну за другой три рыбных тушки, пока Богосавец готовил луковый соус, попутно рассказывая на камеру, какое вино лучше использовать и как определить, что соус готов и нужно немедленно снимать его с плиты.
От софитов было жарко, как в полдень на пляже где-нибудь в Евпатории, и я вздохнула с облегчением, когда жареная камбала была уложена поверх салата из зелени, гарнирована запеченной в духовке картошкой и полита соусом, а режиссер скомандовал: «Снято!».
Софиты выключили, и сразу стало холодно — рубашка противно прилипла к спине, пропитавшись потом.
— Мне от тебя надо больше огня, Душан, — принялся выговаривать режиссер. — Огонь, улыбка!.. Ты должен бабам на блюде себя преподносить! Что с тобой сегодня? Ты сам, как эта камбала!
— Всё сказал? — поинтересовался Богосавец, вытирая лицо поданной влажной салфеткой.
— Чтобы к следующей неделе был — о-го-го! — режиссер многозначительно вскинул кулак.
— Хорошо, изображу тебе на камеру о-го-го какой стояк, — огрызнулся шеф.